Таня Валько - Арабская дочь
— Она уже у меня в клинике, у нее отдельная палата, медсестры и сиделки. Мы ничем не можем ей помочь, можем только обеспечить достойные условия.
Состояние Самиры заметно улучшилось. Девушка самостоятельно дышит, ее сердце бьется ритмично, и она может проглотить еду, подаваемую в виде жидкости через трубку. Однако после четырех недель многочисленных обследований и тестов и после энцефалографии диагноз неутешительный. Девушка впала в состояние комы, из которой половина людей никогда не пробуждается. Организм живет, однако не реагирует на раздражители. Выглядит Самира так, как будто находится в сознании: ее веки подрагивают, она двигает конечностями и головой, зевает. Малика отдает себе отчет, что в действительности эти проявления не являются ответом на какие-либо внутренние или внешние раздражители. Однако как же трудно объяснить это матери, которая только и живет надеждой на выздоровление дочери!
— Может, я решу вашу проблему, — подает голос молчащая до этого Хадиджа.
Все смотрят на нее с удивлением.
— У тебя доброе сердце, доченька, но что же ты можешь сделать? Как хочешь помочь? — Растроганная мать гладит ее по голове, как маленькую девочку.
— Я останусь в Триполи, — отвечает Хадиджа.
Женщины не могут поверить в то, что слышат.
— Как это? Одна, в этом большом доме, без никакой защиты?
— Если бы вы хоть раз поинтересовались моими делами и поговорили со мной не только о готовке и уборке дома, то, возможно, узнали бы, что я выхожу замуж, — со смешанным чувством горечи и явного удовлетворения говорит Хадиджа.
— Что?! За кого? Когда? — засыпают ее вопросами женщины.
— Ты познакомилась с ним через Интернет! — выкрикивает Малика. — Да, наверняка! Поэтому столько часов, даже ночью, проводила перед компьютером. Что эта техника делает с людьми! Особенно такими наивными и легковерными, как ты.
— Дочка, ведь это может быть какой-то извращенец! — Испуганная мать присоединяется к Малике.
— Может, вы дадите мне сказать хотя бы слово! — Хадиджа прерывает их крик, стукнув рукой по столу. — Никогда меня никто не слушает!
— Хорошо, говори. — Малика на всякий случай присаживается на софу.
— Это знакомый Мины, нашей родственницы, твоей сестры, мама.
Женщины таращатся на нее в изумлении.
— Я часто разговаривала с тетей и ее дочерью Лейлой по скайпу, ведь в Аккре мне не с кем было и словом перемолвиться, — продолжает Хадиджа, и теперь в ее голосе звучит вызов. — Вспомнили однажды о несчастье, которое случилось у Аббаса. Его молодая жена после рождения второго ребенка не пошла на проверку к гинекологу, твердила, что хорошо себя чувствует и что у нее нет времени на глупости. Когда через два года в конце концов ее затянула туда подруга, оказалось, что у нее рак матки. И она поехала к Аллаху экспрессом: все закончилось в течение трех месяцев. Аббас остался с двумя маленькими детьми. Прошло три года, он успевает справляться с ежедневными хлопотами и в придачу хорошо воспитывает малышей, они у него вежливые, с хорошими манерами. Однажды я разговаривала с Миной, как вдруг на экране компьютера появились милые смеющиеся личики. Я сразу их полюбила. — Хадиджа вздыхает. — Позже я познакомилась с их отцом. Вот так все и началось. А сейчас мы хотим пожениться. Я останусь в Триполи, дорогие, хотите вы этого или нет, но зато буду заботиться о Самирке. Кстати, читала, что людям, находящимся в коме, очень помогают визиты близких, контакт… С такими больными нужно разговаривать, и тогда есть шанс, что они выйдут из комы.
