Николай Гарин - Таежная богиня
Это была женщина в странной длинной одежде, искусно расшитой мелким диагональным орнаментом по нижнему срезу, на груди и рукавах. Женщина стояла ровно, не шевелясь и не мигая. Никите показалось, что именно она была тогда на Ауспии. Но не успел он спросить ее об этом, как услышал (точнее, почувствовал, поскольку губы женщины не шевельнулись): “Хотите отыскать тех двоих? Не надо, они уже никогда не вернутся. Они сделали свой выбор. Им хорошо”. Никита хотел возразить, но женщина неожиданно пропала. Словно ее и не было. Никита перешел ручей и внимательно осмотрел почву на том месте, где стояла женщина. Следов не было, обильная роса искрилась на каждой веточке, мхе, травинках.
Странно, но желудок Никиты теперь был в полном порядке. “Ну что ж, раз такое дело, пойду досыпать, если усну”. Никита побрел обратно по течению ручья, автоматически отсчитывая сто шагов. Отсчитав, огляделся, но лагеря не обнаружил. Прошел еще шагов пятьдесят, внимательно вглядываясь в туман — никаких признаков. “Что за чертовщина?! — Никита стал волноваться. — Ручей тот же, а где шатер с палаткой?” Если бы они снимались, то он непременно услышал бы, да и как можно за пять минут собраться, да и зачем, если встали основательно, до окончания поисков?
В плотном сизоватом тумане Никите показалось, что ручей как-то странно светится. Вода текла, мягко переливаясь флуоресцентным зеленоватым светом. “Ну вот, еще одна неожиданность”, — без особого энтузиазма подумал Никита и стал подниматься дальше. Ему казалось, что лагерь где-то чуть дальше, выше по течению. Он шел, поглядывая на странную воду, пока не вышел к небольшому озерку. “Откуда здесь озеро?!” Он смотрел на светящуюся воду в полном недоумении. Свет шел из глубины. Никита присел и опустил руку в воду. Мягкая прохлада окутала пальцы, ладонь, запястье. Но когда поднес руку к глазам — рука была... сухая! “Сухая вода!” Никита опять опустил в воду руку, уже по локоть. Результат тот же. “Что за фигня?!”
Светящаяся вода была прозрачной настолько, что дно было как на ладони. Хорошо просматривался каждый камешек, каждая песчинка в любом месте озера. Вот льдистой стрелкой мелькнула рыбешка, оставив после себя облачко мути, а вот другая, гораздо больших размеров, проплыла медленно, сонно и важно. Рыба была необычной. Огромные глаза навыкате были полузакрыты, а мохнатые плавники походили на крылья.
Никита зачем-то вошел в воду и побрел за рыбой. Он брел все глубже, пока не увидел каменные ступени, которые уходили в глубину, откуда и шел странный зеленоватый свет. Никита не чувствовал ни сырости, ни холода. Спускаясь по ступеням, он был уверен, что с ним ничего не случится. И действительно, когда он снова шагнул и голова ушла под воду, он сделал паузу, а затем попробовал вдохнуть — получилось. Под водой дышалось легко и свободно. То справа от него, то слева проплывали рыбы с... человеческими лицами. Они с удивлением разглядывали Никиту, поджимали губы и, резко вздрогнув телом, пропадали.
Когда Никита сошел с последней ступени, он увидел их обоих. Женя сидел, а справа от него стоял Игорь. Они оба светились этим странным зеленоватым светом. Приблизившись к ним, Никита замер и долго молчал. Молчали и ребята. Они точно спали. Головы у них были опущены, а глаза закрыты. Наконец Никита открыл рот, но Женя опередил его и, не поднимая головы, ответил на незаданный вопрос: “С нами все хорошо. Вот это передай, пожалуйста, матери”. Женя протянул руку Никите. Их руки соприкоснулись, и Никита ощутил ледяной холод, исходящий от Жени. Однако предмет был теплым. Никита зажал ладонь, не посмотрев, что в ней. “Все, Никита, тебе пора. Ты найдешь своего отца ровно через три года, и не здесь, а гораздо дальше на Севере”.
Никита смотрел на Женю и никак не мог справиться с ощущением, что тот полностью состоит из воды. “Если, — мелькнула мысль у Никиты, — я прикоснусь к его щеке, то по ней пойдут круги, как по воде. Тело затрепещет, заволнуется и... растает”.
Выйдя из озера, Никита не прошел и десятка шагов, как натолкнулся на шатер. Страшно усталый, он рухнул на свой спальник и тут же словно полетел в пропасть. Но стремительное падение прервали чьи-то руки, которые подхватили его и затрясли.
— Давай вставай, вставай, Никита, хватит дрыхнуть, — услышал он, — нечего было по ночам бродить.
