Владимир Кунин - Коммунальная квартира
— Кем?
— Моржом. Которые в проруби плавают. Понял?
— Ладно. Не проваливайся. Тебе бабушка не разрешит.
— Ха!.. — сказал Мишка и вылез из ванной. — Кто ее спросит?
Я стал чистить зубы, а Мишка натягивать штаны.
— Послушай, Мишка! — сказал я и сразу же забрызгал все зеркало зубной пастой. — Что такое ломовой извозчик?
Я вынул щетку и стал рисовать ею на зеркале Ту-104.
— Ааа... — протянул Мишка так, словно он тыся чу раз слышал про ломовых извозчиков. — Это которые металлолом возят...
— Они ругаются? — спросил я.
Ту-104 не получался, и я решил переделать его в истребитель.
— Еще как!
— Почему?
— План не выполнят или еще что...
Вот Мишка все всегда знает. Что ни спроси, все!
— Да, Чумак!.. — вспомнил я. — Что это за бандура у нас в коридоре стоит?
— Какая бандура? — удивился Мишка.
— Ну, ящик такой с веревками!.. — пояснил я Мишке и стал сквозь зубы цыкать водой на зеркало,
чтобы смыть истребитель, потому что истребитель тоже не получился.
— Ох да, Вовка! Ты же ничего не знаешь!.. — завопил Мишка. — У нас же жилец новый!..
— Ну да?! — сказал я и от удивления нечаянно цыкнул на Мишку. Мишка вытерся и пообещал дать мне в глаз. Я, конечно, никакого внимания на это не обратил, потому что Мишка всегда всем обещает и никогда никому не.дает, только сам получает. А когда я кому-нибудь за него даю, так он после этого целый месяц говорит: «А здорово мы их тогда, да, Вовка?» Но все равно цыкать на него с моей стороны было свинство, и я сказал:
— Ну чего ты? Нечаянно же...
Мишка успокоился, набрал в рот воды и тоже стал цыкать на зеркало. Я цыкал и молчал, а Мишка цыкал и рассказывал:
— Лежу, читаю «За бортом по своей воле». Это про одного француза, который из рыб пресную воду сосал... Законная книга. Не хуже «Кон-Тики»!
Мишка всегда такие книги читает. У него таких книг ужас сколько!
— ...Вдруг раздается звонок, ты уже спал, и Елена идёт открывать. Открывает и говорит: «Здравствуйте, Петр Мартынович!»
Петр Мартынович — это наш дворник. Вполне приличный дядька. Его Муська в нашей школе учится.
— Вы, говорит, наверное, по моему заявлению?.. — Она на нас с Мишкой недавно заявление написала, что мы в коридоре в кегли играем.
— ...А Петр и говорит: я ваши последние заявления, Елена Ивановна, еще не читал, так что я совсем по другому делу. Вот, прошу любить и жаловать, жильца вам нового привел...
...У нас уже месяца два как одна комната пустая стояла. Там раньше жил Генка Смирнов. Он в почтовом ящике работал. То есть не в самом ящике, а это просто так называется. Чтобы секретно было.
Недавно в Генкином почтовом ящике давали всем премии, и Генка получил однокомнатную квартиру. Мы у него с Мишкой были. Ничего квартирка. Только он теперь там не один живет, а с Ритой Костюковой. Когда Генка с нами жил, она к нему в гости приходила и научила нас играть в слова. Из одного большого слова много маленьких получается. Мишка так насобачился, просто ужас! А на новой квартире Рита была уже не Костюкова, а Смирнова, как Генка. Женились они. Здорово, да?
— ...Вот, говорит, прошу любить и жаловать, жильца вам нового привел... И слышу грохот. Я с кровати и к двери. Бабка на меня. Все, кричит, отцу напишу. Марш в кровать, завтра не добудишься!.. Ладно. Лег. Слышу, Елена говорит: «Боже мой! А это что такое?» А какой-то дядька ей отвечает: это мой багаж. А Елена: и все? А он: и все. А потом говорит: вы не волнуйтесь, я только багаж решил закинуть, а переселюсь сюда дня через два-три, не раньше. Мебелишку кое-какую подкуплю, говорит, и уж тогда навечно. А Елена так и лезет: а вы, говорит, где работаете? А он ей: пока нигде, я на пенсии. А Елена так удивилась, так удивилась. На пенсии, говорит?.. Ну и ну! — говорит. А он говорит: представьте себе. А она говорит: не могу. А он говорит: ничего, привыкнете. Тут Мартыныч засмеялся и говорит этому пенсионеру: «Значит, вы паспорточек свой завтра на прописочку в контору до трех заносите». А старик ему отвечает: ладно. Попрощался с Еленой, и они ушли. А Елена сразу же давай какой-то тетке по телефону звонить. Вот и все.
Зеркало было уже почти чистое, и мы с Мишкой вытерли его какой-то тряпкой.
— Мишка, — сказал я, — а ты видел, что на этом ящике написано?
— Нет, — ответил он. — А что?
— Эх, ты! — сказал я ему. — Где же твоя наблюдательность?
Мишка всегда своей наблюдательностью хвастается.
— А ты видел? — спросил Мишка.
