Александр Минчин - Лита
Кино закончилось. На улице падал мягкий снег. Обогнув гостиницу «Пекин» («где вы гуляли или бывали, мой читатель»), мы пошли по Садовому кольцу.
— Я люблю гулять по Москве ночью, когда нет людей. Тишина. Кажется, что вся Москва — твоя.
— Я тоже, — сказал я. У нас совпадали вкусы.
— Как вам кино? — мягко спросила она.
— Оно оставило странное впечатление: и не то, чтобы «да», и не то, чтобы «нет».
Мы не спеша шли мимо американского посольства. Она вдруг с грустью взглянула на него и отвернулась.
— Вы не любите капитализм? — пошутил я.
— Вы достаточно наблюдательны. — Она не улыбнулась.
— Что так грустно?
— Как-нибудь потом, — произнесла она.
— А будет «потом»?
— Думаю, будет, все будет. Только не сразу, а…
— Я очень люблю это!
— Что?
— Когда «не сразу», когда надо долго ждать…
Она рассмеялась:
— Вы меня неправильно поняли. Я говорила совсем о другом. А это будет в уже назначенный час — ни минутой позже, ни минутой раньше. И зависит сие не от нас. Все уже написано наверху.
Она может выражаться еще туманней, чем филолог, подумал я.
— Вы проводите меня? — неожиданно спросила она.
— По-моему, я как раз в процессе этого действия.
— Спасибо за процесс. Чем вы занимаетесь, Алеша? Я знаю, что вы в институте, ваш брат говорил.
— Он мне этого не говорил.
— Что?
— Что он вам говорил.
— О, это был незначительный разговор. Почти проходной.
— А какие еще бывают разговоры?
— Основательные, полуосновательные, главные, второстепенные. Вы хотите, чтобы я все перечислила?
— Я просто дурачусь.
— Я знаю.
— Что вы знаете?
— Что вы просто дурачитесь. Мне нравится это. Итак?
— Бью баклуши!
От неожиданности она рассмеялась.
— Так говорит мой папа.
— А если точнее?
— Учусь на каком-то факультете, непонятно чему, неизвестно зачем.
— Он у вас строгий?
— Достаточно. Впрочем, у вас, вероятно, будет возможность с ним пообщаться.
— Вы уверены, что будет?..
Она подкалывала меня. Я улыбнулся ее шутке. Но не ответил. Мы свернули направо и пошли к мосту — на Кутузовский проспект.
— Вы уверили меня, что все будет.
— Вы любите играть словами?
— Играть в слова.
— Игра слов — старинная игра, — задумчиво сказала она и, повернувшись, посмотрела на мою щеку.
Вдруг стало скользко, мы спускались с пригорка.
— Можно я возьму вас под руку, я боюсь упасть. У меня скользкие сапоги.
Я взял ее за руку, за локоть, и — не ощутил ничего. Мы вышли на мост, на нем не было гирлянд, дул сквозной ветер, снег стал колючим, и она прижалась к моему плечу.
— Простите, он колет в глаза.
Мне понравилась эта фраза. И я чуть натянул ей капюшон, отороченный мехом, чтобы защитить ее глаза.
Буквально в сантиметре от нас юзом пронесло и ударило о бордюр машину. Я дернул ее в сторону, к перилам моста.
— У вас хорошая реакция, — сказала она. И улыбнулась, стараясь скрыться от снега, в глубину меха.
— Это все, что у меня хорошего.
— Не наговаривайте на себя. У вас хорошие перчатки!
Мы оба одновременно рассмеялись. Мост кончился. Я был неожиданно рад, что она развеселила меня и отвлекла от грустных мыслей. Мне захотелось проявить внимание.
— Хотите пойти в кафе и съесть какой-нибудь торт или пирожное?
— И много чая, чтобы согреться. Я не переношу холод. У меня все промерзает до п… — оборвалась она.
— Придатков, — закончил я.
— Дама не должна говорить таких слов при джентльмене.
— Вы учитесь в школе чарования или изящных манер?
— Мама учит.
Мы нашли небольшое, уютное, мало кому известное кафе на Кутузовском.
Девушка-официантка хотела перечислить имеющийся ассортимент, но возник какой-то интим, и я не хотел, чтобы он разрушался.
— Принесите все торты и пирожные, которые у вас есть и много чая.
Официантка, почувствовав опытного «наездника», исчезла.
— Вы всегда так заказываете? — Вика удивленно, впервые расширив и без того большие глаза, смотрела на меня.
— Когда как, мне не хотелось с ней долго объясняться. К тому же вы очень стройны и, я уверен, сможете с этим справиться.
— Вы наблюдательны, но по-мужски. Чтобы женщине быть стройной, ей нельзя есть сладкое.
