Астра - Избегнув чар Сократа
Шагнула раз, другой и остановилась.
В ямке, разбросав перья, с подвернутой головой лежал мертвый воробей. Перья его были влажны, вокруг клюва стыла красная пена, полузакрытые глаза отсвечивали голубизной. Ямка, след человека, была тесна для мертвого, он торчал из нее одним крылом, длинным узким пером.
Астра присела.
«Так это было убийство, — она коснулась лица, — убийство, а мы-то, боже мой…»
Взмыленный лыжник промчался за ее спиной.
Тело птицы было приятно-мягким, тепловатым, оно безвольно ссыпалось с ладони. Астра вернулась к подъезду. Положила воробья на снег, постояла и тихо скрылась за дверью.
«За что постигла смерть эту птаху? Какой закон нарушила она? Или он, ее погубитель? Или мир неизъясним, неисследим, и то, что мы понимаем, и то, что пытается развернуть перед нами В-нс — лишь тонкие водяные круги на поверхности омута?»
— Внимание, слушайте все! — захлопала в ладоши староста. — В ближайший вторник идем на лекцию изобретателя Коровякова в кинотеатр «Прага». Есть запрос на всю группу. Без опозданий.
— Мы одни?
— В-нс будет тоже.
Занятия на этот раз закончились не поздно, и можно было не опасаться остановленных эскалаторов на пересадках. Они шли вместе с Тиной. Та была грустна.
— Мне уже не выбраться, Асенька. У меня что ни день, то бой, но чем ни больше работаю, тем дальше увязаю.
— А что он говорит?
— Это и говорит. «Если бой — вы уже проиграли». У меня внутри страх и гнев. Они трясут меня постоянно.
— Почему гнев, на кого?
— Ни на кого. Вообще. В-нс говорит, что все мы — представители разных цивилизаций. Кто — земной, белой, кто другой, ближней или дальней. Я же — одной из самый ядреных паразитических цивилизаций во всей Вселенной. А они не жалеют своих носителей.
— Тебе бы поговорить с доктором, принять успокоительного. Посети невролога, хуже не будет.
— А он кто, разве не доктор? Магистр Высшей Вселенской Природы! К кому идти от него?
— К любому, если ты на срыве. Надо отойти от края. Медицина даёт шанс, передышку, потом разберешься. Худая стала, востроносая. Побереги себя. Нельзя заниматься каждую неделю, надо и опомниться, прийти в себя. Разве можно равняться с ним силою!
— Я боюсь.
— Чего?
— Боюсь, что он не одобрит обращения к медицине, увидит в этом измену, недоверие лично к нему. Ведь даже в книге его написано, что путем внутренних разборов многие его ученики излечили себя даже от рака.
— Тебе известны такие случаи?
— Ни одного. Даже напротив… — она замялась.
— Вот, лишний довод. Тина, милая, помоги себе. Жизнь дороже идеи. Кто мы такие, чтобы отвергать медицину? Там работают профессора поумнее нас с тобой. Лечат, ставят на ноги, продляют жизнь. Помогут и тебе.
— Нет, Астра. Спасибо за участие. Авось как-нибудь. Сама-то как?
— Ничего. Работаю.
— Получается?
— Кое-что, — Астра удержалась от откровенности.
… В фойе кинотеатра под стеклянными ограждениями были расставлены приборы изобретателя Коровякова. Круг интересов этого человека был широк, выставка заняла почти все помещение. Привлеченные афишей, на лекцию пришли заинтересовавшиеся жители района. И не знали, куда и смотреть. Окруженный молодежью, между рядами экспонатов медленно двигался В-нс, привлекая внимание своей внешностью: свалянной в две веревки серой бородой, темно-пульсирующими глазами, чистой русской речью, странно-доступной лишь тем, кто его сопровождал.
— Кто это? Кто это? — слышались голоса.
Кто-то даже пристроился было за его спиной послушать, но отошел с недоуменным видом. Ничего не понятно!
«Как он одинок!» — мелькнуло Астре.
Зрительный зал поднимался от сцены непрерывным амфитеатром. В-нс и его свита заняли невысокую середину, остальные разместились, где пришлось.
На сцену вышел изобретатель. Это был уже немолодой человек, коренастый, крупноголовый. Он работал и в Москве, и в Туле, усовершенствуя оружие, и один раз «целую неделю жил в оружейном замке` и все там понял». Все это говорилось устало, почти безнадежно, видно было, как измучен он непризнанием своих открытий. Он сказал, что времени вообще нет, сказал, что планеты трутся об искривленное пространство, и что одна из них вертится в другую сторону, и еще, еще, скромно, мудро, застенчиво.
В-нс слушал его, не отвлекаясь.
