Эмма Донохью - Чудо
– Сильно сказано! – (Либ облизнула губы.) – А как же наши усопшие? – спросил Берн. – Когда чувствуешь, что они не совсем исчезли, – это лишь фантазии?
Либ задохнулась от нахлынувших воспоминаний. Навалившаяся на нее тяжесть, обожаемое бледное тело, еще не остывшее, недвижимое. Ослепнув от слез, она, спотыкаясь, пошла вперед, пытаясь убежать от Берна.
Он догнал ее и взял за локоть.
Либ не понимала, что с ней происходит. Кусая губы, она почувствовала вкус крови.
– Мне так жаль, – сказал он, как будто понимая, в чем дело.
Либ отстранилась от него, обняла себя руками. Слезы стекали с прорезиненной ткани плаща, перекинутого через руку.
– Простите меня. Разговор – мое ремесло, – произнес он. – Но мне следует научиться молчать.
Либ силилась улыбнуться. Она боялась показаться смешной.
Несколько минут, пока они продолжали идти, Берн не открывал рта, словно доказывая, что умеет молчать.
– Я сама не своя, – наконец хрипло произнесла Либ. – Этот случай с Анной… растревожил меня.
Он лишь кивнул.
Из всех людей, с которыми не следовало болтать, – репортер. И все же кто еще на свете поймет ее?
– Я наблюдала за девочкой до рези в глазах. Она не ест, но все-таки жива. Более живая, чем кто бы то ни было.
– Стало быть, она поколебала вашу уверенность? – спросил он. – Почти склонила на свою сторону, несмотря на всю вашу трезвость?
Либ не могла понять, много ли в его словах сарказма.
– Просто не могу взять в толк, что с ней происходит, – ответила она.
– Так позвольте мне попытаться.
– Мистер Берн…
– У меня может быть свежий взгляд. К тому же я умею разговаривать с людьми. Возможно, мне удастся вытянуть из девочки правду.
Опустив глаза, Либ покачала головой. Да, этот человек умеет разговаривать с людьми, это бесспорно. Он мастер выуживать информацию даже из тех, кого трудно провести.
– Пять дней я околачиваюсь вокруг, – более жестко произнес он, – и каковы результаты?
К лицу Либ прихлынула кровь. Разумеется, журналист сочтет, что зря потратил время на скучные разговоры с английской медсестрой. Не особо красивая, ничем не примечательная, не слишком молодая. Как могла Либ забыть, что она лишь средство для достижения цели?
Не посчитав нужным ответить этому провокатору, Либ резко повернулась и пошла в сторону деревни.
Глава 4. Бдение
Бдение
строгое соблюдение предписания
необходимое бодрствование для выполнения задачи
бдение накануне религиозного праздника
Выстиранные вещи сняли с кустов, и хижина пропахла паром и разогретым металлом, – должно быть, женщины гладили весь день. В тот вечер молитвы, похоже, не было. Малахия О’Доннелл курил трубку, а Китти загоняла кур в буфет-курятник.
– Хозяйки нет дома? – спросила ее Либ.
– По субботам она ходит на собрания женского общества, – ответила Китти.
– Что это такое?
Но прислуга убежала за какой-то непослушной птицей.
Впрочем, у Либ были более важные вопросы, пришедшие ей в голову, когда она днем лежала без сна. Почему-то из всей компании Китти вызывала у нее наибольшее доверие, даже несмотря на то, что голова молодой женщины забита эльфами и ангелами. По сути дела, Либ сожалела о том, что с самого первого дня не постаралась завоевать дружбу горничной. Сейчас она подошла к ней ближе.
– Китти, не помнишь, случайно, что именно съела твоя кузина в последний раз перед днем рождения?
– Конечно помню. Как я могу забыть? – немного раздраженно произнесла Китти. Согнувшись пополам и закрывая буфет, она добавила слово, похожее на «тост».
– Тост?
– Она сказала «гостия», – бросил через плечо Малахия О’Доннелл. – Тело Господа нашего – в виде хлеба.
Либ представила себе, как Анна открывает рот, чтобы принять ту крошечную лепешку, которую католики искренне считают плотью своего Господа.
– Ее самое первое святое причастие, благослови ее Господь. – Скрестив руки, горничная кивнула на хозяина.
– Не земную пищу пожелала она для своей последней трапезы, верно, Китти? – пробормотал он, вновь обратив свой взор на пламя.
– Да, верно.
«Ее последняя трапеза» – как у приговоренного узника. Значит, Анна в первый и единственный раз приняла гостию, а потом замкнула рот. Какое странное искажение доктрины могло ее подтолкнуть? Может быть, Анна каким-то образом восприняла идею о том, что ей дарована небесная пища и она больше не нуждается в земной?
