Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

Делия коснулась щеки, на которой виднелся очень тонкий белый шрам.

– Я помню. Он когда-то сделал мне больно.

– Он был очень маленький, милая. И не хотел этого, – сказала Оливия.

Делия взглянула на Эндрю, словно ожидая подтверждения слов матери, которого он не мог дать.

– Завтра мы пойдем в кино, – сказал он. – На «Гарри Поттера». Будет здорово. А потом можем пойти погулять по лесу – иногда там можно увидеть оленей.

– У дедушки тоже есть олени, – с детской непосредственностью заметила Делия.

Ее взгляд упал на пачку печенья на кухонном столе.

– Давайте пить чай, – сказал Эндрю еще более радостным голосом. – По чашечке чаю!

Еще немного, и он начнет потирать ладони.

– Вы пьете чай из пакетиков… – испуганно пробормотала Делия, увидев, как он достает пакетик из шкафа. – Э… Можно мне просто воды?

– Конечно, но разве ты не хотела…

– Нет, спасибо, – ответила она почти с содроганием. – А я увижу Адама?

– Я тебя уже вижу, – из-под обеденного стола раздался потусторонний голос, за которым последовал громкий зловещий хохот.

Взрослые вздрогнули, но Делия проявила лишь вежливый интерес. Даже, скорее, любопытство.

Оглядываясь назад, им следовало понимать: Адам снова сделает Делии больно, это лишь вопрос времени. Он был ей любопытен. И ничего удивительного: она – девятилетняя девочка, а он – десятилетний мальчик. У него уже воняли ноги и пробивались волосы под мышками. Она задавала множество вопросов о нем. Ходит ли он в школу? Есть ли у него друзья? Играет ли он в футбол? Во время экскурсии в замок они устроили пикник с сэндвичами в пластмассовых контейнерах, картофельными чипсами, термосом с кофе для взрослых и соком в пачках. Они все впятером на солнце, вокруг цветут нарциссы, свежий запах весны заполняет легкие. Эндрю почти вспомнил, что такое надежда. Было в сувенирных лавочках Национального фонда с баночками джема и мылом в форме цветов что-то милое, позволявшее ощутить, что жизнь не так уж и ужасна. Ему удалось перенести удар. Кейт ушла, но жизнь продолжалась и, возможно, это славное дитя тоже станет ее частью.

Она целый день задавала вопросы. Что это, Эндрю? А правда, что здесь жила Анна Болейн? А когда ей отрубили голову? Как думаешь, это было больно? Он рассказал ей о лондонском Тауэре, и у нее округлились глаза.

– А мы можем туда съездить? Пожалуйста!

Мы. В этом единственном слове он представил себе будущее, в котором она жила бы вместе с ними. А почему бы и нет? Оливия, в конце концов, была ее матерью, а Адам бы наверняка успокоился в присутствии Делии, и они стали бы тем, о чем он едва осмеливался говорить уже долгие годы – семьей.

А потом они обедали. Оливия кормила Кирсти, измазавшую все лицо картофельным пюре. В кафе всегда было трудно найти блюда, которые она могла бы есть, поэтому они часто выбирались на пикники.

Эндрю отвечал на бесконечные вопросы Делии. Адам бродил по площадке для пикников возле мусорных баков, где целыми роями летали осы. Делия нервно поглядывала на него.

– А вдруг они меня покусают?

– Они почти никогда не кусаются, а если и кусаются, то бывает только немного больно.

– У нас в школе есть девочка, которая умрет, если ее укусит оса или пчела.

При упоминании смерти Адам оживился.

– А почему она умрет?

– Не знаю, – вздрогнула Делия, не ожидавшая, что мальчик сам заговорит с ней.

Эндрю объяснил, что такое анафилаксия, сияя от гордости, что оба ребенка внимательно его слушают. Вполне вероятно, что это никогда не повторится. Потом его сын снова беспокойно вскочил, схватив пачку луковых чипсов.

– Он любит сок? – прошептала Делия.

– Почему бы тебе у него не спросить? Он совсем рядом.

Она хихикнула.

– Эндрю, а вы с мамой поженитесь?

Он замер. Адам тоже это услышал, хотя и продолжал расхаживать с таинственным видом возле мусорного бака.

– Берегись ос, – машинально сказал Эндрю. – Э… А почему ты спрашиваешь, Делия?