— Видел, только не все. Айда, — сказал я. — Посмотрим...
— Пасту-то хоть с морды вытри, — посоветовал мне Мишка.
— Ладно, не твое дело. Пошли.
Но пасту я все-таки вытер.
В коридоре мы зажгли свет и бросились к этому здоровенному ящику. Вернее, не к самому ящику, а к наклейке на ящике.
Хотите верьте, хотите — нет, но там было написано:
БАГАЖ СРОЧНОЙ ОТПРАВКИ.
Отправитель: Цирк — Одесский.
Получатель: Цирк — Московский.
Багаж артиста: Азанчеева А.Н.
Количество мест: Одно.
Мы с Мишкой прямо обалдели...
Глава вторая
Пенсионер
Мы его ждали целых четыре дня. А он все не шел и не шел. Мы прямо заждались. То есть не то чтобы мы уж очень сгорали от нетерпения увидеть этого циркового пенсионера, а просто нам с Мишкой было интересно, кто это будет жить в Генкиной комнате. Конечно, было обидно, что в нашу квартиру вселили какого-то старичка. Но во-первых, старичок был не просто старичок, а старичок из цирка, а во-вторых, одно то, что он был мужчиной, а не женщиной, уже было здорово. Мужчин в нашей квартире только двое — я и Мишка, а этого явно не хватало для борьбы только с одной Еленой. Правда, был Борис Иванович, Мишкин папа, но мне всегда казалось, что он так устает за время зимовки в Заполярье быть мужчиной, что как только он возвращается домой, так сразу же перестает им быть.
Когда Генка жил с нами, силы были как-то уравновешены. Правда, с Еленой Генка не связывался, говорил «чихать на нее!», но всегда мог вступиться за нас перед моей мамой или Мишкиной бабушкой.
На пенсионера надежда была слабая. Мишка авторитетно заявил, что как только пожилой мужчина бросает работу и переходит на пенсию, он постепенно становится похожим на женщину. Я Мишке сказал, что, может быть, этот цирковой старик стал пенсионером недавно и еще не успел превратиться в женщину. Мишка сказал, что может быть. А потом он еще сказал, что только на это и нужно рассчитывать.
— Знаешь, Мишка, — сказал я, — его нужно будет сразу же поссорить с Еленой. А то если они снюхаются, нам житья вообще не будет...
— Нет, — возразил Мишка, — с Еленой его ссорить ни к чему. Она с ним сама прекрасно поссорится. А вот от моей бабули его нужно блокировать.
— Чего?
— Блокировать. Ну значит, оградить... — небрежно пояснил Мишка.
— А... — сказал я. — Это точно. А зачем?..
— Ха! — сказал Мишка. Он так здорово умеет говорить это «ха!», что каждый раз, когда он мне скажет «ха!», я себя чувствую страшно глупым. — Ха! — сказал Мишка. — Голова еловая! Она же его моментально охватит!!!
Я представил себе, как Мишкина бабушка будет охватывать этого старичка, и засмеялся.
— Смех без причины... — начал было Мишка, но я показал ему кулак, и... «признак дурачины» он не сказал, а сказал: — Охватит в смысле вовлекет...
— Вовлечет, — сказал я.
— Ну вовлечет... Вовлечет она его в свой этот кружок пенсионеров, и старый хрыч будет целыми днями списки ДОСААФ переписывать. От скуки сдохнуть можно!..
И как раз в это время раздался звонок. Мишка побежал открывать, а я уселся на багаж срочной отправки.
Слышу, Мишка говорит:
— Вам кого?
А какой-то дядька отвечает:
— Никого.
Мишка говорит:
— Нет, правда?
А дядька:
— Правда. — И проходит в коридор. Ничего такой дядька. Одет стильно. Чуть постарше Генки, чуть помоложе Бориса Ивановича. Как моя мама. Точно. И улыбается. И говорит:
— Здрасьте, братцы!
Мы говорим:
— Здравствуйте. А вы к кому?
А он подходит к двери Генкиной, то есть не Генкиной, а старичковой комнаты, достает из кармана ключ и заявляет:
— Я ни к кому. Я сюда.
Я от удивления даже с ящика спрыгнул. Спрыгнул и говорю:
— Между прочим, это чужая комната. Здесь уже один старичок пенсионер живет. Из цирка. Так что совать ключ в чужую дверь неприлично.
— Между прочим, сидеть на чужом ящике тоже неприлично...
— А чем вы докажете, что он чужой?! — разозлился Мишка.
— А чем вы докажете, что комната чужая? — прищурился на нас дядька.
Мы с Мишкой чуть не захлебнулись от злости.
— Ну, знаете! — закричал Мишка.
— Знаю, — сказал дядька. — Знаю. Не кричи, пожалуйста...
Тут я почувствовал, что дело неладно. Ну не мог же совершенно посторонний человек так спокойно лезть в чужую комнату.
— Постой, — сказал я Мишке. — Не вопи. Вы его сын? — спросил я у дядьки.
— Чей? — удивился он.
— Ну, этого пенсионера, который здесь живет.
— Который будет жить, — поправил меня дядька. — Нет, не сын.