Неподвижное лицо отца менялось в мерцающем свете пламени. Кто-то из взрослых все эти месяцы поддерживал существование Анны, напомнила себе Либ. Мог ли это быть Малахия? В это трудно поверить.
Разумеется, существует середина между невиновностью и виной. Что, если этот человек раскрыл мошенничество – жены, священника или их совместное, – но к тому времени слава его малютки распространилась так широко, что он не решился вмешаться?
В спальне сестра Майкл уже надевала плащ подле спящей девочки.
– Вечером заглянул доктор Макбрэрти, – прошептала она.
Дошло ли до него наконец все, что говорила ему Либ?
– Какие распоряжения он оставил?
– Никаких.
– Но что он сказал?
– Ничего особенного. – Лицо монахини было непроницаемым.
Из всех врачей, под началом которых служила Либ, этот приветливый старик оказался самым трудным.
Монахиня ушла, а Анна продолжала спать.
Ночное дежурство было таким спокойным, что Либ пришлось вышагивать по комнате, чтобы не заснуть. В какой-то момент она взяла в руки игрушку из Бостона. На одной стороне певчая птичка, на другой клетка, но, когда Либ принялась быстро вращать бечевки, два несовместимых предмета превратились в один – трепещущую поющую птичку в клетке.
После трех часов ночи Анна проснулась.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – наклонившись к ней, спросила Либ. – Устроить тебя поудобней?
– Мои ноги.
– Что с ними?
– Я их не чувствую, – прошептала Анна.
Крошечные пальцы на ногах под одеялом были ледяными на ощупь. Какое плохое кровообращение у столь юного существа.
– Давай выберись на минутку, чтобы разогнать кровь. – Девочка медленно и скованно встала; Либ помогла ей пройти по комнате. – Левой, правой, как солдат.
Анна принялась неуклюже маршировать на месте, глядя в открытое окно.
– Как много звезд сегодня.
– Их всегда много, если только они не закрыты облаками, – ответила Либ.
Она показала девочке Большую Медведицу, Полярную звезду, Кассиопею.
– Вы знаете их все? – с восторгом спросила Анна.
– Ну, только наши созвездия.
– Какие из них наши?
– Я имею в виду те, которые хорошо видны в Северном полушарии, – сказала Либ. – В Южном они другие.
– Правда?
Девочка стучала зубами, поэтому Либ помогла ей залезть в постель.
Завернутый во фланель кирпич еще хранил тепло очага, в котором он пролежал весь вечер. Либ засунула кирпич под ступни девочки.
– Но он ваш, – дрожа, сказала девочка.
– В теплую летнюю ночь он мне не нужен. Уже чувствуешь тепло?
Анна покачала головой:
– Скоро согреюсь.
Либ посмотрела сверху вниз на хрупкую фигурку, вытянувшуюся прямо, как крестоносец на могильной плите:
– А теперь спи.
Но глаза Анны оставались широко открытыми. Она прошептала свою молитву к Доротее, которую повторяла так часто, что Либ больше ее не замечала. Потом очень тихо пропела несколько гимнов.
Темная ночь,
И я вдали от дома.
Веди меня вперед.
В субботу утром Либ собиралась поспать, но ей помешал звон церковных колоколов. Она лежала с открытыми глазами, перебирая в уме все, что узнала об Анне О’Доннелл. Множество специфических симптомов, но они не составляли ничего такого, что Либ признала бы за болезнь. Надо будет снова поговорить с доктором Макбрэрти и на этот раз припереть его к стене.
В час дня монахиня доложила, что девочка была расстроена тем, что ей не разрешили пойти к мессе, но согласилась взамен прочитать литургию по служебнику вместе с сестрой Майкл.
Чтобы не утомить Анну, как это было на днях, Либ повела ее на прогулку очень медленным шагом. Перед тем как выйти, она осмотрелась по сторонам – нет ли поблизости зевак.
Они пробирались по двору фермы, стараясь не поскользнуться.
– Будь у тебя больше сил, мы могли бы пройти с полмили в ту сторону, – указывая на запад, сказала Либ, – до очень интересного боярышника, у которого все ветки обвешаны лоскутками.
– Это лоскутное дерево у нашего святого колодца, – с энтузиазмом кивнула Анна.
– Там нет никакого колодца, а просто маленький прудик. – Либ припомнила смолистый запах воды, – может быть, она обладает дезинфицирующими свойствами? Но все же не стоит искать в суевериях научное зерно. – Эти лоскутки – нечто вроде подношений?
