Ли Су - Сказание о новых кисэн
Женщина — таинственное существо: чем больше узнаешь его, тем больше оно становится непонятным. Например, если взять мадам О: она часто слышит, что у нее выдающаяся внешность и неповторимый голос. Даже выдающиеся мастера классической корейской музыки, признанные специалисты в этой области, приходя послушать ее, уходили с влажными глазами. Они говорили, что если бы такая женщина была верной мужчине, то она стала бы прекрасней.
Однако и у такой женщины есть недостатки.
Я сам не видел, но люди говорили, что она, даже в бамбуковой роще, легко поднимала юбку ради занятия любовью. Они не то с осуждением, не то с восхищением говорили, что она — «машина любви». Ходил даже слух, что если в роще исчезал ее голос или он был слышен с интервалами, — это означало, что в этот момент она занималась любовью, мол, поэтому он исчезал или прерывался. Конечно, это были всего лишь слухи. Однако судя по тому, как Табакне часто бросалась на нее с горящими от гнева глазами, возможно, это были не просто слухи. Если это так, то неизвестно, сколько мужчин переспали с ней. Вероятно, их было столько, что можно загрузить пару грузовиков. Поэтому я подумал, что, если я уберу сапфир, это будет бессмысленная жертва. Ведь никто не может гарантировать, что среди тех, кого она принимала, не было того, у кого был имплантант или «подсолнух».
Иногда я думал о том, что я могу разлюбить ее или она станет вызывать у меня отвращение. «Что же мне тогда делать? — спрашивал я себя. — Как мне поступить?» Конечно, если я сниму сапфир и продам его, то вернуть первоначальный вид моему мужскому достоинству будет трудно, но разве сделать снова имплантацию — не более сложное дело? Уверенность в том, что я смогу завладеть ее скромной квартирой в районе Дэхындон и Буёнгаком, мешала мне полностью отдать ей свое сердце. Я знал, что если влюблюсь, то в конце концов все закончится позором. Поэтому я много раз давал себе обещание, что не стану влюбляться в нее, но как оказалось потом — все было напрасно.
До того, как я стал альфонсом и попал в тюрьму, у меня был наставник, который обучил меня этому ремеслу. Посмотрев на мои сияющие глаза, он сказал, что мне лучше быть альфонсом, чем гангстером, и охотно взял меня в ученики. Говоря, что надо уметь превращать свои недостатки в достоинства, он не забыл даже посоветовать мне использовать в качестве оружия мои, как часто говорила Табакне, словно разрезанные топором глаза. Я признателен ему за то, что он не только обучил меня технике соблазнения женщин, но передал мне знания, открывшие мне путь к обогащению. Когда есть время, я открываю и перечитываю то, чему он меня учил.
— Когда встретишь Будду, то убей его, а встретишь учеников Будды — убей их, встретишь родственника — убей его, и тогда ты достигнешь нирваны. Только в свободе от всего можно достигнуть нирваны.
Китайский монах Им ЧжэСухощавый наставник, с которым я познакомился возле дамбы, у деревни вдов, все время говорил: чтобы стать «великим альфонсом», надо всегда помнить слова монаха Им Чжэ. Но ох как это трудно — им следовать! Несмотря на это правило, я полюбил мадам О, хотя она всегда была готова поднять юбку в бамбуковой роще для другого мужчины. Моя душа все время тянулась к ней и, словно жевательная резинка, прилипла к ней.
Одинокая красивая женщина, даже если она ничего не делает для того, чтобы пытаться привлечь внимание, имеет таинственную притягательность, которая заставляет взглянуть на нее по-новому, странным образом напрягаться, думая лишь о ней, желать ее…
3«Это было давным-давно, в незапамятные времена, — послышался голос „всезнайки“ господина Ли, — когда создавались небо и земля, когда еще черная сорока умела говорить, а небесный царь, сотворив весь мир, решал, как следует жить каждому существу в этом мире. И вот наконец настало время определить порядок, как следует спать супругам. Все существа собрались перед небесным царем, чтобы выслушать порядок супружеской жизни.
Первым настала очередь тигра. В какую же ярость он пришел, когда небесный царь, посмотрев на него поверх очков, сказал: „Тигр, ты спи с супругой всего лишь один раз за всю жизнь“. „Спать вместе с женой всего лишь один раз за всю жизнь! — в страшной ярости зарычал тигр. — Как же можно жить без такой радости?!“ Когда он, страшно зарычав от гнева, вышел, то горы и речки задрожали и сжались от страха.
Увидев это, небесный царь тоже испугался. На этот раз была очередь зайца, а следующая — коня. Зайцу он повелевал спать раз в месяц. Увидев коня, он сказал ему: „Конь, ты спи с супругой один раз в год“. Конь, услышав эти слова, почувствовал страшную обиду. Ну как же ему не обидеться, если кабану, у которого половой орган был похож на висячую извилистую соломинку, было разрешено спать с супругой два раза в год! Даже зайцу, у которого половой орган меньше, чем молодой перец, царь сказал, чтобы тот спал раз в месяц, а ему позволил заниматься этим только один раз в год! А ведь если говорить о размере полового органа, то в мире нет того, у кого он был бы больше, чем у него. От досады конь, уходя, громко фыркнув носом, изо всех сил лягнул копытами небесного царя.