— Человек одинок в поисках истины, — тихо произнес он по окончании лекции, словно отвечая Астре, ее отозвавшейся душе. — Набрать таких и работать. Все понимает, не то, что вы.
Нарядная, в вышитом платье с украшениями, не в спортивном же костюме ходить в театр! Астра сбежала к сцене, чтобы рассмотреть приборы и самого Коровякова. Задумчивый, бедновато одетый, он что-то крутил, подбрасывал, заводил, и видно было, что мыслей здесь — на целую энциклопедию, но применить их без заинтересованной помощи ему не удастся никогда.
— Дайте мне ваш телефон, окей? — спросил у него один из молодых людей, окруживших стол. — Мне понравилась ваша лекция.
— И что вы мне нового скажете? — устало произнес изобретатель.
Молодой человек вытащил две визитные карточки, одну из которых протянул изобретателю, а на обороте второй приготовился записать его телефон.
— Я руковожу технической Компанией, мы смогли бы с вами договориться, — сказал он. — Я позвоню, да?
— Валяйте, — вздохнул Коровяков.
…Астра медленно брела по Петровскому парку.
… «Времени — нет» сказал этот человек, — думалось ей. — Моя детская догадка. Древние египтяне и гармоничные греки запрещали делить время. А сейчас оно набрало столь жесткую власть, что все мы стиснуты его обручами. Часы, минуты, секунды! даже малыши на сквере спрашивают: «Тетя, который час?». Зато каждые полгода без всякого почитания перешвыриваем туда-обратно целый час. Ужасно. И каждая часть дня набита «делом», общим для всех: с восьми до восемнадцати — любое производство с обедом посередине, с двадцати двух до семи — сон. Зато предрассветные, с четырех до шести, недоглядели, может, поэтому и работается так легко в этой неучтенке? А можно ли выйти из времени? Встать в сторонке: пусть себе идет то, что называют часами, и День с Ночью, и Солнце с Землей, а я буду с улыбкой приветствовать Великий поток!
Когда начинаешь учиться музыке вместе с ребенком, то не без грусти замечаешь, насколько снижена взрослая восприимчивость. То, что Проше давалось слету, Астре приходилось долбить и долбить на смех собственному сыну.
— Быстрее, громче, — кричал он, — здесь форте, а не пиано! Ага, мама, значит, я могу быть лучше тебя!
— Можешь и должен, — соглашалась она, — но до фантазии-экспромта номер четыре Шопена нам с тобой еще играть да играть.
Кир слушал их с удивительным чувством, в особенности аккорды Астры. Они удавались ей. То, что в доме звучала живая музыка, казалось ему теплым огоньком, если сравнивать его с электрической лампочкой. Он купил витые свечи, чтобы зажигать по две на каждую сторону резного пюпитра. Жена, ребенок, фортепиано… интеллигентное русское чувство охватывало его, он даже уходил из комнаты. А фантазию-экспромт он помнил наизусть, и все годы хотел вживую услышать именно то исполнение, что было у матери на пластинке, и из-за которого он однажды «чуть не убил» пианиста!
Астра не просто учила ноты, она вслушивалась. Ей даже снились простенькие этюды, где каждая нотка подымала головку и преображалась в нечто прелестно-живое.
«Жалко музыку, — вздохнул некто, узнав о возможном конце света. — Музыку жалко».
Следующая пятница оказалась сердитой.
Изредка такое, говорят, случалось и раньше. В-нс увидел, что группа отстает от него, и его сильные проходы, многочасовые лекции, энергия и мощь гаснут в глухом топком сопротивлении. Если по справедливости, то признаки развития были у всех, но люди по-разному поспевали за его стремительным лётом.
— Вы питаетесь моими идеями всю неделю, а проблемы, даже свои собственные, не отрабатываете. Или вы думаете, что мы вам нянька, или что нам больше делать нечего? (Он называл себя во множественном числе, уважая свою миссию на Земле). Ого! Мы-то идем неостановимо, а вы в будущих перерождениях станете тараканами.
И насмешничал, потешался над безмолвными, сидящими на полу людьми, будто зазнавшийся спортсмен над калеками.
Астра выпрямилась.
«А хотя бы и тараканами, — возразила она про себя. — Разве не говорил восточный мудрец, что в будущем рождении он с уважением готов быть хоть печенью собаки? И разве случайно в русской сказке из гузенной кишочки коровушки вырастает яблонька с золотыми яблочками? Да и как об этом судить, за что бичевать людей? — она вздернула плечи. — Не уверял ли мудрый Вивекананда своих учеников, что они совершенны, но могут стать еще совершеннее? Как же так можно? Право, если бы не издёвки этого великого человека, в группе было бы больше развития…»
