София Ларич - Анталия от 300 у.е., или Все включено
Услышав мягкий хлопок двери бара, я оборачиваюсь. К нашему столу подходит жена Быстрова. Ее глаза скрыты очками, но даже через них видна припухлость.
Она садится, тянет руку к очкам, но тут же отдергивает ее и спрашивает торопливо:
— Здесь есть православная церковь?
Я бросаю взгляд на Ильхама, он пожимает плечами.
— Храм Святого Николая? — размышляю я вслух. — Но это далеко, и он не…
— Отвезите меня, пожалуйста, я заплачу сколько надо, — хрипло шепчет она и, сняв очки, смотрит на меня.
— Ты туда не поедешь, — говорит Ильхам по-турецки. — Ты знаешь, какая там дорога.
Я качаю головой:
— Оксана, мы не сможем сегодня. Может, завтра. Мы постараемся найти машину и…
— Пожалуйста-а-а. — Ее лицо кривится. Она всхлипывает, прижимает сжатую в кулак ладонь ко рту.
Я тянусь к ее плечу, но опускаю руку, не донеся. Бебек вздыхает и ерзает на стуле, глядя в сторону бара.
— Хорошо. Утром. Мы позвоним вам в номер, скажем когда. Или оставим записку.
Она кивает часто-часто и встает:
— С-с-спасибо. Я буду ждать.
— Ильхам, мне все равно, что ты думаешь. Это надо сделать, — говорю я, когда мы остаемся одни. — Билет мы мужу ее не нашли, надо помочь хотя бы ей.
— Посмотрим, — бурчит Ильхам, не глядя на меня.
Бросив взгляд на часы — сколько там времени осталось до коктейля? — я спрашиваю:
— Вам простыни надо поменять? Хочу в ложман сходить.
— Ты думаешь, там есть чистые простыни? — фыркает Бебек.
Ильхам достает ключ от их комнаты:
— На. Попробуй. У тебя коктейль, помнишь?
— Конечно. Через двадцать минут вернусь.
В ложмане я долго препираюсь с сальноволосым, похожим на крота охранником, который заодно работает кастеляншей. Мы же по делу зовем его стукачом.
— Слушай, дай мне чистое белье, пожалуйста, — настойчиво прошу я. — Последние же простыни остались, разберут, пока я грязные снимать буду! А мы уже три недели не меняли! Ты дай, а я тебе прямо сейчас принесу грязные.
Наконец он уходит в подсобку и возвращается через пару минут со стопкой сероватых простыней. Он нехотя протягивает мне ее.
— Еще не совсем сухие, — говорит он. — Грязные прямо сейчас же неси. Я жду.
— Да принесу, принесу! Нужны мне твои тряпки, — отмахиваюсь я и скрываюсь в темном коридоре.
Зайдя в комнату Бебека и Ильхама, я, как обычно, ужасаюсь беспорядку и сдираю с их кроватей простыни, гораздо более серые по сравнению с принесенными. От очередного рывка я теряю равновесие, задеваю пачку газет и журналов у кровати Ильхама, и они тут же расползаются под ногами ленивой лавой. Я раздраженно приседаю и складываю их, сминая страницы, но тут из журнала выскальзывает красная книжица паспортного формата, и я останавливаюсь. Я беру ее в руки, и она оказывается немецким паспортом, с первой страницы которого на меня смотрит лицо Ильхама. В графе «Name»[33] напечатано: «Erdal», в графе «Vorname»:[34] «Özman», под «Staatsangehörigkeit»[35] я читаю: «Deutsch».[36]
Кое-как собрав газеты с журналами, я засовываю паспорт примерно туда, откуда он выскользнул, подхватываю с пола грязные простыни и торопливо выхожу из комнаты.
Уже у самого отеля мне приходит в голову мысль, что я не посмотрела в паспорте страницы с визами и штампами, и тогда я замедляю шаг, думая вернуться в ложман.
— Тамара! Привет! — неожиданно окликает меня голос, который кажется знакомым. Я поворачиваюсь и вижу на обочине Лизу, нашего гида. Она стоит, приобняв руками туго обтянутый форменной рубашкой свой беременный живот.
— Привет! Ты чего здесь? — откликаюсь я.
— Да я из «Жасмина». Туристов завозила, а водитель не подождал. Жду теперь долмуш.
— Каких туристов? Из аэропорта?
— Да нет. Замена отеля. Слушай, у вас можно в туалет сходить? Не доеду до Кемера.
— Конечно. Пойдем.
Мы поднимаемся по лестнице в отель, охранник на входе вопросительно вздергивает бровь, на что я говорю:
— Гид «Арейона». Мехмет-бей разрешил.
Лиза останавливается у дверей, сразу за порогом, и восторженно оглядывает ресепшен:
— Ой, как у вас тут классно! Туристы тоже хорошие?
— Всякие. Слушай, Лиза, а почему ты до сих пор работаешь? Трудно же.
— А где деньги брать? На какие шиши рожать?
Лиза приехала в Анталию семь лет назад, выйдя замуж за турка, найденного ею где-то на просторах Казахстана. Но турецкий муж, увы, обещанного счастья заграничной жизни Лизе не обеспечил. Он мало того что пил совершенно по-русски, так еще и начал побивать жену, а вместе с ней и ее пятнадцатилетнюю дочь, приехавшую к матери вскоре после свадьбы. Лиза терпела в ожидании гражданства и устроилась на работу в «Арейон», где сошлась с водителем, да так сошлась, что решила в свои сорок два года рожать от него. А первому мужу она платила отступные, в ожидании теперь уже развода.
Глядя на Лизу, я вспоминаю ее рассказ о том, как она в первый сезон работы отельным гидом, изучая турецкий на слух, долгое время подходила к ресепшен со словами «Bekâr mısınız?»,[37] пока какая-то добрая душа не подсказала ей, что вежливее начинать разговор все же с «Bakar mısınız?»,[38] а семейное положение можно выяснить позже.
— А что, Лиз, дорого здесь рожать?
— А что здесь дешево? Счет вчера пришел за электричество. Я просто офигела. Я дуре своей, дочке, запрещаю пользоваться кондиционером, но не уследишь же! Работа.
— Понятно, — киваю я. — Ладно, Лиз, извини, у меня коктейль сейчас. А туалет вон там.
Расставшись с Лизой, я прохожу атриум и сворачиваю к зимнему ресторану, в котором мы проводим инфококтейли. Захожу в темный зал — в нос ударяет пыльный, спертый воздух — и, тихонько притворив дверь, присаживаюсь за ближайший стол. Мне грустно. Мне очень грустно. Еще не израсходовала я вчерашнюю хандру, а уже копится, густеет новая. Лезут в голову партийно-советские слова про атмосферу недоверия, в которой приходится работать. Я говорю себе, что не произошло ничего удивительного и каждый имеет свою тайну и право на нее, но все же чувствую себя облапошенной, думая о том, что Ильхам оказался не тем, к кому я привыкла, и не тем, за кого он себя выдает. Бедный бакинский студент? По меньшей мере, не такой уж и бедный. Немецкий паспорт обходится очень дорого, независимо от способа, которым его приобретаешь.
Интересно, он мне в Европу предложил поехать потому, что я знаю немецкий?
Из холла до меня доносятся голоса и смех туристов, и я, встряхнув головой, встаю, чтобы раскрыть окна и проветрить ресторан перед коктейлем.
За исключением двенадцати человек, на коктейль приходят все туристы, приехавшие сегодня. Они шумно рассаживаются в зале зимнего ресторана, по-прежнему душном и пыльном, несмотря на открытые настежь окна, а я молча жду, пока они устроятся, стоя у дверей и похлопывая по ладони стопкой экскурсионных брошюр.
Когда шум стихает, я выступаю вперед.
— Здравствуйте! Спасибо, что нашли время прийти на наш инфококтейль, — произношу я громким, натренированным голосом.
— А где коктейли? — ехидно интересуется пьяненький мужичок из переднего ряда.
— В баре напротив можете взять. Меня зовут Тамара, а моих коллег — Ильхам и Алексей, они позже подойдут сюда. Сейчас я расскажу вам немного об отеле, страховке, экскурсиях и обратном отъезде, а также отвечу на ваши вопросы, касающиеся отдыха.
Моя речь льется, и я даже не слышу своих слов, машинально проговаривая их одно за другим. Любитель коктейлей выходит из ресторана и возвращается спустя несколько минут с запотевшим стаканом пива. Туристы переводят взгляд на стакан в его руках, некоторые начинают ерзать, и я повышаю голос, перетягивая их внимание на себя.
— В отеле пятиразовое питание: завтрак, обед, полдник, ужин и поздний ужин, который здесь называется «ночной суп». Во всех барах, за исключением пляжного, подают спиртные напитки, а лобби-бар, который напротив — я указываю ладонью себе за спину, — работает круглосуточно. Пожалуйста, пожалейте свои организмы и не перегружайте их хотя бы в первые дни — дайте им привыкнуть к другому климату и режиму, чтобы не испортить себе отдых.
При этих словах любитель коктейлей взмахивает пивом:
— Да, у вас же тут ЧП сегодня произошло. Что там с мужиком?
Проигнорировав этот вопрос, я беру в руки большие фотографии, которые мы сделали за свой счет в начале сезона, чтобы увеличить продажи.
— А теперь позвольте мне перейти к экскурсиям. Многим из вас отель скоро наскучит — чаще всего это происходит на четвертый день, — и вы захотите увидеть что-нибудь еще.
— А почему именно на четвертый? — спрашивает женщина справа от меня.
— Статистика, — отвечаю я строго, чтобы не дать увлечь себя в ненужный мне сейчас разговор.