Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

Байгоныс вдруг понимает, что разговор начинает смещаться абсолютно в другое русло, поэтому опять принимается доказывать свое:

— Нет, Касеке, по сравнению с другими бригадами, все это незначительные занятия. В основе своей наш совхоз — хозяйство, которое занимается выращиванием маралов. А для мараловодческого хозяйства твои три-четыре отары овец да парочка коровьих стад ценности вообще не представляют. Ясно? Если со временем от нас отгородят горы и скалы, у тебя и пастбищ-то не останется, негде будет скот выпасать, так что завтра ты сам побросаешь своих коров да баранов и сбежишь отсюда...

— Не каркайте, Байеке!

— А я и не каркаю... Мне кажется, совхоз на самом деле постепенно отгородит эти горы и полностью займется разведением маралов. Не говори потом, что я не предупреждал тебя об этом, Касеке. Живы будем — еще увидишь!

С тех пор как состоялась эта памятная беседа, прошло уже четверть века. «Да ты у нас пророк! — говорят теперь Байгонысу ровесники. — Жаль, что грамоту не освоил, вот и остался не у дел, а иначе, с твоими-то способностями наверняка давно где-нибудь в Алма-Ате сидел бы».

«Пророком» старики называют Байекена потому, что его провидческие слова, сказанные когда-то Касиману, в точности сбылись.

С каждым годом поголовье маралов и оленей в хозяйстве увеличивалось, и совхоз постепенно, склон за склоном, отгородил от аула все окружающие его горы и скалы. В итоге площадь пастбищ Четвертой бригады неимоверно сократилась, а посевные и сенокосные угодья оказались внутри огороженной территории. В связи с этим местное поголовье овец и коров распределили между другими совхозами. А вместе со своими подопечными переехали в соседние хозяйства практически все пастухи, доярки и прочие животноводы.

С сокращением земельных угодий и дефицитом работы в ауле здешние жители приуныли, почувствовали, что теряют опору под ногами, и стали разъезжаться кто куда. Следом официально закрылась и сама бригада. А бригадная контора вместе со всеми бумагами и имуществом переехала вниз, в Мукур.

Поначалу поговаривали, будто в Четвертом ауле создадут звено оленеводов, но, похоже, после раздумий это посчитали невыгодным. Так что обещание, данное руководством совхоза, осталось лишь на словах, и надежды некоторых аулчан, поверивших ему и рассчитывавших на работу в звене, не оправдались. Выждав какое-то время, они тоже подались на центральную усадьбу.

После конторы закрылась аульная школа. Учитель Меле хлопотал за нее как мог, вплоть до района дошел. Однако его усилия оказались напрасными. Исчерпав все возможности, он собственноручно отвел двух последних своих учеников в Мукур и устроил их в тамошнем интернате.

Вслед за школой убрали и магазин. До этого аульный универмаг, как и положено, регулярно выполнял месячный план, в основном за счет реализации спиртного. Но, когда большинство жителей переехали и в ауле остались одни старики да старухи, продавщица, естественно, лишилась прежней полновесной выручки... Разговоров о том, что магазин вскоре ликвидируют, никто заранее не слышал. Когда же магазин закрылся, аулчане даже не обратили на этот факт особого внимания. Будто так и должно было быть. Во всяком случае, знали одно: из райцентра прибыл какой-то холеный джигит с тонкими усиками и два дня к ряду проводил в магазине ревизию. А после завершения этой проверки они вместе с продавщицей буквально «вывернули» универмаг наизнанку, и все его содержимое было за день вывезено.

— Они не вправе так поступать! — пристально провожая взглядом трясущуюся на ухабах машину, выразил недовольство происходящим учитель Мелс. — Я поеду в район и все равно заставлю вернуть магазин на место! — пообещал он, скрипя в отчаянии зубами. — Пусть нас десять человек осталось, пусть хоть пятеро останется, но мы ведь живые люди, а не какие-нибудь там лягушки беззубые! Мы, между прочим, тоже населенный пункт!

Услышав это, плотник Байгоныс сказал Мелсу:

— Не стоит тебе ввязываться в такие хлопоты! Мы и без магазина прожить сможем, придумаем что-нибудь...

По всей видимости, после того как Мелс, прошатавшись по кабинетам впустую, так и не сумел отстоять даже собственную школу, Байгоныс не очень-то верил в возможности учителя.

Не прошло и месяца, как следом за магазином ликвидировали медпункт.

— Не-ет, братцы, теперь вы меня не удержите! — возмутился опять учитель Мелс. — Теперь я точно дойду куда следует. Согласно конституции, каждый гражданин имеет право на охрану здоровья. Мало того, по принятому недавно постановлению Совмина, власть на местах обязана всячески улучшать предоставляемую медицинскую помощь. Вот они и «улучшают»: вообще все позакрывали и вниз увезли. Это полный беспредел! И творят его местные выскочки — нутром чувствую. Я найду на них управу — пойду в самые высокие инстанции! Так что не удерживайте меня, даже не пробуйте!

Горстка оставшихся в ауле жителей требование учителя выполнила и на этот раз отговаривать его не стала. Правда, сам Мелс особого рвения не проявлял. Только обещал, что вот-вот отправится в путь. А тем временем уже подступила зима со своим привычным суровым нравом. Собственного транспорта в ауле нет, пойти же в трескучий мороз пешим или даже выехать верхом в здешних краях равносильно тому, что открыть ворота в ад. Поэтому Мелс твердо решил: что бы ни случилось, он все-таки дождется окончания зимы, а уж в начале весны непременно отправится в дальний путь с жалобой на самоуправство местных властей.

— Я им покажу, пусть только потеплеет! Сначала в область поеду. Если там не помогут, прямиком в Алматы двину! — грозился учитель, когда начался январь.

— Во дает! — качая головами, искренне удивлялись его напористости все аулчане, включая и глухого Карима. — Но почему он сразу в Алма-Ату не поедет, зачем тратить силы впустую?

А аксакал Касиман посоветовал зятю:

— Ты бы лучше в Москву поехал, тогда одним махом и школу, и магазин, и врачиху вернешь!

Однако учитель Мелс и не думал прислушиваться к мудрым наставлениям стариков.

— Не-ет, родные мои, здесь свой этикет требуется! — сказал он, выставив для убедительности указательный палец. — Необходимо по ступенькам подниматься, соблюдать инстанции, иначе стыда не оберешься!

— О чем это он? Какая «станса»? — не понял Касекен и с надеждой посмотрел на Байгоныса: — У тебя такой нет?

Байгоныс, обтесывавший в этот момент опоры к полозьям саней, изумленно приподнял плечи и покачал головой.

Наконец пришла долгожданная весна, стаял снег, пробилась первая зелень. Хотя подоспел назначенный срок и дни стали теплее, учитель Мелс даже виду не подавал, что собирается в город. Старик Карим, убедившись в этом, предположил, что Мелс, очевидно, решил дождаться, пока подсохнет земля и дорога станет более проходимой.

Незаметно подкралось и буйное лето. Но учитель по-прежнему безмолвствовал, будто язык проглотил. Непонятно, куда только подевались его прежняя неистощимая энергия и та необузданная прыть, которые он демонстрировал, когда за окном падал ноябрьский снег, — смирнее овцы стал, покорнее клячи.

В начале июня прошел слух, будто Салима, незамужняя девушка из их аула, собирается в город. Прослышав об этом, глухой Карим, сцепив за спиной руки, тут же поплелся к дому учителя.

— Мелс, светик мой, вижу, тебе некогда возиться с нашим делом. Ты бы рассказал о нем Салиме да направил ее куда следует, пусть эта девчонка нашей проблемой сама займется, — посоветовал он учителю.

Мелс покачал головой, мол, так нельзя. А почему нельзя, не объяснил. Карим же не стал приставать к нему с расспросами.

— Что ж, светик мой, тебе лучше знать, — немного разочарованно сказал он и ушел восвояси.

Со временем все эти разговоры о поездке и бравада учителя Мелса были благополучно забыты. А жители небольшого аула, смирившись с предписанной им участью и приспособившись кто как мог к новым условиям, продолжили свою тихую, незаметную жизнь.

* * *

Вот так от некогда благополучного, бурлящего шумными буднями аула осталось всего-навсего семь домов, где проживают сейчас восемь семей.