Николай Никандров - Путь к женщине
Шибалин, крепкий мужчина, с упорным медлительным взглядом художника и мыслителя, сперва проходит мимо руин, только заглядывает туда через стену, смотрит, кто есть. Потом поворачивает обратно и направляется прямо в руины.
Вера, следившая за ним издали, подбегает к нему, хватает сзади за руку:
– Никита!.. Ты куда?
Отводит его в сторону от входа в руины. Шибалин смущенный:
– Вера… А ты каким образом попала сюда? Зачем?
– За тобой! За тобой пришла!
– Откуда у тебя такая дикая фантазия?
– Ника, умоляю тебя, умоляю, уйдем сейчас из этого ада!
– Вера, оставь эту дамскую блажь. Она тебе совсем не к лицу.
– Ника! Не издевайся надо мной, над моим порывом! Если бы ты знал, с каким чувством я помчалась сюда, когда узнала, что сегодня ночью ты будешь здесь!
– Не стоило трудиться. А от кого ты узнала?
– Это многие знают.
– Даже многие?.. Гм…
Саркастически улыбается.
– Никогда, никогда, никогда я не ожидала, Ника, что ты в конце концов попадешь в стан развратников, сластолюбцев, покупающих за деньги женскую любовь!
– Городишь ерунду! Знай, что среди мужчин, обреченных ходить к проституткам, нет ни "развратников", ни "сластолюбцев", а есть только несчастные, неудачливые в любви, мученики, великие мученики, жертвы идиотского уклада всей человеческой жизни! Понимаешь ты: жертвы!
Вера с усмешкой:
– О!.. Он все о своем!..
Шибалин желчно:
– Да! О своем! И всегда буду об этом своем! Всегда! Всю жизнь! Сядем здесь…
Они садятся на кирпичи впереди передней стены:
– Ника, скажи правду, а ты, ты, лично ты пользуешься проституцией?
– К сожалению, да. Но ведь это я только пока. Пока наконец встречусь с ней, с той, которая действительно мне подходит. На первой попавшейся не женюсь.
Вера с омерзением щурит на него глаза:
– О! Вы! Мужчины! Как вас после этого назвать? Развратничаете налево и направо, ходите к проституткам, придумываете "идейные" оправдания этому, изнашиваетесь, обращаетесь в негодную ветошь, – и все смеете, и все считаете себя вправе искать встречи с ней, с "настоящей", "нетронутой", "чистой", "единственной на всю жизнь". Разве это не подло?!
– Что же делать, Вера, если при настоящих условиях таков путь мужчины к идеальной женщине.
– Путь через грязь, через проституцию, через болезни?
– Выходит, что да. Вот почему я и объявил борьбу с подобным укладом человеческой жизни.
– Жизни ты, Никита, не перестроишь, а сам погибнешь. И уже погибаешь.
– Что же. Не я первый, не я последний. Сколько человеческих дарований, талантов, гениев преждевременно сгорают на этом быстром огне, огне уродливо разрешаемой проблемы пола! Вера, если ты когда-нибудь замечаешь на сером небо склоне жизни новое яркое восходящее светило и потом вдруг обнаруживаешь столь же внезапное его исчезновение, то знай, что подававшая надежды звезда непременно запуталась в невылазных тенетах любви. Следующий свой роман я посвящу этой теме и назову это так: "Падающие звезды". Правда, красиво?
– Красиво-то красиво…
– Но что? Говори, что? Договаривай!
– Боюсь, рассердишься.
– Что за глупости! Что я, обыватель, что ли? Ну говори!
Вера не сразу:
– Я хотела спросить, почему у тебя, Ника, в последнее время рождается так много красивых названий для твоих будущих произведений, а самих произведений все нет?
Шибалин с перекосившимся лицом:
– А-а-а!!! Значит, ты тоже уже не веришь в меня как в писателя?.. А-а-а!!! Ты тоже уже сомневаешься в моем таланте?.. Да… Конечно, "Шибалин исписался"… "Шибалин выдохся"… "Запутался в вопросах любви"… "Падающая звезда"… Ха-ха-ха…
– Нет, Ника, нет! Совсем нет! В литературный твой та лант я по-прежнему верю! Я только нахожу, что ты в своих исканиях действительно сбился с пути, забрел в такие дебри, из которых не знаю, как выберешься! Например: в теории, в книгах своих громишь зло, а на практике собственной персоной поддерживаешь проституцию!
Шибалин:
– Все мужчины поддерживают проституцию.
Вера:
– Это неправда.
– Правда! Мне лучше это знать! Я – мужчина!
– Чем же тогда ты это объясняешь?
– Очень просто. По вине женщины проституция в настоящее время является е-дин-ствен-ной формой брака, которая не связывает по рукам и ногам мужчину.
– О! Вот так "брак"! Додумался! Доискался! Дальше идти уже некуда! От-ка-зы-вать-ся от чистых жен-щин и соз-на-тель-но лезть в эту грязь!..
