Десять поколений - Арфуди Белла

Глава XIV

Весь полет до Стамбула дядя Мсто молчал. Приближение турецкой земли давило на него. В отеле он перекинулся с Ари лишь парой слов. Походка под конец дня стала вялой, взгляд – потухшим, углубились морщины у губ и на лбу. Было видно, что откровение о дочери далось ему тяжело. Закрыв ранее в сердце эту печаль на множество замков, дядя Мсто не мог справиться теперь с болью, которую выпустил.

Ари решился разбавить тишину только на следующий день после прилета. Оба сидели за столом, где им на бесчисленном количестве маленьких тарелочек разложили завтрак. Знаменитый турецкий завтрак из менемена, маслин, сыров, овощей и, конечно же, симитов заставлял глаза разбегаться от обилия цветов. Нос, учуяв запахи, давал желудку немедленный сигнал приступить к еде.

– Пойдем сегодня гулять по Таксиму? – осторожно начал Ари, не желая надоедать дяде, который все еще был погружен в себя. – Можем сразу доехать и до Айя-Софии.

Дядя Мсто молча кивнул. Взял один из хрустящих симитов, разорвал его пополам и, захватив им немного менемена, отправил в рот. Он прожевывал все долго и обстоятельно. Его задумчивый взгляд бродил по столу, выбирая, что бы еще попробовать.

– Яичница как яичница. Моя жена даже лучше делает с нашими-то помидорами. – Дядя Мсто начал оттаивать.

– У нас яичница. Здесь менемен. В Израиле шакшука, а по сути, все одно и то же – яйца с помидорами.

– Люди любят разделяться даже в этом. Будут до хрипоты спорить, кто придумал разбить яйца в жареные помидоры и как правильно это назвать. – Дядя Мсто грустно усмехнулся.

Мимо проходили другие постояльцы отеля, спустившиеся на завтрак. Среди них было полно русских и немцев. Отовсюду Ари слышал знакомую речь.

– Хотя вот смотри. – Дядя Мсто кивнул в сторону русскоязычной пары средних лет. Женщина с сильно обгоревшей на солнце кожей отчитывала, по-видимому, своего мужа за то, что он не захватил для нее крем от загара. – Сидят здесь спокойно. Сейчас будут есть менемен. Плевать они хотели на то, как он называется, как и на то, что отдыхают в стране, с которой их предки воевали не один десяток лет. Даже столетия, если вспомнить Византию. – Закинув в рот пару лоснящихся от масла оливок, он задумчиво продолжил: – В какой момент мы перестали чтить свою историю? Возможно, их предки даже сражались на одной из русско-турецких войн. Когда-нибудь их потомки будут сражаться на еще одной.

– Да какие сейчас войны? Те-то были так давно.

– Давно не давно, а своей истории не изменить. Расположены Турция с Россией так, что у них всегда будут противоборствующие интересы. Не могут эти страны дружить, даже если какое-то время их политики или сами люди думают иначе.

– Смысл рассуждать о том, что было в прошлом?

Дядя Мсто покачал головой. Молодежь казалась ему очень туго соображающей.

– Вот и Сона такая же, как ты. Но разве можно забыть о том, что сделали с твоими предками, и так легко перешагнуть через все это?

– Так, может, ей и не было легко.

– Не было ли? Я где-то ошибся, не смог я передать важное своему ребенку.

– Она взрослый человек и сделала свой выбор. Значит, такая у нее судьба.

– Ее выбор опозорил меня на всю жизнь. Для вас с ней это все вроде бреда полусумасшедшего старика, а я со страхом ожидаю встречи с Создателем и своими предками. Что я им скажу?

– Скажешь, что человеку дана была свобода воли. И Сона ей воспользовалась.

– А ты сам?

– Что я сам?

– Какова твоя воля?

– Я не встречаюсь с турчанкой. – Ари не понимал, куда клонит дядя.

– Но наверняка же какая-то девушка есть. Не обязательно турчанка.

– Ну, бывают иногда. – Ари, смутившись, слегка покраснел. Разговаривать с дядей о девушках было для него странно. – Ничего серьезного пока.

– В том-то и дело, что пока. – Дядя закинул в рот еще пару оливок. В отличие от Ари, он не забывал есть во время разговора. – Потом ты станешь старше, начнешь задумываться о семье. Придет время жениться. И что тогда? Кого ты себе найдешь?

– Если ты хочешь спросить, женюсь ли я на езидке, то откуда же мне знать? Разве любовь не приходит внезапно? И может прийти к кому угодно. Да и где мне в Америке искать езидку? Есть ли они там вообще?

– Снова ты о любви заладил. Говорил я тебе уже: она рождается в браке, а у вас, молодежи, желание все делать как европейцы. У них любовь в браке не рождается, а умирает.

Дядя Мсто постукивал толстыми пальцами по столу, покрытому белоснежной скатертью. На ее фоне его загорелые руки казались еще темнее. Вокруг бегали официанты, разнося напитки и собирая грязные тарелки. Кто-то из них, поскользнувшись, упал и разбил несколько стаканов. Осколки разлетелись по полу. Они, как маленькие льдинки, искрились на свету. Звон разбитой посуды вернул дядю Мсто к разговору.

– Шиван успокаивал меня, когда Сона выскочила замуж. Говорил, что зато она будет счастлива. Мол, это важнее, чем вбитые нам в голову с детства условности. Но посмотри теперь на нас. Мы с тобой в Стамбуле. В Турции. Отсюда наши предки бежали, чтобы выжить. Шиван хотел, чтобы ты прикоснулся к корням. Значит, он лишь успокаивал меня, а сам понимал, что говорит ерунду.

Ари откинулся на спинку стула. Может, раньше он тоже бы так думал, однако история о том, что отец влюбился в армянку, выставляла многое в ином свете. Не мог такой человек не поддержать того, кто хотел вырваться из замкнутого круга.

– Думаю, он и правда считал, что Сона будет так счастливее. Но со мной все по-другому. Отец никогда не был достаточно доволен мной. Был бы я больше езидом – и то нашим с ним отношениям это не помогло бы.

Дядя Мсто наклонился к племяннику и посмотрел ему прямо в глаза.

– Саму эту поездку он придумал, чтобы помочь вам с ним. Ты езид. Он просто хотел, чтобы ты это вспомнил.

– Я никогда об этом не забывал, даже если ему казалось иначе. Я не думаю, что бессмысленные прогулки по улицам разных стран помогут мне приобщиться к корням.

– Может, не сейчас и не сразу, – говорил увлеченно дядя Мсто, – но в какой-то момент эти семена дадут свои ростки. Ты осознаешь масштаб этого пути. Вдруг это поможет тебе понять чуть больше, почему такой старик, как я, переживает о том, что его внуки уже не будут езидами.

– Они всегда будут езидами, – мягко произнес Ари. – Концепция, что езид рождается только от матери-езидки и отца-езида, может быть религиозной, но ей не выстоять против генетики. В этих детях все равно будет течь езидская кровь, даже если езиды всего мира не признаю́т этого.

– Дело не в проценте езидской крови, которая будет в них течь. Это вопрос самоощущения. И чем дальше ты по крови и культурно от своих предков, тем ближе ты к пропасти, в которую упадешь.

– Мой отец сам меня к этой пропасти подвел. Нельзя увезти ребенка туда, где совсем нет похожих на него людей, и ожидать, что он вырастет таким же, как ты. Это разные страны, разные люди, разная культура.

– Но мы же сохранили свою нацию вдали от родины, вдали от Ирака. Почему мы не можем сделать это в России или где-то еще?

– Потому что для этого нужны условия. Одно дело расти в езидской деревне в Армении, где все вокруг такие же, как ты, и говорят на одном с тобой языке, другое дело – в Москве. В месте, где ты начинаешь стесняться того, кто ты есть. Поэтому поскорее надо слиться с толпой. Иначе ты изгой без друзей. В таком случае сложно убеждать ребенка не переживать, говоря, что мы такие все из себя уникальные и надо немного потерпеть. Терпеть для чего? В какой-то момент ты уже говоришь на русском не хуже, если не лучше своих одноклассников. Отлично знаешь историю России и буквально каждую улицу города, в котором живешь. Ты начинаешь чувствовать, что ты как будто бы свой. Тебе даже позволяют в это поверить. Но всегда находится такой момент, когда тебе напомнят, что ты чужой. И как бы хорошо ты ни маскировался, ты никогда не станешь своим. Так ты теряешь корни в погоне за тем, чтобы найти свое место в новой реальности. Потом однажды просыпаешься и осознаешь, что ты и не езид, и не русский. Для всех недостаточно свой.