Ольга Карпович - Семейная тайна
Она сама уже не понимала, что происходит. Ей казалось, что она тонет в нахлынувших вдруг эмоциях. Словно ледяная плотина, которую Саша выстраивала у себя внутри много лет, вдруг треснула, развалилась на куски, и чувства хлынули наружу бурным потоком…
Это пугало – Александра буквально захлебывалась в ощущениях, паниковала от того, что не могла больше их контролировать, держать в узде. Именно потому она и убежала от Андрея – поддалась приступу паники и по-детски попыталась спрятаться от того, чего не понимала и боялась.
Запыхавшись, она свернула на улицу поселка, ведущую к дому.
У забора, повернувшись к дороге спиной, стоял Макс и разговаривал по телефону.
«Странно, почему он здесь? – мимолетно подумала Саша. – Что за секретный разговор, который нельзя провести из дома?»
– Олег, ну хорошо, давайте начистоту, – не замечая ее, говорил Макс. – Я действительно не могу найти эти накладные. Подождите… Олег, я понимаю… Ну, разумеется, я все компенсирую. Послушайте, Олег, дайте мне отсрочку… В течение месяца деньги у меня появятся. Дело в том, что мой отец…
Максим воровато оглянулся по сторонам, проверяя, не подслушивает ли кто, увидел приближавшуюся Сашу и поспешно бросил в трубку:
– Простите, я перезвоню.
Скулы его чуть побледнели, а глаза как будто стали еще темнее.
И Александре показалось, что на дне их плещется страх.
Однако брат быстро справился с собой и осклабился обычной глумливой усмешкой:
– Что еще за полет валькирии? Сашка, тебя что, черти драли?
– Отстань, – отмахнулась она и вошла во двор, на ходу приглаживая волосы.
Мать была на террасе, перебирала срезанные в саду цветы. Ее белые, полные, холеные руки споро сновали среди нежных соцветий и упругих зеленых стеблей. Зажав в пальцах большие садовые ножницы, Лидия Сергеевна ловко отхватывала кончики стеблей, обрывала сухие листья и ставила цветок в вазу. Воздух на террасе как будто струился сладким густым цветочным ароматом.
Саша поднялась по ступеням, и мать, бросив на нее быстрый взгляд, тут же отложила ножницы.
– Ну, что? – требовательно спросила она. – Что там происходит?
Александра остановилась напротив нее, тяжело – дыша.
Протянув руку, подхватила со стола одну из ваз, приготовленных матерью для цветов, и отпила из горлышка холодной сырой воды.
– Мама, – с трудом проговорила она. – Мама, зачем ты это сделала? Зачем заставила Андрея отпустить меня в Америку?
– Что-о? – протянула, округлив глаза, Лидия Сергеевна. – Какого Андрея? Какую Америку? Ты бредишь, моя дорогая? Я не понимаю, о чем ты…
– Ты все прекрасно понимаешь, мама! Не лги! – твердо сказала Саша. – Мне просто интересно… мне надо понять… Ты что же, так ненавидела его? Или меня, мама? Зачем ты сделала это? Неужели из мелочной бабской вредности?
– Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, – выкрикнула мать. В голосе привычно задрожали слезы. – Это было двадцать лет назад, я совершенно не помню, кто кому и что говорил. И какое это теперь имеет значение? Боже мой, папа лежит при смерти, я еле держусь, а ты пристаешь ко мне с какой-то ерундой. Обвиняешь…
– Ты ведь сделала это нарочно, да? – Александра уже не могла остановиться.
Дрожащее лицо матери, ее наполненные слезами глаза, подрагивающий подбородок – это было так привычно, так обыденно. Она всегда так делала, когда хотела уйти от разговора. Но на этот раз Саша впервые в жизни не отступила.
– Ты внушала мне, что он со мной только ради связей. А ему – что я мечтаю об Америке, но не решаюсь ему сказать. Ты знала, что, если он начнет меня уговаривать ехать, я решу, что он отказался от меня, побоявшись ярости отца. Ты знала!
– Да что я такого сделала? – всплеснула руками мать.
Она случайно задела лежавшие на столе пионы, и цветы, подброшенные ее рукой, взлетели над скатертью и осыпались на столешницу багряно-розовым благоухающим дождем.
– Я не сказала ни одного слова неправды – ни ему, ни тебе! Ты хотела в Америку, ты мечтала об этой поездке три года, выклянчила у отца деньги. Ты бы не простила ему, если бы осталась. Именно это я ему и сказала. А он… Я и на смертном одре буду утверждать, что Новиков – беспринципный карьерист, готовый на все ради своих целей! И его связь с тобой – лучшее тому подтверждение.
– Ты могла бы просто оставить нас в покое, не лезть не в свое дело! – не отступала Саша.
– Знаешь что, дорогая, ты не имеешь права меня судить! – оскорбленно произнесла Лидия Сергеевна.
Монументальная грудь ее тяжело вздымалась.
– Я – мать, а у тебя детей нет! Тебе не понять материнской ответственности. Я всю свою жизнь прожила ради детей, я отдала вам все – свою молодость, красоту, силы, я даже специальность свою бросила, чтобы быть всегда рядом с вами! И если мне понадобилось бы кого-то из вас уберечь, значит, я сделала бы это любыми средствами! Это высокое чувство, материнское чувство, которое тебе недоступно. И я не желаю выслушивать…
– Уберечь от чего, мама? – нехорошо сощурилась Александра. – От жизни? От любви? От счастья, в конце концов?
– От самой большой ошибки в твоей жизни, – бросила Лидия Сергеевна. – Если ты не хочешь видеть дальше своего носа, предпочитаешь не замечать очевидного… Все вы не хотите это видеть… А я все понимаю, от меня не скроешь! Я не позволила тогда, чтобы с тобой случилось… ужасное, и нисколько об этом не жалею.
– О чем ты? – пробормотала сбитая с толку Александра. – Что такое ты видишь, что нам, всем остальным, недоступно?
– То, что все вы видеть не желаете, – отрезала мать. – Ты, дорогая моя, когда-нибудь задумывалась, почему отец так привязался к чужому человеку, почему столько сил в него вложил и сделал своей правой рукой? Поразмысли об этом на досуге и, может быть, кое-что сообразишь. И не смей больше обвинять меня! Я и без того еле держусь на ногах… Папа не приходит в себя, а ты выволакиваешь на свет какие-то дурацкие истории вековой давности. Стыдно, Саша!
Она подхватила охапку цветов и вазу и оскорбленно прошествовала в дом.
Сашу трясло.
Эмоции, так долго сдерживаемые ею, били через край. Она поняла, что просто не может сейчас на-ходиться среди родни, поддерживать вежливые раз-говоры. Она обязательно сорвется и наговорит лишнего!
Слишком сильно шваркнул ее по голове сегодняшний день.
Слова Андрея, их поцелуй, понимание: тогда, двадцать лет назад, она, возможно, ошиблась…
А потом – мать, с ее вечными обвинениями и странными намеками. Что такое она скрывает, что за таинственную правду она знает, но отказывается говорить?
