Таня Валько - Арабская дочь
— Извини, я не понимаю, о чем вы говорите, — вмешивается Самира, — но, ради Аллаха, Дот, ты должна ехать. Один ребенок — это лучше, чем ни одного. У тебя нет документов, никаких прав на дочерей, ты в проигрышной ситуации.
— Молодая девушка, а умнее… — Мартин присоединяется к разговору. Его арабский свидетельствует об отличном знании языка.
— Прошу прощения, я хочу поговорить с золовкой наедине. — Самира беспардонно выталкивает его из комнаты и закрывает двери. — Дот, — она обнимает женщину, и они обе начинают тихонько всхлипывать, а маленькая Даруся, не осознавая, какая рядом с ней разыгрывается трагедия, лакомится шоколадками, — сестра, ты приедешь сюда еще, отыщешь Мари, я тебе обещаю. Поменяешь фамилию, прическу, цвет волос, никто тебя не узнает, и тогда ты спокойно заберешь свою дочь домой.
— Я не могу без нее уехать, не могу… — Слезы текут по щекам Дороты, рыдания сдавливают горло.
— Либо ты делаешь это сейчас с Дарин, либо не делаешь вообще, — с грустью произносит Самира. — Выбор зависит от тебя.
Несчастный случай с Самирой
— Малика! Как хорошо, что вы наконец вернулись! — Старая ливийка выбегает навстречу дочери и внучке. Ее покрасневшие глаза свидетельствуют о том, что она еще не спала.
— Мама, что случилось? Почему ты до сих пор не легла спать? С каких пор ты меня ждешь до рассвета? — Любительница развлечений и вечеринок недовольно хмурится, глядя на мать.
— Во-первых, я жду не тебя, а этого бедного, чуть живого ребенка. — Она указывает на Марысю, едва стоящую на ногах. — А во-вторых, звонили из Центральной больницы… — У женщины ломается голос, и она заливается слезами.
В порыве отчаяния старая ливийка рвет на себе всклокоченные волосы.
— Что случилось? — тихо цедит слова Малика. — И с кем? — Голос женщины переходит в шепот, и ее едва слышно.
— Самира… — Мать падает на колени и бьется головой об пол, громко причитая.
Марыся, потрясенная этой сценой, с ужасом в глазах подбегает к бабушке и обнимает ее за дрожащую от всхлипываний спину.
— А Дарья, что с Дарьей? — спрашивает она, наклоняясь к уху бабушки.
— Ничего не знаю, телефон не отвечает, — объясняет она. — Сказали только о Самире и о том, что ее состояние критическое.
Малика быстро достает мобильный телефон, отходит и делает несколько звонков, один за другим. Она успела взять себя в руки и холодна как лед, но в ее глазах, сейчас черных как уголь, видны отчаяние и ужас. Вертикальная морщина на лбу и бледность лица тоже свидетельствуют о состоянии ее души.
— Собирайся, мама, едем. А ты, Мириам, иди к себе и укладывайся спать, — отдает она короткие указания.
— Но, тетя, я тоже хочу… — пробует протестовать девочка.
— Без разговоров, я не шучу, — Малика обращается к Марысе тоном, не допускающим возражений. — К тому же тебя, мое дитя, не впустят в палату интенсивной терапии. Утро вечера мудренее, oкей?
Едва волоча ноги, Марыся с опущенной головой идет к лестнице, а женщины спешат покинуть дом. В сумасшедшем темпе доезжают до Центральной больницы. Движение страшное. Поминутно останавливаются машины скорой помощи и частные автомобили, из которых выносят окровавленные тела.
— Половина этих дебилов не должна была получать водительские права. — Злая Малика с ужасом смотрит на тело мальчика лет десяти, которого мужчины вносят на белой окровавленной простыне.
— С дороги, с дороги! — призывают они. — Доктора, быстро!
— Что за бойня! — Малика берет мать под руку и почти бежит в приемное отделение, возле которого толпится народ.
— Мы должны как можно быстрее перевезти бедную Самиру в мою клинику или в какое-нибудь другое место. Если это только удастся.
После толкотни и пары очередных телефонных звонков известный в Триполи доктор заводит женщину-дипломата и ее мать в отделение.
— Состояние тяжелое, очень. У нее повреждены череп, диски шейного отдела, в нескольких местах сломаны руки и ноги, — профессионально информирует Малику стройный доктор-иностранец, демонстрируя свое уважение к женщине. — Делаем все, чтобы спасти ей жизнь. Это сейчас главная задача.
— Она ехала без ремней безопасности, да? — впервые подает голос мать.
— Трудно сказать. — Доктор неуверенно крутит головой. — Девушка ехала очень быстро. Это было ужасное столкновение, и подобных у нас, увы, предостаточно. Вы сами видели, что творится в приемной. И так каждый день.
— Можно ли нам перевезти сестру в другую больницу, например правительственную, или хотя бы в мою клинику? — Малика не сдается и не верит в эту трагически описанную историю.
— Насколько я знаю, вы тоже доктор… — Ординатор с неодобрением смотрит на Малику.
— Я фармацевт.
— Но этому, если я не ошибаюсь, учат также и в Академии медицины, — иронично продолжает мужчина, нервно стискивая при этом ладони. — Лучше будет, если вы узнаете об увечьях, а потом сами решите. Вы, доктор фармакологии, думаете, что у нас нет хороших докторов, что вождя и членов правительства лечат иначе? И что в частных клиниках дело поставлено лучше? Так пойдите и посмотрите на количество больных в нашей больнице. У медиков достаточно случаев, чтобы повысить свою квалификацию! — Доктор скептически кривит губы.
— Я не хотела вас обидеть, — говорит Малика, только сейчас осознав свою бестактность, но мужчина уже отвернулся от них и пружинистым шагом направился к зеленой двери с надписью «Палата интенсивной терапии».
После того как две женщины спешно надели халаты и бахилы, они, охваченные ужасом от предстоящей встречи, входят на цыпочках в зал с несколькими кроватями, отгороженными друг от друга только переносными ширмами. Слышны звуки включенной аппаратуры, щелчки ламп дневного освещения, шипенье насосов, доставляющих больным кислород, и тихое гудение работающих приборов, управляемых компьютером, которые контролируют работу сердца и нагнетание воздуха. В самом конце зала доктор останавливается у койки, на которой лежит почти полностью забинтованное тело. Одна рука и нога — на вытяжке. Пациентка подключена к устройствам, поддерживающим жизнь, от дыхательного аппарата ее голова неестественно отклонена назад. На штативе висят две капельницы: в одной — прозрачная жидкость, в другой — кровь для переливания.
— Вы по-прежнему считаете, что сестру можно перевозить? — резко спрашивает доктор.
— Я этого не переживу, — шепчет мать, не в силах сдержать плач. — Это проклятие, которое пало на всю нашу семью за злые поступки. Да, Малика, чтобы ты знала. Всегда приходит время расплаты. Только почему это невинное дитя, эта самая хорошая и воспитанная девушка должна быть наказана за грехи других?