— Но вы будете пить много чая. Один раз, в честь знакомства.
— Разве что — в честь, — произнесла задумчиво она.
Я не предлагал ей выпить, так как знал, что в таком кафе не будет что-либо интересное или необычное. Но на всякий случай спросил:
— Хотите что-нибудь выпить?
— Выпить?! Это интересное предложение. И согреться.
Я щелкнул тут же пальцами.
— Не щелкайте, — сказала возникшая официантка, — вы не на Западе.
В кафе оказалось токайское, на редкость классное марочное десертное вино. И уж совсем невероятное: холодное. Я не люблю ничего теплого.
— Три бутылки, пожалуйста.
— А две кому? — спросил Вика.
— Будем гулять до утра.
— А цыгане?
— Сейчас позвоню. — Я встал. Она думала, я шучу. А я всерьез собирался позвонить поляку и загулять с цыганами до утра. Раз ей так хотелось…
Она внимательно смотрела на меня.
— С собой, на следующий раз. Мне кажется, оно вам понравится.
— Вы всегда такой предусмотрительный и не только наблюдательный?
— Я люблю наблюдать, но это бессознательно, неподотчетно. А чем вы занимаетесь, Вика? Кроме будущей любви к токайскому?
Она улыбнулась.
— Я… ваш брат вам ничего не рассказывал?
— Нет.
— Я учусь на актерском факультете во ВГИКе. И снялась в двух фильмах.
— Как ваша фамилия?
— Виктория Богданова.
И только теперь я понял, почему мне казалось все время ее лицо знакомым. Я видел ее в кино. А мне казалось — что мне казалось.
— Фильм назывался «Про любовь», — выдал мой энциклопедический словарь в голове.
— Только никому не говорите.
— Почему?
— Он мне не нравится. И маме — тоже.
— А что мама?
— Мама очень хорошая актриса.
— Как ее зовут?
— Зоя Богданова.
Я привстал.
— Она была звездой…
— Да, очень известной.
— А что случилось потом?
Официантка принесла вазу с разными пирожными (почему не блюдо?) и открытую запотевшую бутылку вина.
Я взял бутылку:
— Хотите с нами выпить?
— Что вы!.. — Она засмущалась и заалела, внимательно разглядывая Вику.
Я налил наполовину бокалы.
— Вы произвели на нее неизгладимое впечатление, — сказала Вика. — И как это по-джентльменски было сказано! Ей наверняка никто не предлагал никогда выпить.
— Вы любите нахалов или джентльменов? — спросил я.
— Я люблю полосатую жизнь. То одно, то другое. И то и другое. Смесь.
— А если прибавится нечто иное?
— Я обожаю вариации. Оригинал никогда не греет душу.
— Так о маме…
— Я не уверена, что хочу говорить о маме.
— Отчего?
— Такое клише: мы с вами незнакомы.
Она взяла бокал и улыбнулась вдруг:
— Русская традиция — наливать до края.
— А я хотел, как на Западе.
Она улыбнулась. Я наполнил стекло золотистой влагой.
— Надеюсь, согрею свои продрогшие суставы. Я не любительница зимы.
— А кого?
— Кого — нет, вы хотели сказать чего? Я люблю весну. И первые цветы, букетик ландышей.
Я сказал то, что хотел сказать… Но зачем?..
— За что? — Я поднял западный бокал — наполовину.
— За вашу наблюдательность! — Она улыбнулась. И выпила легко до дна.
Я ждал, пока она выпьет. Легкость была изумительная. И пригубил свое вино.
— Я могу согреть ваши суставы за одну минуту.
— Как?
— Сжав их сильно в руке.
Она с интересом посмотрела на меня:
— Я не думаю, что здесь подходящее место.
— Разве?! А вы хотите, чтобы я нашел подходящее?..
— А вы не находите? — пропустила она вторую часть мимо ушей.
Я огляделся вокруг. В углу сидела забытая пара. Всеми.
— Я скажу, что у вас ночная работа и вам нужен массаж.
— Алексей…
Она впервые назвала меня по имени.
— Вы не выпили до дна, я пила за вас. И налейте мне еще, я никак не могу… согреться.
Я выполнил указ, мы подняли бокалы.
— За ваши успехи — в кино!
— Спасибо, я не очень хочу быть актрисой.
И она выпила — опять до дна. Мне нравилась грациозность питья. Я последовал ее примеру. У меня в голове начало согреваться. Как вдруг она сказала:
— Вы встречаетесь с кем-нибудь, Алексей?
Я поперхнулся последним глотком. Она смотрела мне прямо в глаза.
— Нет. А почему вас это интересует?
— Мне стало любопытно, какие девушки вам нравятся.
— Актрисы!
