Эдгар Вулгаков - Течение времени
На торжественном вечере по случаю окончания курсов директор МТС вручил всем свидетельства трактористов и пожелал успехов в работе, а ребята вдруг, не сговариваясь, загалдели:
– Алексей Петрович, Алексей Петрович! Поставьте напоследок «Полет», а то, может, никогда больше не услышим.
– Во-первых, обязательно услышите на концерте в Москве или в другом городе. Или купите проигрыватель с пластинками, было бы только желание, и чтобы оно не пропало со временем. Во-вторых, запомните – не полет, а «Полет валькирий» Рихарда Вагнера. Это уже в который раз я ставлю, а?
– Алексей Петрович, я считал – в тридцать первый!
И опять полетели валькирии в бешеном темпе, на каждом повороте убыстряя свой полет… К Алеше на цыпочках подошел директор, на лице его можно было прочитать некоторое замешательство.
– Что это, Алексей Петрович? Что с ними?
– Они слушают симфоническую музыку.
– А-а!.. – Он застыл на минутку и через некоторое время на цыпочках вышел, прикрыв за собой дверь. Потом через щелочку в двери тихо Алеше:
– С утра в мастерской?
– Конечно.
Вскоре Костя нашел Алеше комнату у Наталии Михайловны – пожилой одинокой учительницы. Дом был большой. Центральное место в доме занимала столовая с огромным буфетом, изразцовой голландской печкой, большим круглым столом и почти таким же большим, опущенным над ним, красным абажуром. Вокруг стола – мягкие с высокими спинками стулья, у стены – диван и два мягких кресла. Здесь было тепло, спокойно и уютно. Одно большое окно столовой выходило в яблоневый сад, и можно было наблюдать за возней красногрудых снегирей возле кормушек. На стенах столовой висели три портрета, потемневших от времени, написанных лет сто тому назад, – сурового вида мужчина, женщина и девочка с куклой в руках. Наталия Михайловна, хозяйка дома, пояснила, указывая на портрет девочки, что это ее мама. Алеша почувствовал, что у этого дома большая история, возможно, наполненная трагедиями. Но сам дом уцелел. А большая семья разлетелась по всему Союзу, подхваченная комсомольским энтузиазмом – строить счастливую жизнь за тридевять земель: на Магнитке, в тайге, на берегах Амура, а не у себя дома. А представители старшего поколения, прошедшие через революционное чистилище и без вести пропавшие в местах не столь отдаленных, тоже когда-то рождались и жили в этом доме, их здесь ждали, надеялись. Многое помнили стены этого дома. Но Наталия Михайловна не хотела об этом говорить, тем более с незнакомым человеком. Правда, она сказала, что с Дальнего Востока собирается вернуться ее дочь, а сын – с Урала, и все со своими семьями. Тогда помолодеет этот большой дом.
Алеше показали комнату. Рядом с окном, выходящим в сад, письменный стол, у изголовья постели – торшер. Кроватью служил покрытый ковром матрац на высоких козлах. Ковер опускался до самого пола, так что, как устроена его постель, Алеша обнаружил позднее.
– Эта комната вас устраивает?
– Да, конечно, отличная комната, спасибо. – И он вспомнил избу тети Мани.
– А к лету устроим и всю вашу семью, не беспокойтесь. Я сдаю еще одну комнату. В ней останавливается женщина, зоотехник, когда возвращается из поездок по колхозам. Но ее скоро переселят в государственный дом.
В первую же ночь эта женщина очутилась в Алешиной постели, бесшумно скользнув к нему под одеяло.
«Кто она, эта тетка, и на черта она мне нужна, я даже ее физиономии не видел, и как мне эту историю объяснить Леночке», – стучало у него в голове.
От женщины исходил запах коровьего молока или еще чего-то. Ее шершавые ладони заскользили к паху, и тут же в трусах стало тесно. На мгновение мелькнула мысль, что он опять попадает в историю: однажды его уже судили комсомольским судом за связь с женщиной. Но только на мгновение. Сердце бешено колотилось, его руки легли на ее опавшие груди «Она же голая!» – осенило его… Но уже другие желания захлестнули его: не сочувствие к этой, возможно, одинокой женщине, нежность и благодарность к ней, а злость к этой нежданной бабе руководила им. И, сдергивая трусы, чтобы освободиться от этой мгновенно возникшей звериной жажды, он рывком повернулся к ней, – и вдруг оба покатились куда-то вниз, на пол. С грохотом упали козлы, матрац, и бесшумно, словно тень, исчезла незваная гостья.
Зажегся свет в столовой, в дверь постучалась Наталия Михайловна.
– Так я и знала, что козлы не устоят. Ноги козел обычно схватывают между собой скобой, а здесь – гвоздями, вот и результат. Утром позову соседа, он сделает, как полагается. Вы уж извините, Алексей Петрович, не ушиблись?
– Нет, нет! Ничего страшного, все равно скоро подниматься, – растерянно бормотал Алеша, приводя в порядок постель.
«Интересно, догадалась Наталия Михайловна, в чем дело? – назойливо крутилось у него в голове. – Едва ли…» Утром той женщины в доме уже не оказалось.
Впереди был суматошный, бестолковый 12-часовой рабочий день на морозе у колесных тракторов первых пятилеток или у гусеничных в еще недостроенной мастерской без окон и дверей. Хотя вот-вот должна была начаться весна, курсанты еще «проходили практику». На весеннюю пахоту каждая пара ребят получила по трактору. Трактор становился почти их «собственным», и они должны были подготовить его к работе под руководством опытного тракториста с гусеничного трактора, который сам когда-то работал на колесном ХТЗ. Ребятам помогали механик Ачин, отличный специалист, и его брат Андрей, только что демобилизовавшейся из армии. Чем безотказнее будет работать трактор, тем больше они заработают за сезон для своей семьи. У большинства не было отцов – кто не вернулся с войны, кто запил и пропал, а кто вообще сгинул неизвестно где. И вчерашний курсант становился главой дома – кормильцем и помощником мамке.
Как-то Саша Ачин в конторке у Алеши завел разговор о своем брате Андрее.
– Парень хороший, не пьет и не курит, а вот с девчатами гуляет, да все с разными, жениться не думает. Тут как-то смотрю – за учебники школьные взялся, значит, девки надоели, ни одна в сердце не попала. Недели две дома сидел, потом опять к девкам на посиделки отправился. Правда, скоро вернулся – я еще не спал. Спрашиваю, ты чего, Андрюшка, места себе не находишь. А он: «Закиснешь тут у вас. Мне Алексей Петрович советовал в институт поступать, а я все забыл за три года армейской выучки. Что делать? А я учиться хочу». Так Андрей хочет к вам обратиться, чтобы подсобили маленько, а дальше сам будет, он упорный. Да не решается, а вдруг откажете, тогда всей мечте конец. Мечта у парня, оказывается, есть, а я не знал, скрытный. Я его поругал для порядка: кто у тебя брат, единственный и старший? Надо в институт поступать не сразу, а через подготовительные курсы, есть такие с отрывом на три месяца, если платные – заплатим, ты только учись. А потом студентом будешь, инженером хорошим.
Заходил Андрей почти каждый день на час-полтора, обычно в обед, чтобы поучиться у Алеши. Занимались они математикой, чтобы для остальных предметов на курсах оставалось больше времени. Такую тактику занятий выработали сообща. Хорошие братья были Ачины, ответственные, к технике способные. Только старшему не удалось окончить институт, помешала семейная жизнь и еще что-то, а жаль.
Вскоре состоялся предварительный «парад наших побед». Все имеющиеся в наличии трактора: два мощных С-80, около десяти менее мощных ДТ-75 и харьковские колесные выстроили в ряд, что было не очень просто. У кого-то не запускался «пускач», у кого-то сползла гусеница с изношенной звездочки или из-за болтанки в траках… Мало ли недоделок, если ремонт еще не закончен. Вот парад и должен был показать процент незавершенных работ и их причину. Причина была одна – отсутствие запчастей, что и должно было услышать приехавшее районное начальство, которое более авторитетно, чем дирекция МТС, могло воздействовать на областное Управление, распределяющее запчасти. Из конторы, еще недостроенной, но уже с дверями, окнами, полом и двумя обогреваемыми комнатами – директорской и бухгалтерии, появилось начальство: секретарь райкома Разуваев, директор МТС и главный инженер – шумный молодой специалист, который, в основном, заключал договора с колхозами и доставал вместе со снабженцем запчасти. В чем причина задержки ремонта, всем было известно, и секретарю райкома, и трактористу, но районному начальству надо было выйти к людям, поговорить, посоветоваться. «Посоветоваться с народом» – был стиль работы партии от низовых организаций до районных. Сообщили радостную весть, что в ближайшие пять-десять дней мастерская получит недостающие запчасти, после чего ремонт будет закончен за две недели. Так и получилось.
Перед тем как уехать, к Алеше подошел Разуваев:
– Алексей Петрович, вас хотели вызвать на партийную комиссию как кандидата в члены партии, – и он сделал продолжительную паузу, наблюдая за реакцией Алеши.
После смерти Сталина времена менялись с калейдоскопической быстротой. Раньше вызов на партийную комиссию мог означать многое – и ковыряние в анкетных данных, как первый этап подготовки к исключению из партии, и исключение из партии, после чего следовало увольнение с работы, а затем и арест, или еще бог знает что. А может быть, их интересуют детали получения «строгача» в комсомоле? В анкете все написано… Алеша с удивлением посмотрел на Разуваева:
