Владимир Кунин - Коммунальная квартира
— Который будет жить, — поправил меня дядька. — Нет, не сын.
— Но вы его родственник?
— Ближайший, — сказал дядька и повернулся к Мишке: — Послушай, петушок, а где здесь у вас телефон?
— Я вам не петушок! — окрысился на него Мишка.
— Прости, пожалуйста, я не знал, — виновато сказал дядька.
Я засмеялся. Мишка посмотрел на меня, как Юлий Цезарь на Брута. Но мне было на это наплевать, потому что этот дядька мне определенно нравился. Что-то в нем такое было...
— Ладно, Мишка, брось, — сказал я примирительно.
— Правда, Мишка, брось, — сказал дядька и похлопал Мишку по плечу. — Не обижайся. Мне позвонить нужно...
Мишка промолчал, а я почему-то взял дядьку за рукав и просто подвел его к телефону.
И тогда дядька начал звонить в какой-то мебельный магазин и говорить, что он будет ждать машину у подъезда и пусть отсутствие грузчиков не смущает товарища директора, за разгрузку он сам отвечает. У него тут рядом стоят два его приятеля, которые, наверное, не откажутся ему немного помочь. Говоря это, он посмотрел на нас с Мишкой и подмигнул. Мишка отвернулся, а я кивнул дядьке головой и тоже ему подмигнул.
— Все в порядке, — сказал дядька в трубку. — Гоните вашу машину, а мы будем ждать ее внизу.
Он повесил трубку и сказал нам:
— Я бы сразу на этой машине приехал, но я не знал, будет ли кто-нибудь в квартире. Ключей-то у меня от входной двери нет...
— А вас как зовут? — спросил я.
— Андрей... Николаевич, — сказал дядька и улыбнулся. — А вы почему не в школе?
— А у нас сегодня «день здоровья», — ответил я.
Мишка молчал как рыба. Обиделся.
— Это что еще за «день»? — удивился Андрей Николаевич.
— Самый лучший за весь месяц, — сказал я ему. — Во-первых, учиться не надо, а во-вторых, мы полдня одни в квартире. А вы тоже из цирка?
— Тоже.
Мишка повернулся сразу и так ехидно-ехидно говорит:
— А чем вы докажете?
И в его голосе послышалась Елена Ивановна. Андрей Николаевич посмотрел на меня, на Мишку, на меня, на Мишку и так же ехидно ответил:
— Пожалуйста!
Он порылся в карманах и достал оттуда полтинник. Он положил монету на ноготь большого пальца, резко подбросил ее под самый потолок и, ловко поймав ее, показал нам зажатый кулак и спросил:
— Орел, решка?
— Орел! — быстро сказал Мишка.
— Решка! — сказал я.
Кулак медленно разжимался у самых наших носов. Мишка засопел и наступил мне на ногу, а я пихнул его локтем. Кулак разжался. Монеты не было!!!
Мишка тут же схватил вторую руку Андрея Николаевича и презрительно стал разжимать ему пальцы и на этой руке. Монеты не было и там!!!
— Еще раз, — мрачно потребовал Мишка.
— Потом, — сказал Андрей Николаевич. — Айда, братцы, вниз, а то машина уже пришла, наверное. — Он посмотрел на Мишку и тихонько добавил: — Ты, может, останешься? Мы с ним вдвоем попробуем справиться. — Он кивнул в мою сторону.
— Еще чего! — ответил ему Мишка и первый пошел к двери.
Андрей Николаевич наклонился ко мне и спросил:
— Слушай, а как же тебя зовут? Его Мишка, а тебя?..
— А меня Вова Цветков.
— Ага. Прекрасно, — сказал Андрей Николаевич. — Ну пойдем, Цветков.
И мы пошли вслед за Мишкой.
Когда мы спустились вниз, машина с мебелью уже стояла у подъезда. Грузчик (один грузчик все-таки приехал) ни к чему не прикасался и, держась за борт грузовика, все время спрашивал: «На какой этаж нужно вещь носить?» От этого грузчика шел запах, как от спиртовки на уроках химии. И еще от него пахло луком.
Он все спрашивал про этаж, а мы с Мишкой носили стулья. Андрей Николаевич посмотрел на грузчика, положил себе на спину диван-кровать и понес его на третий этаж! Грузчик, увидев это, как закричал:
— Вот это ты, хозяин, молодец! Вот это молодец!..
А когда мы с Мишкой понесли журнальный столик, грузчик всплеснул руками и опять закричал на всю улицу:
— И сынки твои, хозяин, тоже молодец!..
В общем, когда Андрей Николаевич отнес шкаф, а мы оттащили наверх книжные полки, грузчик стал просить у Андрея Николаевича на какую-то «маленькую». Андрей Николаевич сказал грузчику, что в другое время он бы ему и на «большую» не пожалел, но боится, что это может вконец расшатать грузчиково здоровье. Он, Андрей Николаевич, может предложить ему, грузчику, сигарету, хоть и считает, что это тоже приносит вред...
Грузчик сказал, что он курением не балуется, но сигарету возьмет, потому что от хорошего человека, он что хочешь может взять. А за «маленькую» он не обиделся, потому как рабочий человек всегда понимает рабочего человека.
