Борис Виан - Осень в Пекине
— Замолчите! — сказал Анжель.
— Как вы мне надоели! Вечно вы какой-то мрачный. Просто тоску нагоняете!
— Но я люблю вас!.. — сказал Анжель.
— Ну да. Заладил! Я вам дам знать, когда Анн меня бросит. — И она засмеялась снова. — Так вы не скоро найдете свою половину!..
Анжель ничего не ответил. Они подходили к гостинице. Вдруг раздался пронзительный свист и что-то впереди с грохотом рвануло.
— Что это? — рассеянно спросила Бирюза.
— Не знаю… — отозвался Анжель.
Они остановились и прислушались. Вокруг воцарилась торжественная тишина, потом раздалось что-то напоминающее звон стаканов.
— Там что-то случилось… — сказал Анжель. — Пошли скорее!..
Он воспользовался этим предлогом, чтобы посильнее прижать ее к себе.
— Пустите… — сказала Бирюза. — Идите, я вас буду только задерживать.
Анжель вздохнул и не оборачиваясь направился к гостинице. А она, осторожно ступая на своих каблуках, медленно шла за ним. Теперь из гостиницы доносился шум голосов.
Подойдя к застекленной террасе, Анжель увидел пробитую в ней дыру с четко очерченным контуром. Все вокруг было усеяно битым стеклом. В ресторане суетились люди. Анжель открыл дверь и вошел в зал. Там были Амадис, практикант, Анн и доктор Членоед. У стойки покоилось тело Жозефа Барридзоне. Верхняя часть головы у него отсутствовала.
Анжель поднял глаза и увидел «Пинг-903», врезавшийся по шасси в противоположную застекленной террасе стену. Сверху на левом крыле находились останки черепа Пиппо — они медленно сползали вниз и наконец мягко приземлились на пышные Пиппины кудри.
— Что случилось? — спросил Анжель.
— Это все самолет, — объяснил практикант.
— Я как раз собирался ему сообщить, что рабочие завтра вечером начнут резать гостиницу, — сказал Амадис. — Надо было обо всем договориться. Послушайте, это просто черт знает что такое!
Казалось, он обращается к Членоеду. Тот нервно теребил свою бородку.
— Надо унести его отсюда, — произнес Анн. — Помогите мне.
Он взял труп под мышки, а практикант схватил его за ноги. Идя задом наперед, Анн направился к лестнице. Поднимался он медленно, стараясь держаться подальше от окровавленной головы Пиппо, чье тело прогибалось под собственной тяжестью и почти волочилось по ступенькам — вялое и недвижное. У практиканта безумно болела рука.
Амадис тем временем рассматривал присутствующих. Он посмотрел на доктора Членоеда. Посмотрел на Анжеля. В зал тихо вошла Бирюза.
— Наконец-то! — воскликнул Амадис. — Письма есть?
— Да, — сказала Бирюза. — А что случилось?
— Ничего, — ответил Амадис. — Несчастный случай. Пойдемте, мне надо срочно продиктовать несколько писем. Вам потом расскажут.
И он быстро направился к лестнице. Бирюза последовала за ним. Анжель не спускал с нее глаз до тех пор, пока она не исчезла из его поля зрения, а затем обратил свой взор на черное пятно перед стойкой. На одном из стульев, перетянутых белой кожей, виднелись разбрызганные в полном беспорядке капельки крови разных размеров.
— Пойдемте отсюда, — сказал профессор Членоед.
Дверь за собой они закрывать не стали.
— Это ваша уменьшенная модель? — спросил Анжель.
— Да, — ответил Членоед. — А ведь как хорошо полетел!
— Слишком хорошо, — заметил Анжель.
— Нет, не слишком. Когда я уходил из больницы, я думал, что буду жить в пустыне. Откуда же мне было знать, что здесь будет ресторан?
— Это чистая случайность, — сказал Анжель. — Никто вас ни в чем не винит.
— Вы так считаете?.. — неуверенно проговорил Членоед. — Сейчас я вам все объясню. Если человек никогда не занимался моделированием, ему кажется, что все это детские забавы. Но это не так. Ничего общего. Вы когда-нибудь моделированием увлекались?
— Нет.
— Тогда вы и судить не можете. В этом есть что-то пьянящее. Бежишь за самолетом, а он летит перед тобой, медленно набирая высоту, или с рокотом кружит над головой, такой маленький, неуклюжий, но летающий… Я был уверен, что «пинг» будет летать быстро, но чтобы так… Очень мощный двигатель оказался. — Он внезапно замолчал. — Я совсем забыл о практиканте, — сказал Членоед.
— С ним тоже что-то случилось? — спросил Анжель.
— Мотор укусил его, — сказал Членоед. — А он потащил тело Пиппо наверх. Надо было остановить его.
