Алексей Саморядов - Праздник саранчи
— Нам не надо… полочки, — она убрала его руку.
— А у меня есть еще план, — живо откликнулся Витя…
— Одного секретного завода в. Тамбове.
— Отойди, — Лариса, смеясь, отталкивала его.
— Ну хорошо! — воскликнул он горько. — Ну что тебе стоит? Один только раз без денег, вроде субботника?
— Отойди, — она отталкивала его, смеясь.
— Ладно, — Витя встал, достал из кармана тетрадку. — Сколько это стоит? Ну?
— Сто пятьдесят долларов, — она смотрела на него весело. — Ладно, для тебя сто!
— Один раз — сто долларов? — он прошелся. — Ладно! — протянул ей тетрадку. — Это мой рассказ, я оцениваю его скромно, долларов в триста… Боже мой, — он повернулся к Андрею. — Боже мой! Боже мой, мне не верят!
Когда Таня вернулась, Андрей и Витя расставляли на полу пластилиновые фигурки.
— Что это? — Таня взяла одну из них.
— Не трогай. — Андрей отобрал у нее фигурку. — Это всадник.
— А где же ноги? — Таня снова взяла.
— Не трогай! Ног у них не видно, они едут полем в высокой траве медленно, шагом. И солнце встает.
— Ты что, обиделся? — Она погладила его по волосам.
— Ну хочешь, я верну им все эти тряпки… Витя, ты чего такой грустный? Ты им понравился очень, хочешь я дам тебе телефон?..
— Вот еще… — отозвался Витя. — Бог с ними, они, конечно, знатные, но бегать за ними, переживать… Я одно знаю, надо не суетиться, а сидеть на месте. И все, кто тебе нужен, сами пройдут перед тобой.
— Дай ей яблоко, — тихо сказал Андрей.
— На, смотри, — Витя протянул ей ладонь. — Видишь?
— Что?
— Яблоко. Неужели не видишь? — удивился он.
Таня засмеялась.
— Да вот же оно. — Он привстал, разглядывая свою ладонь. — Оно пахнет первыми морозами, а здесь сбоку на нём крапинки. Это моё яблоко, никто его не украдет и надкусить не сможет, — он говорил тихо, серьезна — Захочу и подарю его тебе, ты сможешь хрустеть им и радоваться, а захочу брошу.
Таня не смеялась больше.
— Смотри. — Он вдруг нагнувшись поднял одеяло, заглянул под диван. — Здесь у меня живут два гнома и коза, когда мне хорошо, они радуются, как я, а когда плохо, я заставляю их по очереди заниматься скотоложеством с козой… — Он засмеялся тихо. — Это все яблоко в моем мозгу, оно вечно…
Андрей усмехнулся, посмотрел на Таню. Она сидела замерев, глядела на него, широко раскрыв глаза, изумление, словно увидела только сейчас, вдруг всхлипнула будто. Она подвинулась к нему, поцеловала куда-то ниже глаза, обняла, все целовала его лицо и смеясь всхлипывала, крупная слеза катилась по щеке, она обняла его крепко-крепко…
Витя встал тихо с дивана, ушел. И гномы ушли. Они сидели вдвоем на полу, пух тополиный летел из окна, кружился на полу, где всадники шли по брюхо в высокой траве. И светило солнце…
Ночью она лежала тихо, едва дыша, и все глядела на окно, на светлое небо.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— Ты не спишь? Не знаю… Как-то зябко и страшно…
— Они не найдут нас.
— О чем ты пишешь? Дай мне почитать.
— Зачем тебе?
— Мне нужно. Я знала, что со мной что-то случится, но никогда бы не подумала, что с тобой.
— Спи…
— Скажи, а правда то, что говорил Витя?
— Он же шутил.
— Нет, он не шутил. Что-то идет, я чувствую, давай уедем куда-нибудь…
За стеной кто-то печатал на машинке…
Они приехали затемно. Автобус, в котором кроме них троих была лишь зевающая толстая баба-кондуктор, круто заваливаясь на бок, мчал их через редкие огни поселков, темные, непроглядные сады, сквозь полные мрака кипарисовые туннели и высадил их за светлыми башнями рыбозавода.
Здесь, у основания мыса, сразу за дорогой, начинался пустой дикий пляж, открывавший спокойное, светившееся уже по-утреннему море.
Они пошли пешком, неся чемоданы, по плохой сыпучей дороге, вдоль долгого пляжа под высоким обрывом. Над ними на скалах из песчаника нависали тяжелые корявые сосны, откуда-то сверху сыпались все шурша мелкие камешки; Небо и море наливались постепенно одинаковым чистым бесцветным светом, в котором далеко впереди слабел, тонул одинокий фонарь в ущелье, куда они шли.
Решили купаться, спустились на пустой пляж. Бросая вещи, увязая во влажном песке, подошли к зашумевшему краю моря.