Оливия словно погрузилась в транс, притворяясь, что не слышит.

– Бабушка говорила, что я не должна спрашивать, но я подумала, что поэтому она здесь и живет.

Разумеется, наверняка все думали, что они с Оливией – пара. Но кем же они были на самом деле? Наверное, такого слова еще не придумали.

– Э… Ну, я…

– Ты любишь ее?

– Э… Твоя мама все последние годы была моим лучшим другом. Конечно же, она… она мне небезразлична.

Оливия склонилась над Кирсти, утирая ей лицо, как делала это уже несколько лет. Долго, слишком долго, и все же всякий раз, когда он давал ей возможность уйти, она оставалась.

– Это не то же самое, что любовь, – нахмурилась Делия. – Так говорят, когда тебя на самом деле не любят, но думают, что следовало бы.

Откуда ей это знать? В девять-то лет!

Впервые в жизни он искренне образовался, когда увидел приближавшегося Адама, державшего в руке пакет с чипсами, который он протянул Делии.

– Хочешь?

Адам решил поделиться? Девочка недоверчиво посмотрела на него, потом протянула маленькую ручку, блестящий маникюр на которой чуть облупился возле кутикул. Адам крепко сжимал пакет в кулаке. И в этот момент Эндрю понял, что пакет жужжит. Делия взвизгнула. Из пакета вылетела чертовски злая оса, и на пальце девочки начала наливаться красная шишка.

– Ай! – вскрикнула она. – Она была там! Я почувствовала! Я почувствовала ее крылья!

Адам загоготал.

– Как говорит папа, это всего лишь укус.

Позднее Эндрю понял, что испытал чувство, близкое к благодарности за произошедшее, так не хотелось ему заканчивать этот разговор.

Эндрю осторожно постучал в дверь комнаты Оливии, которая когда-то была гостевой. С тех пор мало что изменилось – то же неброское кремового цвета покрывало и шторы, горшок с сухими ароматическими лепестками на комоде. Делия с забинтованным пальцем лежала на раскладушке. Ее лицо опухло, она шмыгала носом, а из глаз текли слезы.

– Я принес тебе горячий шоколад, – сказал он.

Оливия была в саду, переживая в уединении что-то вроде нервного срыва, и он с ужасом ждал последующей беседы.

– Я уже почистила зубы, – засопела Делия.

– Все в порядке. Это особое угощение.

Она села, взяла в руки чашку и подула на бурую пенку, образовавшуюся по краям.

– Спасибо.

Он неловко присел на край кровати Оливии. Как всегда, кровать была заправлена аккуратно как в гостинице, словно Оливии и не существовало: ни морщинки на одеяле, ни отпечатка головы на подушке.

– Я хочу извиниться за то, что сделал Адам. Это было жестоко.

Она вздрогнула.

– Ненавижу ос. Эти крылья… Я почувствовала их прикосновение, – ее пальцы нервно затрепетали. – А он что, плохой мальчик?

– Э… Он очень часто злится.

– Потому что его мама ушла?

Боже! Своей проницательностью эта девочка резала без ножа.

– Возможно. Надеюсь, твой палец скоро заживет.

– Заживет. Хотя бы у меня нет той штуки, о которой ты рассказывал, которая на ана…

Анафилаксия. Она запомнила.

– Это правда. Так что, на самом деле, тебе не нужно бояться ос.

По щеке девочки скатилась еще одна слеза.

– Эндрю, а с мамой все хорошо?

– Думаю, да. А что?

– Она очень не любит, когда мне больно. Начинает плакать и говорит, что это она виновата.

– Но виноват был Адам.

Делия покачала головой.

– А она думает, что она. Ты скажешь ей, что это не так? Иначе она может больше не разрешить мне приехать, – новая слезинка затрепетала на ее ресницах. – А я хочу приехать. Здесь так весело.

Боже! Боже! Боже! Весело? В этом доме? Бедная девочка. Эндрю впервые действительно осознал, что мать оставила Делию точно так же, как Кейт. Чтобы растить его детей. Но почему? Он никогда ее об этом не просил. Почему она не могла жить с собственной дочерью? Что это за ужасный страх, будто ее присутствие может причинить вред Делии, если она прекрасно ухаживает за Адамом и Кирсти? Он этого не понимал.