Олег Гладов - Любовь Стратегического Назначения
— Два пломбира.
Протягиваю деньги, забираю два стаканчика, холодящих ладони. Немедленно откусываю белую, сладкую, сводящую зубы субстанцию.
У дежурных в санаториях и домах отдыха чувство юмора, очевидно, выпускается на одной и той же фабрике. С одним и тем же набором шуток. И фраз: «Зачем», «Нельзя», «У нас такая не проживает».
Последней дежурной, пока она медлила с «У нас такая не проживает», я чуть не разбил на башке вазу с цветами.
«Не проживает…»
Откусив первый кусок пломбира, смотрю по сторонам в поисках свободной лавочки. Нахожу отличное место в тени дерева. Вытягиваю ноги. Не спеша, наслаждаюсь прохладой, ем мороженое. Мимо, вдоль берега, где утром я общался с бегунами, прогуливается множество людей. Я отмечаю про себя, что уже ничем не отличаюсь от большинства: кожа моя приобрела золотистый оттенок. Отлично.
Я принимаюсь за второй пломбир, он начал подтаивать, и мне приходится слизывать сладкие липкие капли с пальцев. С удовольствием наблюдаю за стройными, загорелыми девчонками. Мне нравится. И я знаю, что это — нормально. Знаю, и всё. Две симпатичные, проходящие мимо, улыбаются мне. Я тоже им улыбаюсь. Смотрю им вслед, и это мне тоже нравится. То, как выглядят женщины со спины. Особенно в купальниках…
Так. Что мы имеем? Мы имеем огромное количество санаториев и домов отдыха. Если методично обходить их — понадобится несколько дней. По пляжам можно бродить неделями. Я лично не против. Но не для этого я сюда стремился. Ладно. Буду действовать методично. Проверю все санатории.
Хотя не факт, что она в одном из них находится. И что дежурная захочет её позвать. И что Муха — производное от фамилии Мухина, а не просто nickname — второе имя для общения в Сети…
И тут я просто остолбенел от пришедшей мысли:
С чего это я вообще решил, что Муха — это женщина?!
Подобное открытие просто убило меня. Я тупо уставился себе под ноги.
Дурак. Полный дурак. Имбецил…
Подумать о том, насколько всё плохо, я не успел. Потому что услышал:
— Здравствуй.
Справа от себя. Женский голос. Я повернул голову.
Два радара. Кися-Ляля-Ксения.
Сидит, поджав под себя одну ногу и облокотившись о спинку лавочки. Два цветастых узких куска ткани — купальник. Волосы — в рыжеватый хвост. Маленькое колечко блестит на мизинце. Успела подрумяниться на солнце, как и я.
— Здравствуй, — отвечаю. Принимаю ту же позу, что и она.
— Что делаешь? — она поправила выбившуюся прядь.
— Сижу.
— Ха-ха, — спокойно говорит она, слегка склонив голову набок.
— Вот именно, — отвечаю я. Красивая. А вырастет — ещё красивее будет.
— Ты почему не бреешься? — вдруг спрашивает она.
Я трогаю подбородок. Хм… Действительно, что-то забегался совсем. Щетина. Трёхдневная.
— А что? Нельзя? — спрашиваю я.
— Нельзя. Мне нравится, когда мужчина гладко выбрит, она опять слегка склонила голову.
«Интересно, — подумал я, — а ты сама-то ноги бреешь?» Ибо ноги её — особая история. Ровные, гладкие — не у каждой такие найдутся. За пару дней на пляжах я видел разные. Как у неё — нет.
— Чем тебе мешает щетина? — спросил я.
— Когда целуешься, раздражает кожу.
Спокойно ответила. Спокойно смотрит. Я даже отвлёкся от мысли, что то, как оттопыривается полоска ткани на её груди, мне нравится. Почувствовал себя слегка неловко:
— Как это понимать?
— Как хочешь.
А ей, видно, всё нипочём. Или игра у неё такая? В спокойствие.
Я внимательно смотрю ей в глаза. Или в гляделки? В гляделки я уже с одной играл. Выиграл. А она со мной играла в спокойствие… Проиграла… (Стоп. Лучше об этом сейчас не думать).
Яркие, припухшие губы.
И они тоже мне нравятся.
— Ты куришь? — спрашивает вдруг Ксения.
— Нет, — отвечаю я.
— А я курю, — говорит.
— Поздравляю.
— Но у меня нет сигарет, — невозмутимо продолжает она.
— И что? — ничего не понимаю.
— Пойди попроси вон у того мужчины пару сигарет, она лёгким движением головы кивает в сторону здоровенного дядьки в шортах: он как раз прикуривает от блестящей бензиновой зажигалки.
— Не хочу.
— Алексей, — она выпрямила спину, — дама хочет курить.
— Ладно.
Я подхожу к дядьке, который уже успел удалиться, и прошу пару сигарет. Он не жадничает. Возвращаюсь с уловом обратно, протягиваю ей.