Он хотел сказать что-то нам с Мишкой, но в это время подошел шофер машины, извинился перед Андреем Николаевичем и сказал грузчику, что он не рабочий человек, а так — барахло на палочке, потому что он напился в рабочее время.
И тогда мы с Мишкой поняли, что грузчик был, оказывается, нетрезвый... Это надо же! А мы-то думали: почему он мебель не носит?!
Мы поднялись наверх в квартиру, и Андрей Николаевич нам сказал:
— Ну, братцы, что бы я без вас делал, просто ума не приложу.
Я-то понял, что это он нам вместо «спасибо» сказал, а Мишка надул грудь, согнул в локтях руки и не своим голосом проговорил:
— Это что! Вот я помню, мы с Вовкой бабушкин буфет двигали — дневник искали — вот это да!..
— Да ладно тебе! — сказал я. — Расхвастался...
Из Мишки вышел воздух, и он уже нормально спросил:
— Мебель сейчас расставлять будем или подождем?
— Сейчас, — ответил Андрей Николаевич. — Чего мы будем ждать? Конечно, расставим, чтобы потом не мучиться.
— Мы намучаемся, а ему потом не понравится... — сказал я.
— Понравится, — убежденно сказал Андрей Николаевич. — Обязательно понравится! Я за него, как за себя, ручаюсь. Я с ним знаешь сколько лет знаком?
— Сколько?
— Тридцать восемь, — рассмеялся Андрей Николаевич.
— А вам самому сколько?
— Столько же, — ответил Андрей Николаевич. — Тоже тридцать восемь...
— Это ваш приемный папа? — спросил я. — Вы ему подкидыш? Да?
Андрей Николаевич улыбнулся:
— Нет, Вовка. И он мне не папа, и я ему не подкидыш. Я пошутил.
Потом мы стали расставлять мебель, и Мишка очень здорово все время говорил, что куда нужно ставить. Андрей Николаевич почти во всем согласился с Мишкой и только журнальный столик поставил так, как я ему посоветовал.
И мне было приятно за Мишку перед Андреем Николаевичем. Мне было приятно, что Андрей Николаевич так советуется с Мишкой, и было приятно, что Мишка так здорово ему советует.
Я иногда стесняюсь Мишку. То есть не Мишку, а за Мишку. Вернее, не стесняюсь, а злюсь на него. Когда он начинает грудь надувать, или хвастаться, или врать...
Мне обидно. Потому что другие могут подумать, что он больше ничего не может, а может только грудь надувать и хвастаться. Со своими-то ничего, а вот при посторонних Мишку так и распирает. И поэтому мне было сейчас очень приятно за Мишку перед Андреем Николаевичем.
— Братцы! — сказал Андрей Николаевич. — Вы чудесный народ. Я очень рад, что буду с вами... Что я с вами познакомился, братцы!..
Я ничего не сказал. Мишка посмотрел на меня и сказал:
— А пенсионер когда приедет?
— Сейчас! — ответил Андрей Николаевич. — Пенсионер будет здесь в одно мгновение!..
Он усадил нас в кресла, приказал нам смотреть на дверь и вышел в коридор. Потом он заглянул в комнату и спросил у меня:
— Послушай, Вовка! Кроме нас, в квартире никого нет?
— Никого, — ответил я. — Но скоро придет Мишкина бабушка.
Андрей Николаевич оставил дверь открытой и опять скрылся в коридоре.
— Внимание!!! — крикнул он оттуда и...
Чтоб мне провалиться! Чтоб нам вместе с Мишкой провалиться на этом самом месте!.. Из коридора в комнату на руках вошел Андрей Николаевич!!!
Он дошел до середины комнаты, прыгнул с рук на ноги и сказал:
— Вуаля!
И поклонился. И достал из пиджака какую-то серенькую книжечку и положил ее перед нами на журнальный столик.
На книжечке было написано: «Пенсионное удостоверение». Мишка схватил книжечку, раскрыл ее и прочел вслух:
— Азанчеев, Андрей Николаевич...
— Ой!.. — сказали мы с Мишкой.
— Ой!.. — первым сказал я Мишке. — Там на этом сундучище тоже написано: «Азанчеев А.Н.»!!!
— Ой!.. — сказал Мишка Андрею Николаевичу. — Так это вы сами?
— Сам! — ответил Андрей Николаевич и сел на журнальный столик. — И перестаньте ойкать, мужчины...
— А как же старичок? — глупо спросил я.
Андрей Николаевич закурил сигарету.
— Если говорить честно, то старичка вы сами придумали, — сказал он.
— Это все ты! — набросился я на Мишку. — Пенсионер-старичок! Старичок-пенсионер!..
— Но ведь пенсионер же!.. — закричал Мишка. Он повернулся к Андрею Николаевичу и обиженно спросил: — А если вы не старичок, то почему же вы пенсионер?!
— А потому, что есть закон, который позволяет артисту цирка уйти на пенсию после двадцати лет непрерывной работы в цирке. Я выступал на арене с восемнадцати лет и вот теперь, в тридцать восемь, стал пенсионером. Понял? — объяснил ему Андрей Николаевич.
