Осне Сейерстад - Книготорговец из Кабула
Не пройдет и двух недель, как многие из них умрут, думает Мансур. Он встречает пронзительный взгляд темных глаз одного из больных. Все тело мужчины покрыто глубокими красными шрамами, на длинных костлявых руках и высовывающихся из штанин ногах видна сыпь и расчесанные до крови болячки. Взор Мансура приковывается к его губам — красивым тонким бледно-розовым губам, напоминающим лепестки абрикоса.
Мансур вздрагивает и отворачивается. Взгляд останавливается на следующей группе. Там больные женщины и дети. Синие паранджи с больными маленькими малышами на руках. Какая-то мать задремала, слушая лепет своего слабоумного ребенка. Такое впечатление, будто он пытается разговаривать со статуей, накрытой синим покрывалом. Возможно, мать несколько дней шла сюда босиком, чтобы только попасть к могиле Али на празднование Нового года. И с ребенком на руках, готовая на все, только бы он выздоровел. Врачи не могут ей помочь — вся надежда только на Али.
Еще один малыш размеренно бьется головой о собственные ладони. Кто-то из женщин сидит с безучастным видом, кто-то спит. Есть среди них слепые и калеки, но большинство пришло сюда из-за детей. Они ждут, что Али сотворит чудо.
У Мансура мурашки бегут по коже. Под влиянием мощного порыва он решает начать жизнь сначала. Отныне он будет хорошим человеком и набожным мусульманином. Он будет соблюдать все молитвы, давать милостыню, поститься, посещать мечеть, даже не взглянет на женщину до свадьбы, отпустит бороду, а еще съездит в Мекку.
Только Мансур успел дать себе это обещание, как служба закончилась, и полил дождь. Пронизанный солнцем. Засияли омытые водой стены священных зданий и гладкие плитки мощеного двора. Крупные капли переливаются всеми цветами радуги. Словно разбуженный низвергающимися с неба потоками, Мансур вскакивает с места, хватает свою обувь и бежит к нищему, у которого утащил молитвенную шапку. Кидает ему вместе с шапкой пару монет и мчится через площадь под холодными струями дождя. «Я получил благословение! — кричит он. — Я прощен! Я очищен!».
Вода сказала грязному: «Иди сюда!»
Грязный ответил: «Мне стыдно».
Вода ответила: «Как ты смоешь с себя грехи без меня?»
Запах пыли
Обнаженные тела окутаны паром. Руки вершают быстрые ритмичные движения. Сквозь слуховые окошки в потолке пробивается скудный свет, придающий живописность округлым задам, грудям и бедрам. Пока глаза не привыкнут к таинственному освещению, сквозь пар видны только очертания тел. На лицах написана сосредоченность. Это никакое не удовольствие, это тяжелая работа.
Два больших зала заполнены женщинами, что скребут тела друг другу или своих детей. Есть здесь и пышные рубенсовские толстухи, и скелетоподобные худышки с выпирающими ребрами. Они усердно трут друг другу спины, руки и ноги самодельными рукавицами из пеньки. Скребут пятки пемзой. Матери растирают и пристально разглядывают тела своих дочерей на выданье. Пройдет немного времени, и плоскогрудые девочки сами превратятся в кормящих матерей. У многих худеньких подростков на коже заметны растяжки, полученные после беременности, к которой их тела оказались не готовы. Почти у всех женщин есть шрамы на животе, оставленные ранними и слишком частыми родами.
Дети вопят и пищат от страха или от удовольствия. Вымытые и ополоснутые играют с тазами для воды. Другие верещат от боли и бьются в руках матерей, как пойманные рыбки. Здесь никому не придет в голову дать ребенку тряпочку для глазок, чтобы не щипало мыло. Мытье — это борьба детей с сильными материнскими руками, борьба, в которой они изначально обречены на поражение. Матери скребут их пеньковой рукавицей до тех пор, пока грязные тела из темно-коричневых не превратятся в светло-розовые.
Лейла резкими движениями сдирает грязь и ороговевшую кожу с тела. Черные потеки устремляются на рукавицу или прямо на пол. С тех пор как Лейла мылась дочиста, прошло несколько недель, а уж в хамаме она не была месяцы. Дома воду дают редко, да и какой смысл часто мыться, когда тут же пачкаешься снова, считает она.
Но сегодня она пошла в хамам вместе с матерью и кузинами. Незамужние девушки очень стыдливы: даже в бане они не снимают лифчиков и трусов. Пеньковая рукавица этих мест не касается. Зато как следует, достается рукам, ногам, бедрам, спине и шее. Девушки так усердно трут и скребут кожу, что их лица покрываются капельками пота, смешенными с водой. Чем сильнее трешь — тем чище станешь.