— Вот.
Она смотрит снизу вверх и не делает ни одного движения.
— В моём возрасте курить в общественных местах не принято. Не хочу шокировать публику.
— И что я должен делать.
— Подать даме руку.
Я протягиваю ей руку. Она легко вскакивает со скамейки, взметнув хвостом, поворачивается ко мне спиной и делает шаг в сторону тенистого сквера:
— Пошли.
Зажав в кулак сигареты, следую за ней. Идёт мягко, не виляя бёдрами, как это делает большинство девушек на набережной. На аккуратных ягодицах — две полоски: отпечатались следы от досок скамейки, на которой она сидела. Хороша. Очень понимаю тебя, Сид.
Отходим метров на двадцать в сторону. Скрываемся за кустом. Останавливаемся. Она молча протягивает руку. Даю ей сигарету. Вспомнив, вдруг говорю:
— А как же огонь?
Она слегка улыбается. Разжимает кулачок. В нём малюсенькая зажигалка:
— Всё под контролем, мой Принц.
— Принц?
Она прикуривает и выпускает клуб дыма. Держит сигарету между двумя пальцами правой руки. Смотрит. Молчит. Я тоже молчу. Я могу долго молчать. Она прикуривает вторую сигарету от первой. В тишине приканчивает и эту.
Легко берёт меня за руку. Так — с её прохладной ладошкой в своей — возвращаемся к набережной. Проходим мимо лавочки, на которой уже сидит какое-то семейство.
Она смотрит себе под ноги. Я чувствую себя… неловко? или глупо?.. Нет. Всё-таки неловко.
— Почему ты не приглашаешь меня никуда вечером?
Вот сейчас точно — глупо. Куда? Зачем? Вслух:
— Вечером?
— Мне тут скучно. Я никого не знаю.
— У меня такая же ситуация, — говорю я. А думаю: «Но мне вовсе не скучно».
— Вот видишь. Теперь мы знаем друг друга. Ты единственный знакомый мне мужчина, — говорит она. Потом уточняет:
— Здесь. А я — единственная знакомая тебе дама. Почему бы нам вечером не сходить куда-нибудь вместе?
Действительно. Почему нет?
— Тем более мама меня одну не отпускает. А ты ей понравился. С тобой она отпустит…
Ах вот оно что. Мама не отпускает.
— Со мной отпустит?
— Думаю, да.
Она слегка сжимает мою руку и смотрит в глаза:
— Проводишь меня сейчас домой?
Я пожимаю плечами:
— А я что, по-твоему, делаю?
* * *
Вера Петровна действительно обрадовалась, увидев меня. Захлопотала. Познакомила со своей сестрой, кучей племянников, имён которых я не запомнил. Стала накрывать на стол, за которым уже сидел мальчик Лёша, которому четыре года и сосредоточенно ел варенье, черпая его большой ложкой из трёхлитровки. Он помахал своим черпаком — по-другому и не назовёшь — в знак приветствия. Я потрепал его по голове:
— Как дела?
— Нормально! — ответил он, запрокинув голову, чтобы посмотреть мне в глаза; нос и подбородок у парня тщательно измазаны вареньем. Такое ощущение, что он именно для этих целей использует продукт.
Спустя полчаса сидим за столом. Пьем чай. Вера Петровна кивает на сына:
— Весь в отца. Тот тоже варенье банками лопает.
— А где ваш папа? — спрашиваю я.
Вера Петровна слегка киснет лицом:
— В больнице лежит. Так хотел с нами поехать на море… Да вот незадача. В аварию попал. Ну ничего, сейчас у него дела вроде как на поправку пошли.
Поговорили о здоровье. О хорошей погоде. О том, где я поселился. Удачно? Ну вот видишь — молодец какой…
— Мама, — вдруг сказала Ксения, — можно я с Алексеем пойду вечером на дискотеку.
Вера Петровна глянула на меня.
— С Алексеем? А ты книги, которые на лето задали, прочла?
— Мама!
Вера Петровна рассмеялась:
— Да шучу я, шучу… Можно, конечно… Но не позже одиннадцати — домой.
— Двенадцати, — сказала Ксения.
— Ну хорошо, хорошо… — она подняла руки, сдаваясь. — Не позже двенадцати.
* * *
Я зашёл за ней незадолго до того, как окончательно стемнело. Она сама попросила меня об этом.
Выпорхнула из калитки — простое платье по фигуре, босоножки — и сразу, будто всю жизнь это делала, взяла меня под руку:
— Пошли?
— Пошли…
Мне нравятся её прикосновения. И запах, исходящий от её волос. Хороший запах. Хороший, тихий вечер. Хорошая девчонка. Спрашиваю:
— Куда пойдём?
— Куда хочешь.
— Так я не знаю, какая тут дискотека получше.
— Да не нужна мне никакая дискотека, — спокойно, как всегда, говорит она.
— А что нужно?
— Ничего не нужно, — она всё так же спокойна.