Таня отвернувшись переоделась быстро, Андрей и Витя босые сидели на леске, курили, наслаждаясь свежим бризом, ровно дувшим с моря. Ни души кругом, лишь вдали несколько спящих палаток.
Раздевшись, подошли к Тане, стоявшей у воды, зябко обхватившей плечи. Витя встал на колени на мокрую чистую гальку, задумчиво разглядывал прозрачную воду, потом, подозрительно щурясь, сунул в нее палец, поводил. Нагнувшись, осторожно лизнул море языком.
— Бог мой, оно же соленое…
Таня сидела на корточках, черпая ладонью воду. Витя встал рядом о Андреем. Все трое с удивлением и тревогой смотрели не чистую обозначившуюся серебром линию горизонта.
Они сняли две маленькие комнаты на втором этаже высокого просторного дома, стоявшего на горе в Раду из инжира, груш, виноградника. Сад спускался к мелкому чистому ручью, вытекающему тут же в море.
— Неплохо живут, — заключил Витя.
Он стоял на широкой каменной лестнице с перилами, спускавшейся во двор, и оглядывал ладные крыши в ущелье, крепкие каменные стены, мандариновые деревья в широких дворах. Внизу под навесом еще висела нитка желтого прошлогоднего табака, через ручей гулял толстый боров с хорошими поросятами.
— Чего не жить, если дают… — Андрей тоже смотрел на все это почему-то сердито.
До обеда они лежали на песке, купались в синем, лилком море, снова лежали, не на подстилках, а прямо на горячем мраморном песка.
— Откуда у тебя такой купальник? — Андрей сыпал ей песок на живот.
— Девочки подарили, — она радостно валила его, целовала, клала голову на грудь.
Обсыпанные песком, они сплевывали с губ песчинки. А Витя все ходил по шею в воде, не плавал, а ходил часами по дну, насвистывал что-то и все трогал ласково, целовал море.
— Смотрите, здесь кто-то плавает! — кричал он иногда, забравшись на лохматый лиловый риф, покрытый крупными мидиями.
И они бежали в море, ныряли с головой, плыли к нему кто вперед…
Обедали на террасе маленького кафе, стоявшего над пляжем у ручья. Ветер трепал полосатые зонты, угрюмый армянин жарил на огне мясо на вертелах, косился на Танин купальник и, перемотав катушку старого пыльного магнитофона, снова включал на всю мощь джаз Гленна Миллера. Мотая головой, морща лоб, он совершенно заходился под эту музыку, забывая про мясо, деньги, даже про Танины бедра, за столиком у стены его друзья и соседи, сидевшие здесь вечно, играли в нарды и также заходились под музыку. И Витя, покачиваясь от удовольствия, поднимал стакан с чистым белым вином, которое они покупали у хозяина, кричал:
— Я не знаю, какая там у них Америка, но, по-моему, вот это и есть Америка! Лучше этой и быть не может!
После еды курили, глядели, отодвинувшись в тень, на море синее, у горизонта фиолетовое, на белый нырявший на ветру пароходик. Витя, обернувшись, спрашивал Андрея:
— Много у тебя еще денег?
— Есть.
— Когда кончатся, я предлагаю развернуться здесь. Мне даже стыдно, что я здесь никого не ограбил! Ты посмотри на этих грузинов…
— Это абхазцы, — Андрей жмурился от поднятого ветром песка.
— Ну абхазцы. Я просто долгом своим считаю начать их грабить.
— А потом?
— А потом уедем в Америку. Все вместе, и Танюшу возьмем.
— Как же вы Танюшу возьмете? — спрашивала Таня.
— Ерунда. У меня знакомый прапорщик есть на финляндской границе. Главное, ему только водки поставить. Напьемся, и все само выйдет. Протрезвеешь уже в Италии.
— Там нет Италии.
— Ну бог его знает, я не знаю, не был там никогда. Может быть, там вообще ничего нет. А туристов возят в Конотоп. Может быть, и Америки вообще нет, придумали ее… Я одно знаю, здесь нам жить больше не можно… Хамы кругом забрали все… И вообще я спать хочу…
После обеда они лежали в комнате, открыв все окна, слушая, как блеет во дворе коза, как шумит ветер в саду. Потом выходили вновь, шли куда-нибудь в горы, пробираясь круглыми тропинками, обходя заросли, изгороди, сидели где-нибудь на холме над кукурузным полем.
Вечером Андрей достал из чемодана «Марголин», разобранный на части, масленку, сидел, аккуратно чистил ствол, протирал тщательно затвор.
Таня читала. Зашел заспанный Витя, сел рядом, разглядывая обойму… Андрей следил за ним.
— Н-да, уважаю, — Витя засмеялся и стал жать Андрею руку. — Уважаю! — Он взял одну из гранат. — Давай рванем магазин!
— Положи… — Андрей аккуратно обмотал все в тряпки, спрятал в чемодан. — А то потеряешь.
— Ладно… — сказал Витя. — Я себе тоже достану.