Мать Лейлы, семидесятилетняя Бибигуль, сидит голая в луже воды на полу. Вниз по спине сбегают длинные седые волосы, в другое время спрятанные под голубым платком. Она распускает их только в хамаме. Кончики волос полощутся в луже на полу. Бибигуль сидит как в трансе, прикрыв глаза и наслаждаясь теплом. Время от времени она делает ленивую попытку приступить к мытью — окунает мочалку в таз с водой, который поставила перед ней Лейла. Но надолго ее не хватает: руки слишком тяжелы и не поднимаются, да и живот свой она обхватить не в состоянии. Тяжелые груди свисают до пупа. Она снова впадает в оцепенение и сидит, застывшая, напоминая огромную серую статую.
Лейла время от времени поглядывает на мать, чтобы удостовериться, что с той все в порядке, продолжая надраивать себя рукавицей и болтать с кузинами. У нее худенькая фигура подростка, уже не детская, но еще не женская. Остальные представительницы семейства Хан отличаются склонностью к полноте, во всяком случае, по афганским меркам. Дает о себе знать бараний и пищевой жир, которым они щедро поливают еду. Блины, готовящиеся в кипящем масле, жирный жареный картофель, баранина в соусе из пищевого жира, приправленного пряностями. У Лейлы гладкая бледная кожа, нежная, как у ребенка. Цвет лица — белый или желтовато-серый. Детская кожа, не видящая солнца, и шершавые мозолистые руки старухи — в этом вся ее жизнь как на ладони. Лейла долго мучилась от приступов слабости и головокружения, прежде чем решилась обратиться к врачу. Он сказал, что ей не хватает витамина Д, а значит, солнца.
И это в Кабуле, одном из самых солнечных городов мира! Здесь, на высоте тысячи восьмиста метров над уровнем моря, солнце светит почти каждый день. Под его палящими лучами трескается земля, засыхают когда-то плодоносившие сады, обгорают детские тела. Но Лейла солнца не видит. Оно не доходит до квартиры на первом этаже, что в Микрорайоне, не говоря уж о том, чтобы пробиться через плотный покров паранджи.
Ни один животворящий лучик не способен проникнуть через густую нитяную вуаль. Только в гостях у сестры Мариам, на заднем дворе ее деревенского дома, может Лейла подставить кожу солнечным лучам. Но у нее нет времени ходить по гостям.
Лейла встает раньше всех, а ложится последней. Сначала она тонкими щепочками растапливает печь в большой комнате, пока спящие там досматривают сладкие сны. Потом разжигает огонь в печи, что стоит в ванной, и греет воду для готовки, стирки и мытья. На улице еще темно, а электричества в это время суток не было, поэтому она привыкла управляться впотьмах, в крайнем случае, при свете маленькой переносной лампы. Она наполняет водой все банки, кастрюли и тазы. Затем ставит на огонь воду для чая. Полседьмого встают мужчины, и если чай не будет готов, они начнут скандалить. Пока из крана еще течет вода, девушка постоянно наполняет освобождающиеся сосуды, потому что никто не знает, когда вода закончится. Может быть, через час, а бывает, что и через два.
Каждое утро начинается с воплей Экбала. Он визжит как резаный. Вытягивается на циновке или сворачивается клубком и отказывается вставать. Каждый божий день подросток придумывает себе новые болезни, чтобы только избежать двенадцатичасового рабочего дня в магазине. Но ничто не помогает. Каждый день мальчику все-таки приходится вставать, но и следующий день начинается с тех же душераздирающих воплей.
«Паршивка! Ленивая тварь! У меня носки дырявые!» — орет он и запускает носками в Лейлу. На ком еще, как не на ней, можно сорвать дурное настроение?
«Лейла, вода остыла! Горячей воды не хватает! Где моя одежда, где мои носки? Принеси чай! Завтрак! Почисти мне ботинки! Почему ты так поздно встала?»
Хлопают двери, сотрясаются от ударов стены. Можно подумать, что в каждой комнате маленькой квартирки, а также в ванной и в коридорах бушует война. Сыновья ссорятся, орут и плачут. Султан в это время сидит в своей комнате с Соней и завтракает. Соня ухаживает за ним, за всеми остальными — Лейла. Наливает воду в тазы, ищет одежду, подает чай, жарит яичницу, режет хлеб, чистит обувь. Пятеро мужчин собираются на работу.
Она с большой неохотой ухаживает за племянниками: Мансуром, Аймалом и Экбалом. От них не то, что помощи не дождешься — словечка благодарности не услышишь.
«Невоспитанные молокососы», — шипит про себя Лейла, выполняя приказы мальчиков, которые всего на пару лет младше ее.