Они повернули назад.
— Я должен промыть ему руку. Пожалуйста, подождите меня здесь… Я быстро!
— Хорошо, — сказал Анжель.
Профессор Членоед спортивным шагом ринулся вперед, и Анжель увидел, как он исчез в дверях гостиницы.
Блестящие лепестки гепатролей, раскачивающихся на гибких стеблях, были широко раскрыты — цветы с жадностью впитывали желтый свет, окутывавший пустыню, как кисейное покрывало. Анжель сел на песок. Ему казалось, что жизнь замедлила свой ход. Он пожалел о том, что не помог практиканту нести Пиппо.
Издалека до него долетали глухие удары: Моряк и Карло забивали увесистыми молотами загнутые скобы в тяжелые шпалы — при помощи этих скоб они крепили рельсы. Время от времени железный молот врезался в стальной рельс, исторгая из него долгий, пронзающий душу стон. Где-то еще дальше звонко смеялись Дидиш и Олива. Теперь уже они решили поохотиться на ампочек.
Бирюза, конечно, мерзкая сука. С какой стороны ни посмотри. А груди… Все больше и больше провисают. Анн скоро уделает ее вконец. Она совсем потеряет упругость, станет рыхлая, дряблая, выжатая… как пол-лимона. Ноги, правда, у нее еще красивые. Ведь с чего все началось…
Тут он приостановился, и мысли его развернулись на 45 градусов влево. Нести похабщину в адрес девицы, которая в конечном счете есть не что иное, как дырка с торчащими вокруг волосами, — занятие бессмысленное… Еще поворот на 45 градусов, ибо этого довода было явно недостаточно. Надо взять, сорвать с нее одежды, вцепиться в нее ногтями и тоже попортить. Но когда Анн выпустит ее из своих объятий, там уже нечего будет делать. От нее и так уж ничего не останется: сплошное увядание, круги под глазами, выступающие прожилки, дряблые мышцы — одним словом, бывшая в употреблении, грязная, обмякшая баба. Колокол с высунутым языком. Язык болтается. Слишком широко. Никакой свежести. Ничего нового. Если бы тогда она досталась ему, а не Анну! Если бы он был первым. Вдыхать ее девственный запах. Это могло бы произойти, скажем, после вечера в танцевальном клубе: они бы ехали домой на машине, он бы ненароком обнял ее за талию, а тут — человек попал под машину. Она испугана. Они сбили Корнелия Постыдного, он лежит распластанный на тротуаре. Корнелий счастлив. Он не поедет в Экзопотамию, а чтоб посмотреть, дамы и господа, как мужчина целует женщину, достаточно обернуться; или же войти в купе как раз в тот момент, когда мужчина целует женщину, ибо мужчина целует женщину всегда, он ласкает руками все ее женское тело, пытается унюхать ее женский запах; но все дело в том, что этот мужчина — не тот, который ей на самом деле нужен. А отсюда следует, что все еще возможно, все еще впереди, а для полного счастья надо закончить свое существование, лежа животом на сей подстилке, пуская слюни, со свисающей вниз головой, воображая при этом, что слюновыделение продлится всю жизнь. Это, разумеется, лишь иллюзия, ибо тут никакой слюны не хватит. Тем не менее пускать слюни со свисающей вниз головой — дело полезное, это снимает нервное напряжение, и люди уделяют этому слишком мало времени и сил. Однако ж оправдать их можно тем…
Одним словом, совершенно бессмысленно нести похабщину в адрес девицы, которая…
Профессор Членоед слегка поддал ему кулаком по голове. Анжель вздрогнул.
— Как практикант? — спросил он.
— Гм… — промычал Членоед.
— Что?
— Подожду до завтрашнего вечера, а потом отрежу ему руку.
— Это так серьезно?
— Можно прекрасно прожить и с одной рукой, — сказал Членоед.
— Вы хотите сказать, без руки, — уточнил Анжель.
— Да, — подтвердил Членоед. — Развивая эту мысль с привлечением ряда основополагающих гипотез, неизбежно приходишь к выводу, что можно прекрасно обойтись и без всех остальных частей тела.
— Эти гипотезы неприемлемы, — сказал Анжель.
— В любом случае, должен предупредить вас, меня скоро посадят, — заявил профессор.
Анжель поднялся с земли, и они снова двинулись в обратную от гостиницы сторону.
— За что?
Профессор Членоед достал из левого внутреннего кармана своего сюртука маленький блокнотик и открыл его на последней странице. Там было две колонки фамилий, причем в левой на одну фамилию больше, чем в правой.
— Посмотрите, — сказал профессор.
— Это все ваши пациенты? — спросил Анжель.
— Да. Слева те, кого я вылечил. Справа — покойники. До тех пор пока слева больше, чем справа, я могу жить спокойно.