Еще не открыв глаз, Никита почувствовал запах дыма, курева, тушенки и мокрой земли. Бряканье посуды, приглушенный говор сразу нескольких человек. Никита открыл глаза и тотчас зажмурил. В шатер через открытый дверной проем било утреннее солнце.
— Ну, так куда ты ходил под утро? — повторил вопрос Сосновский, который, сидя за раскладным столом, шелестел картами, перебирая их, ставя какие-то пометки.
— Я... к ребятам ходил, — неожиданно для себя сказал Никита и испугался. Замер и Сосновский. Он внимательно смотрел сверху на Никиту и ждал продолжения.
— У них все хорошо... Они сказали...
— Что-о?! Они живы? — громко крикнул Виталий Павлович. В шатер стали заглядывать ребята.
— Нет, они не живы, они уже давно не живы, — Никита еще ниже опустил голову.
— А кто же тебе сказал?! Где они?! — затряс его Сосновский.
— Да не кричите вы! И уберите руки! — Никита вскинул голову и так посмотрел на руководителя, что тот поперхнулся. — Вот, — он разжал кулак. На ладони, светясь и сверкая фантастической зеленью, лежал изумруд. — Женя просил матери передать.
— Все, мужики, все, схожу с ума! — запричитал Виталий Павлович, схватившись за голову обеими руками.
— Никита, ты не мог бы рассказать все по порядку, — к Гердову подсел один из спасателей, — не упуская мелочей.
— А как рассказывать, если я сам не верю в то, что со мной происходит?! — ответил Никита.
— Ну-ка дай я посмотрю на минерал, — попросил притихший Сосновский.
Он долго рассматривал изумруд, вооружившись маленькой лупой.
— Ничего не понимаю, — произнес он наконец, — откуда он? На Урале, насколько я знаю, всего два месторождения — Березовское и Полевское. А этот совсем из другого места. Да и потянет он каратов на... Целое состояние! Скажи мне честно, Никита, откуда он? Никто не заберет его у тебя, и ты передашь его Жениной матери, только скажи, где взял?!
Никита порывисто поднялся, взял из рук Сосновского изумруд, положил в карман и молча вышел из шатра.
Ожидание
Никиту словно подменили. Маргарита Александровна просыпалась от скрипа пола на чердаке — внук уже работал. И засыпала, когда он продолжал работать. Сверху приятно тянуло запахом масляных красок, разбавителя, лака. Настряпав Никите еды, она уходила из дома на целый день, оставляя внука творить.
Голова Никиты трещала от избытка идей, которые были одна безумнее другой. Наконец выстроив их, Никита принялся осуществлять свои замыслы. Он даже особенно не задумывался, что и как будет изображать. Руки делали почти все сами. Нередко Никита сам удивлялся тому, что выходило у него из-под кисти. Сочные по цвету, трепетные и чувственные образы, казалось, дышат с определенным ритмом и настроением. Иллюзия пространства необычайной глубины и чистоты передавалась Никитой естественно и правдиво. Картины были как живые существа. Они словно издавали невыносимый молчаливый крик или звенели так, что закладывало уши.
Осенью Никита явился к Аркадию Сергеевичу Фомичеву, или Репью, как он назвал его при первой встрече, и молча поставил перед ним два полотна, что привез с собой из Сысерти.
Минуты три Репей стоял не шелохнувшись. Потом медленно перевел взгляд на Никиту и вдруг с милицейским подозрением выпалил:
— Ты где их нашел?! И ведь какой овечкой прикинулся тогда, а?! Хорош, ой хорош гусь!
Он сорвался с места и забегал по мастерской.
— Погодите, погодите, Аркадий Сергеевич, это мои картины, я их написал, причем только что, — Никита обезоруживающе улыбался.
— Ты думаешь, я стар, выжил из ума и не помню работы Матвея?! Нет, милый человек, я прекрасно помню не только темы, но и технику его работ, каждый, можно сказать, мазок!
Вдруг неожиданный звонок в дверь прервал словесную тираду художника Фомичева, и он бросился к дверям.
В мастерскую вошел могучий мужчина лет шестидесяти, с крупной головой, породистым носом и высоким покатым лбом. По осанке, театральности в движениях, по удивительного тембра голосу это был настоящий оперный артист.
— Нет, ты представляешь, Виталий, и он еще говорит, что это его работы! Да я двадцать лет их хранил вот здесь! — Репей кинулся к полке и похлопал по ней ладонью, подняв облако пыли. — Двадцать лет они лежали вот здесь и год назад пропали. А это сынок, оказывается, его... вырос!..
— Аркадий, успокойся, — гость прошел в мастерскую, чуть качнул головой Никите, бархатисто проговорил: — Здравствуйте, молодой человек!
— Нет, ну ты представляешь, каков нахал?!