— Что ж, это даже лучше, — спокойно соглашается Малика. — И не рассказывай, что ты была так одинока в Аккре. Если кому-то хочется излить душу, то он приходит и, по крайней мере, раскрывает рот. Ты отдалилась, как, впрочем, и всегда. — Малика наклоняется к сестре и указательным пальцем, направленным в ее сторону, акцентирует внимание на последних словах.
— Девочки, сейчас не время жаловаться и ссориться, — говорит мать, стараясь предотвратить скандал. — Mabruk[32], любимая Хадиджа, mabruk! — Она встает и с чувством целует счастливую дочку в обе щеки. — Желаю, чтобы это замужество дало тебе больше счастья, чем предыдущее.
Возвращение в дипломатическое представительство
Wonderful life
Возвращение в Аккру без Хадиджи, Самиры и Дарины действует на женщин угнетающе. Лучше всех это переносит закаленная жизненными неурядицами бабушка. Старая ливийка замкнулась в себе, как черепаха в панцире, и не выказывает никаких чувств. Она выполняет свои ежедневные обязанности и старается помочь дочке и внучке, которые, кажется, полностью сломлены. Но как же трудно ей приходится! Пожилая женщина не знает точной причины их грусти и апатии.
Марыся, обиженная на весь мир, становится еще более непослушной. Наверняка тоскует по сестре, которую каждый день донимала, таская за одежду и высмеивая прямые мышиные волосики. Смеялась над ее беспомощностью и выискивала малейшие огрехи. Тем не менее они часто усаживались вместе на ковре в гостиной, играли в разные игры, в куклы или рисовали. С Самирой Марыся не так близка, как тогда, в Триполи, когда еще была крошечным ребенком. Место подруги и советчицы в ее сердце полностью и нераздельно занимает Малика. Хадиджу девочка воспринимает как тетю, которая умеет хорошо готовить, гладить и шить. Бабушка не понимает, почему Марыся чувствует такую злость и ненависть ко всему миру. Может, это связано с исчезновением Дарьи из ее жизни?
Пожилая ливийка приходит к выводу, что, если эти чувства останутся, нужно будет прибегнуть к услугам детского психолога. Очень усложнилось дело с Маликой. Непонятно, из-за чего она переживает больше: из-за несчастного случая с одной сестрой или по поводу счастья другой, но наверняка не из-за исчезновения Дарьи, с которой даже встречалась нечасто. Никто не догадывается, что причина ее раздражения и недовольства кроется в окончательном уходе из ее жизни Анума. Еще перед отъездом Малика не сомневалась, что их разлука временна, ей даже не пришла в голову мысль, что мужчина уже никогда не поговорит с ней и они больше не увидятся. Вначале она звонила ему, наверное, раз сто, но он не отвечал, а когда женщины вернулись в Аккру из Триполи, номер оказался заблокированным. Она отправила ему на e-mail множество сообщений, полных возмущения и злости, но постепенно поняла, что этим ничего не добьется, и начала просить, молить хотя бы об одном словечке или кратковременном свидании. Она объясняла любимому, что тот может иметь до семи жен, если захочет, в его стране это никого не удивит, это не противозаконно. Писала, что может и не быть его законной женой, у нее не было мысли разбить его семью. Все зависит только от него, его любви и присутствия в ее жизни. Вспоминала чудесные минуты, которые они проводили на выездах, время, когда любили друг друга в маленьком отеле у океана. Писала о наиболее интимных моментах, которые собрала в один поцелуй или одно прикосновение. Она то атаковала, как фурия, то впадала в экстаз, потом в отчаяние. Ее жизнь полностью утратила блеск и смысл. Порой Малика просыпалась вся в слезах, иной раз засыпала заплаканная. Послала к черту работу, часто уходила раньше, говоря, что она едет в министерство, на почту или на дипломатический раут. У нее все валилось из рук. Все свободное время и вечера она проводила у себя в спальне, часто в обществе «Джонни Уокера»[33], которым систематически начала напиваться до беспамятства.
