Элис Петерсон - Спустя десять счастливых лет
– А когда вам уже пора? – все-таки не выдерживает она.
– В декабре.
– Должно быть, вам не терпится.
Киваю.
– Советую съездить в отпуск, погулять хорошенько, потом развлечениям можно помахать ручкой… но оно того стоит, – добавляет девушка с улыбкой, чтобы закончить на позитивной ноте. Клац-клац-клац. – Так, деньги на счету. Что-нибудь еще?
– Могу я посмотреть баланс?
– Нет проблем.
Она разворачивает ко мне монитор. Я изумленно гляжу на цифры. Число выходит чуть меньшим, чем я помню. Затем смотрю на список транзакций, совершенных за шесть недель до смерти Олли. Вывод тысячи фунтов. Зачем Олли понадобилась целая штука? Почему он мне не сказал? Мы договорились не трогать сбережения, кроме случаев крайней необходимости.
В щеках не остается ни кровинки. У него был кто-то на стороне? Что же такого он купил?
– Я могу вам еще чем-нибудь помочь? – спрашивает сотрудница банка.
– Нет. Ничем.
– Скажи мне, Олли, – бормочу я себе под нос, стараясь как можно быстрее добежать до дома. – Зачем тебе понадобилось столько денег?
«Я забил на работу». – Ответ приходит мгновенно.
– Ты… что?
«Ушел. Бросил».
Я перехожу дорогу. Наверное, мне послышалось.
– В смысле, ты потерял работу?
Он молчит.
– Ты уволился! – вспыхиваю я.
Случайный прохожий шарахается, но сейчас плевать, если меня посчитают сумасшедшей.
«Я чувствовал себя несчастным. Устал учить. Отчаянно хотел закончить роман. Быть писателем. Мне казалось, что это мой последний шанс».
Открываю калитку, клокоча от ярости. Дрожащей рукой сую ключ в замок входной двери.
– А я хотела рисовать, Олли, но иногда нам, знаешь ли, нужно вырасти, стать ответственными и работать, чтобы платить за жилье!
«Бекка, я чувствовал себя ужасно».
– То есть я должна была содержать нас обоих, пока ты не закончил бы свою рукопись?
Он не отвечает. Я сажусь за кухонный стол, пытаясь понять, что к чему. «С моей премией и нашими небольшими сбережениями, – сказала я ему в то последнее утро, – мы могли бы съехать отсюда, снять квартиру поближе к центру. Смотри, Олли! Вот эта – идеальная!»
– Я все распиналась про квартиру поближе к твоей школе, – говорю я, – а ты уже там не работал. – Качаю головой. – Ничего не понимала… Какая же я идиотка!
«Нет. Это я идиот. Я должен был тебе рассказать».
– А что, если бы ты получил очередной отказ? Что тогда?
Я грызу ноготь, вспоминая, как боялась вида его рукописей, которые возвращались в коричневых пакетах с марками. «Я не сдамся», – обычно убеждал он меня, чувствуя мои сомнения.
«Не знаю, – тихо отвечает он. – Я тебя подвел».
Я роняю лицо в ладони.
– Поэтому ты и был таким рассеянным по пути домой? Ты боялся мне рассказать?
Тишина.
– Ох, Олли, это всего лишь работа. – Гнев сходит на нет. – Всего лишь квартира. – К глазам подступают слезы. – Я простила бы. Ничего не стоит жизни. Ничего.
Вечером я умираю от желания рассказать все Китти, но тогда мне придется объяснять, что я слышу голос Олли, а я не могу. Пока не могу. Я решаю сохранить все в тайне. Не хочу, чтобы и родители узнали обо всем. Олли всегда любил мечтать, именно за это я его и полюбила. Вспоминаю наше первое свидание, когда он сказал, что хочет стать поп-звездой или писателем. По-моему, мама с папой считали, что Олли слишком много мечтает.
Глубоко внутри я тоже начала так думать.
19
– Хочешь эту работу? – спрашивает Джо по телефону на следующий день.
– Если ты не нашел другую кандидатуру, – отвечаю я, зная, что мама только притворяется, а не на самом деле читает бизнес-раздел газеты.
Джо молчит. Наверное, думает о том же, что и я: а не будет ли нам чертовски неловко? Однако теперь я знаю: я должна получить эту работу. Больше не могу сидеть дома. Мне надо занять себя, чтобы не сойти с ума.
– Я не смогу много заплатить, – наконец говорит Джо. – Бюджет на курсы очень жесткий.
– Ничего. Дело не в деньгах.
Джо рассказывает, что занятия начнутся не раньше сентября. То есть через две недели. Продолжается курс восемь недель.
– У тебя получится проработать до конца октября?
– Да.
– И за баром всегда свободные руки пригодятся.
– Хорошо. Я могу работать как минимум пару дней в неделю. Если хочешь, начну завтра.
– Тогда Луис введет тебя в курс дела.
– Ну что он сказал? – оживляется мама, как только я заканчиваю разговор.
Луис наполовину испанец, лет двадцати пяти. У него короткие темные волосы, глаза цвета кофейных зерен и оливковая кожа. Он тут же помогает мне успокоиться, показывает кухню, знакомит с поварами Бруно и Люком – такими юными, что едва ли не в сыновья мне годятся. Я готовлю пробный капучино, однако делаю что-то не то с кнопкой для пенки и все заливаю молоком.
– Как ни странно, когда-то я уже была официанткой.
– Удивительно, – смеется Луис.
Улыбаюсь, рассказывая ему, что недолго проработала в ресторане в Чизике и как раз там познакомилась с моим начальником, Глитцем. Мне тогда едва исполнилось двадцать семь.
– Подала ему мокко вместо эспрессо, а он замахал на меня салфеткой – тут, дескать, большого ума не надо.
– О да, – кивает Луис. – У нас такие тоже бывают.
– Не люблю избалованных, – добавляет Бруно, – вопят на все заведение.
– А что случилось дальше? – любопытствует Луис, трогательно заинтересовавшись этим мелким скандалом.
– Я сказала, что это грубо. Он ответил, что он в отвратительном настроении, ведь от него ушел уже третий помощник подряд. Я призналась, что тоже в плохом настроении: мол, я художник, но с этой работой не сложилось, поэтому придется думать о совершенно иной карьере. И он предложил мне работу.
– Вот просто так? – щелкает пальцами Луис.
– Ну, не совсем. Он спросил, что я знаю о современном британском искусстве. А я ответила, что больше разбираюсь в эпохе Возрождения, потому что училась во Флоренции.
А еще он выяснил, кто мой любимый художник. Я сказала, что люблю пейзажи Сезанна и картины Антуана Ватто, где он изображал музыкантов и времена Галантного Века. Что обожаю Марка Ротко, потому что всякий раз, как смотрю на его работы, мне становится спокойно.
– Встреча с Глитцем оказалась чистой удачей, потому что работа в его галерее, по крайней мере, связана с искусством. А ты, Луис? Как ты здесь очутился?
Он говорит, что изучал в Барселоне инженерное дело, но вскоре стало понятно, что это ему не по душе.
– Мне было семнадцать! Кто в таком возрасте знает, что хочет делать! – восклицает Луис с сильным испанским акцентом. – Все равно что жребий тащить – повезет или не повезет. Подумаешь, диплом! Клочок бумаги!.. Поэтому, наверное, Джо меня и нанял. Он любит давать людям шанс. Я обожаю вино. А Джо плевать на формальное образование.