– Мелешь ерунду! Ни один мужчина не предпочтет проститутку так называемой чистой женщине! Ни один!
– Но ведь со мной-то ты разошелся, от меня-то ты отказываешься, а этих не гнушаешься, к этим ходишь?
– О! Она все о своем!..
– Да! О своем! И всегда буду об этом своем! Всегда! Всю жизнь! У тебя своя идея, у меня своя! Ника, подумай и ответь себе, кто же для тебя лучше: они или я? Неужели они?
Шибалин твердо:
– Оба хуже: и ты и они. Ты по-своему, они по-своему.
– Объясни подробней!
– Сотни раз объяснял.
– Объясни, почему ты не хочешь еще раз попробовать возобновить нашу связь! Это такая глупость, такой абсурд, что мы с тобой разошлись!
– Вера, с этим у нас покончено давно и навсегда. Ты не та женщина, связь с которой принесла бы мне счастье.
– Но скажи, чем я не та? Ты никогда не говоришь, чем я не та. Объясни толком, какая женщина тебе нужна! Может быть, я сумею перемениться?
– О! Уже скоро год, как мы с тобой разошлись, а ты все ходишь за мной и спрашиваешь почему и предлагаешь перемениться. Довольно! Больше ни слова об этом! Ни слова!
– Я так и знала, что ты не дашь мне договорить до конца…
Нервно трясущейся рукой достает из своей сумочки толстую пачку бумаг, передает ее Шибалину.
– …поэтому я изложила свои мысли на бумаге. Возьми это, прочти. Ты воображаешь себя великим психологом, а в моих переживаниях разобраться не мог. Ты судил обо мне поверхностно, принимал меня за ничтожество. Но я смею считать себя несколько иной.
Раздельно, с ударением на каждом слове:
– Так не по-нять ме-ня!!!
Шибалин поражается толщиной пачки:
– Это про что же тут? Вера:
– Про мое чувство к тебе, про мою любовь.
– Такая толстая пачка про любовь?
– Не смей смеяться надо мной, над моим чувством!
– Я не смеюсь.
– Смеешься! Думаешь, я не вижу? Конечно, я очень извиняюсь, что чтение моего послания отнимет у тебя несколько минут времени…
Шибалин пробует пачку на вес:
– Тут не на несколько минут, тут на два часа чтения.
– Ну, пожертвуй для меня двумя часами времени! Только смотри прочти! Я хочу, чтобы ты наконец понял меня!
– Хорошо. Хотя я и так понимаю тебя.
– А когда можно будет узнать ответ?
– Какой ответ?
– Ну, на это… писание.
– Еще надо давать и ответ?
Опять вертит в руках и взвешивает пачку.
– Никита! Не издевайся над моими страданиями! Будь хоть раз повнимательнее ко мне!
– Ну, хорошо. Обещаю. Прочту. Ответ дам в нашем союзе. А теперь тебе пора, Вера…
– Хорошо, хорошо, ухожу. Прощай!
Крепко жмет его безучастную руку. Раздавленная великим горем, потерянная, безумная, уходит.
Шибалин несколько мгновений сидит без движения, скованный мукой. Потом порывисто встает, проводит по лицу рукой, точно снимает с глаз повязку, и входит в руины.
XIX
Женщины при появлении в зале Шибалина подтягиваются, оживают.
Он сидит в стороне от всех на тумбочке из кирпичей.
Они по очереди проходят мимо него, приостанавливаются, заговаривают.
Антоновна подходит, сладким голосом:
– Вам скучно одному? Шибалин холодно:
– Очень. Антоновна с кокетством:
– Мне тоже чтой-то скучно.
После небольшой паузы, таинственно:
– Пройдемтесь?
Шибалин каменно:
– Нет.
– Чего так?
– Другую жду.
– Ну, ждите другую.
Отходит от него к своим. Со злобной усмешкой:
– Другую ждет! Ему нужна которая в шляпке, на высоких
каблучках, намазанная! Ничего. Пусть, пусть…
Опускается на камешек рядом с Настей. По-старушечьи кряхтит, стонет. Настя:
– Ну на самом-то деле, Антоновна, куда же ты лезешь? Разве не видишь, что это за человек? Неужели его карман не позволит ему взять что-нибудь получше?
Антоновна:
– Не то хорошо, что хорошо, а что кому нравится. Ты слишком молода, Настя, чтобы все понимать.
Беременная выплывает из темного угла зала, пересекает ярко освещенное место, направляется к Шибалину:
– Гражданин, вы меня поджидаете? Шибалин вбок:
– Нет.
Старается не глядеть на нее, на ее высокий живот. Беременная церемонно, с манерами:
– Очень-с жаль-с! Извиняюсь!
Делает реверанс, отходит, опять пересекает ярко освещенную площадь зала и тонет в глубокой тени под стеной.
Осиповна с напускной развязанностью, с деланной жестикуляцией идет к Шибалину:
