Эдгар Вулгаков - Течение времени
– Телефон! Собственный телефон, ура!
– Вот и будешь звонить, если задерживаешься. Летом тетя Груша переберется с Танюшей к тебе, а затем и я на время отпуска или после дежурства. Тебе надо привыкать к ребенку, согласен? С отцовскими радостями ты пока не знаком.
Как-то в МТС к нему подошел улыбающийся человек в офицерской шинели и с хохотком, застрявшим в белоснежных зубах, сообщил:
– Наконец-то у нас будет столичный тракторный профессор. А то и заведующий курсами, это я, и студенты заждались. А вы знаете, что вас назначили преподавателем? Аврал по всему району, очередная мобилизация – пахать землю некому.
– А как же ремонт?
– Без вас закончит механик. Секретарь говорит, что надо интеллигенцию бросать на это дело. Она, кроме тракторов, заронит в души наших охламонов хотя бы крупицу культуры, а охламоны к ней тянутся. В соседней МТС такой же аврал с курсами. Уже к девкам пристают, грамотеи, семилетку кончили не кончили, а делать в колхозе ни хрена не хотят. С утра до ночи карты да одна мысль в извилине: где достать курево и выпивку. Может быть, слишком резко, но похоже на правду. Будем знакомы, и поехали этих сорванцов собирать по деревням.
И началась недельная одиссея Алеши и демобилизованного старшего лейтенанта по снеговому бездорожью района: то их «газик» заносило в сугроб, то рубили еловые ветки под буксующие колеса, один за рулем, а другой слегой, как рычагом, старался приподнять за задний мост машину. После одной из таких поездок, наиболее тяжелой, ввалившись в кабину «газика», они, посмотрев друг на друга, расхохотались до слез.
– Ну и фиговая обстановочка перед севом! Теперь дело за нами – кадры будем готовить. Я местный, мне от такой жизни деваться некуда. А тебе-то, городскому, инженеру, деревня – как ссылка за провинности.
– Считай, поехал, добровольно – так уж получилось. Только с ним, с Костей, Алеша перешел на ты за все время работы в МТС. Он снабдил его учебником для трактористов с цветными рисунками узлов трактора. Трудно Алеша сходился с людьми: не мог сносить грубость, пьянство, вранье, мат.
– Алеша, с такими требованиями к деревенским у тебя отрастут крылья, как у ангела, – смеялся Костя.
К мату Алеша стал привыкать, работая в мастерской, а позднее и сам иногда кого-нибудь «прикладывал». Ничего, действовало.
Наконец, когда список будущих трактористов был готов и утвержден в МТС, у входа в баню назначили сбор будущих героев сталинских урожаев, как их называли в прошлые годы. Первые появились часов в двенадцать, добирались из разных мест, кто как мог – некоторым сельсовет или колхоз давал лошадь, а за возчика была, как правило, мать – отъезжающего сына провожала. Потом к бане пришли два здоровых мужика, санитары, и пожилая женщина – парикмахер. Сгрудившись вокруг Кости, только что шумевшая, толкающая друг друга толпа ребят притихла.
– Вот что я скажу, – обратился к ним Костя. – С последним вихром волос из-под парикмахерской машинки уйдет ваше детство. Будете трактористами, а там и до армии недалеко, если вам действительно шестнадцать. Что-то непохоже. Белье прожарят от живности ползучей, пока будете мыться. Получите новые телогрейки и штаны теплые и бумазейные, ботинки крепкие, полотенца вафельные, мыло, мочалки. Кто из вас Федулов? Ты?! Я твоего отца хорошо знаю, правильный мужик. И о тебе слышал. Назначаю тебя старостой и ответственным за чистоту и порядок. После стрижки мыться два часа, без беготни по бане, ясно? Федулов, два часа, не меньше! Ходики в раздевалке на стенке. Заодно и отогреетесь в бане. А то вон сколько вас красноносых и сопливых! Попаритесь – сопли пройдут. Всем все понятно, мужики? Очень хорошо! Дядя Ваня – санитар, вот он проверит, годитесь вы в курсанты или нет.
И вот они перед Алешей в старой школе на окраине райцентра, двадцать пять курсантов – веснушчатые и не веснушчатые, курносые и не курносые, малорослые и худые, одетые в одинаковые телогрейки, похожие один на другого и такие разные. В их глазах вспыхивали еще непонятные Алеше огоньки интереса к новому, что они услышат на занятиях. И вряд ли о тракторе. Ведь трактор они и так представляли себе в общих чертах. А тут москвич, да непьющий, некурящий, да еще инженер – это не свой деревенский, он расскажет такое…
– А вопрос можно задать? Вы в Большом театре были, внутри? Там все время музыка играет и все представление поют, правильно? – этим вопросом Федулова открылись курсы трактористов на тракторе ХТЗ.
Вот что их тревожит: как там, на «большой земле», а «большая земля» для них – Москва. Правильно решил секретарь райкома, что надо их приобщать к культуре, даже на курсах трактористов, всюду, где только возможно. Школа научила их читать да кое-как писать и считать. Думать не научила, не посеяла дух сомнения в юные души, не подсказала, что мир прекрасен и разнообразен, что с ним надо знакомиться, изучать, что в двух часах езды от их дома – совершенно другая, интересная и содержательная жизнь, о чем они и не подозревают.
Обычно перед началом занятий Алеша рассказывал о Москве, о театрах, о музеях, о музыке, о книгах, и сердце его сжималось от обиды за то, что с ним произошло. За что? Почему его лишили любимой Москвы, его, городского человека? Кто-то же должен был попасть сюда, в захолустье с избами, все еще кое-где крытыми соломой, без электричества и радио, с великим русским изобретением – печью, которая и плита, и теплая лежанка, да и моются здесь же, у печки на поду. И все это в двух шагах от Москвы! Такова ирония судьбы. Хватит травить свою душу, сколько можно…
Ребята оказались благодарными учениками, на занятиях сидели тихо, слушали внимательно, но в перерывах вихрем вылетали во двор, устраивая пятнадцатиминутный футбол на снегу.
Алеша попросил заведующего курсами Костю привезти из клуба райцентра проигрыватель и две-три пластинки с симфонической музыкой. Костя привез одну.
– Нашлась только одна симфоническая. На остальных – песни советских композиторов и хор Пятницкого. Не больно часто ее крутили, смотри, новенькая.
– Ого, замечательно! Костя, попробуем их, не умеющих плавать, бросить в океан, в грандиозную симфоническую поэму. Может быть, кто-нибудь и выплывет.
Итак, после занятий Алексей предложил ребятам остаться послушать классическую музыку.
Я вас познакомлю с настоящей музыкой, обратился он к своим слушателям. Только имейте в виду, сразу понять ее будет трудно. Надо идти от более простой музыки к более сложной. Это как в математике – не зная арифметику, элементарную математику, не сумеешь понять высшую, ту, которая описывает движение планет, решает сложные инженерные задачи, учит летать самолеты. Если математика, о которой я упомянул, имеет дело с конкретными задачами, то музыка абстрактна, неконкретна. Она говорит о чувствах, о переживаниях человека, о радости, о боли, о сомнениях, о буре в природе или о затишье после бури, о море, о небе, о звездах, о восходе солнца, когда просыпается природа… Музыка – это то, что нельзя выразить с помощью речи, а звуками – можно. А если вместе с музыкой звучат слова, то они, сливаясь с мелодией, помогают слушателю раскрыть содержание произведения. Иногда композитор – сочинитель музыки – сообщает, что он хотел рассказать в своей музыке. Слушая музыку, отключайтесь от всех дел, постарайтесь сосредоточиться. Мы с вами люди, не верящие в Бога, как в некое существо, сотворившее небо, солнце, землю, животных, человека, мы атеисты. А вот если бы был Бог, то с ним общаться можно было бы только через музыку, настолько она глубока и всеобъемлюща. Она заполняет пространство между словом и мыслью. Вон сколько всего я вам наговорил, не все меня поняли, да? Кто не сумеет сосредоточиться, погрузиться в себя, перестать думать о делах сегодняшних и завтрашних, о мамке, о папке, о тракторе с Харьковского завода, пусть тихонько выйдет из класса, чтобы не мешать другим. Возможно, он поймет музыку позднее.
И зазвучал «Полет валькирий» Рихарда Вагнера, обрушиваясь на абсолютно чистые, почти еще детские души. Глядя на окружающий мир, на звездное небо, на ледоход, на грозу, они вряд ли задумывались о сути происходящего, вряд ли им были знакомы муки сомнений. Все, что их окружало, воспринималось ими как само собой разумеющееся. И вдруг – «Полет валькирий», волшебство на грани здорового разума. Когда ребята разошлись, Костя сам долго не мог успокоиться:
– Ты обратил внимание, как они слушали, как они слушали! А Петя Дуняшин плакал, слезы текли, и он их вместе с соплями вытирал рукавом. А как они тебя обступили, хватали за руки, возбужденные! Алеша, эксперимент удался, еще не все потеряно в наших охламонах, они еще будут людьми.
На торжественном вечере по случаю окончания курсов директор МТС вручил всем свидетельства трактористов и пожелал успехов в работе, а ребята вдруг, не сговариваясь, загалдели:
– Алексей Петрович, Алексей Петрович! Поставьте напоследок «Полет», а то, может, никогда больше не услышим.