Тот из-за этого потерял способность рассуждать, а среди существ раздался шум. В этот момент кто-то вошел к нему в чертоги и робко спросил: „Небесный царь, а как быть нам?“ Тот, будучи не в себе после удара копытами коня, услышав вопрос, нечаянно сказал: „Ой, я тоже не знаю, как быть. Делайте, что хотите!“ Как вы догадались, тем существом был человек. Таким образом, только человек получил возможность спать вместе с супругой в любой момент, когда захочет. Для занятия любовью подходит как дневное время, так и ночное. Из-за того, что люди занимаются этим тайно, среди нас, возможно, есть такие, кто был зачат в дневное время», — хитро и игриво улыбаясь, подмигивая кисэнам, закончил он свой рассказ.
Стыдливый смех кисэн звучал все громче и громче, а его болтовня не прекращалась. Тот еще был бабник. Я с раздражением подумал: «Если пришел в качестве сопровождающего жениха для участия в хвачхомори, то сидел бы тихо и не высовывался, а этот собрал вокруг себя толпу кисэн и болтает им разные скабрезные байки». Я знал, что каким бы ни был щедрым Пак сачжан, он наверняка не собирался оплачивать все его расходы, но кисэны, не понимая это, веселились с ним в надежде на его будущую щедрость.
Я стал прислушиваться к их голосам и старался определить: нет ли среди них мадам О. Но, возможно, оттого, что я сидел на краю деревянного пола, все голоса казались мне похожими на ее голос. Как же мне хотелось открыть дверь и узнать — нет ли ее там. Но есть правила, согласно которым нельзя открывать дверь комнаты, в которой сидят гости, за исключением того случая, когда в нее входят кисэны и вносят торжественные столы, поэтому я не мог поступить так, как мне хотелось. Однако в какой-то момент мое терпение кончилось. «Нет, так больше нельзя!» — пронеслось в голове. Не снимая обуви, передвигаясь на коленях, я приблизился к двери комнаты. Если бы кто-то увидел меня в тот момент, как я, боясь испачкать пол, стоял на коленях, опираясь двумя руками об пол, приподняв ноги вверх, то он, несомненно, сказал бы, что я похож на собаку.
— Нет, вы посмотрите на него, — неожиданно сзади меня раздался шипящий голос Табакне, — что он вытворяет?
Она сказала это так, чтобы ее голоса не было слышно в комнате. «Какой позор!» — пронеслось у меня в голове. Я быстро, как только мог, шагая на коленях, спустился с пола. Она стояла перед большим торжественным обеденным столом, который несли Кимчхондэк и толстушка, с решительным видом подперев бока руками, со злобой в глазах. Когда я, почесывая затылок, что-то бормоча, пытался оправдаться, что я, мол, всего лишь хотел узнать, есть ли там мадам О, она медленно, словно вбивала клин, сказала:
— Ты же не грудной ребенок, почему так ищешь ее? Каждый раз ты ведешь себя так «красиво». Это что, твой врожденный талант?
Я всегда получал от нее больше, чем давал сдачи. Если толстушку я не брал в расчет, то в глазах Кимчхондэк мне не хотелось падать. Но у меня не было времени оправдываться и оглядываться назад. Я так быстро побежал в сторону бамбуковой рощи, что если бы был птицей, то у меня, наверное, выпали бы перья из хвоста. Мне было так стыдно, обидно, одиноко, больно, тяжело, что я почти умирал. Но где же ее, заразу, все-таки носит?
Каждый раз, когда я двигался, во внутреннем кармане шуршала копия зарегистрированного сертификата на недвижимость. «Кто такой О Ён Чжун? — стучало у меня в голове. — Кто?» В копии было написано, что владельцем кибана Буёнгака является не Табакне и даже не мадам О, а некий О Ён Чжун. Он, наверное, приходится родственником мадам О, но, насколько мне было известно, в ее клане почти не осталось мужчин — продолжателей рода. Как-то она сказала мне, что ее род находится на грани исчезновения, так как остался только один сгорбленный старик, работавший смотрителем могилы предков, который мог умереть в любой момент, а среди дальних родственников было днем с огнем не сыскать мужчин. И в таком клане О есть здоровый мужчина, рожденный в 1965 году? Ясно, что он — тщательно скрываемый сын мадам О. Разве нельзя допустить, что она хотела иметь сына? Разве нельзя допустить, что ради своего рода она могла тайно родить и вырастить его? Если в ее клане, в котором, по ее словам, множество вдов, увидели появившегося на свет мальчика, то как же они сильно заботились о нем! Возможно, что и она сама пришла в кибан не с целью стать кисэн, а с целью родить мальчика под своей фамилией, и ради спасения рода она совершила самопожертвование, как героиня Сим Чхон в корейской народной сказке, бросившаяся в море Индансу, чтобы вернуть отцу зрение с силой Будды. Возможно, она, хорошо обдумав это, родила его, как последний шанс клана О. Интересно, будет ли кто-то, разбросавший повсюду свое семя, его искать, а найдя его, каждый день ходить, проверяя, его это семя или нет? Я надеялся, что одинокая Табакне, не имевшая родственников, передаст Буёнгак мадам О, но даже в самом страшном сне я не мог представить себе, что она передаст его сыну мадам О, о котором никто никогда не слышал. Невероятно! Этого невозможно было предвидеть!