Анатолий Курчаткин - Курочка Ряба, или Золотое знамение
Однако же взгляд знающий, да к тому же еще и пристальный, тотчас обнаружил бы повсюду вокруг Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем присутствие чужих людей.
Чужие люди, влипнув в заборы, стояли на улице около дома Марьи Трофимовны и Игната Трофимыча, и если вдруг кто из любопытных, памятуя совсем недавние события, происходившие здесь, останавливался напротив дома стариков, эти неприметные люди тотчас оказывались около ротозея и вежливо, но весьма твердо приказывали ему уносить отсюда ноги, да поживее.
Чужие люди были и во дворе. Чужой человек пристроился на ступеньках крыльца, чужой человек слонялся среди смородиновых кустов подле забора с Марсельезой, а один, принужденный неудобно согнуться из-за низкого потолка, вороша ногами солому на полу, и вовсе обретался в курятнике. Сидел чужой человек в сенцах, и сидел даже в самом доме, на кухне.
Так минул день, а в наступивших сумерках на смену дневным тем же числом пришли свежие люди и заняли на ночь те же самые посты. И Игнат Трофимыч, ворочаясь у себя на печи, слышал внизу на лавке чужое шевеление, шорох чужой одежды и поскрипывание чужой обуви. Марья Трофимовна среди ночи не выдержала, предложила из комнаты:
— Да вы б прилегли, скинули бы обувку, отдохнули.
И дежурный ответил ей сухо:
— Давайте без советов. Сам знаю, что мне нужно.
И хорошо еще было дежурному в доме: можно было и встать, постоять, и пройтись туда-сюда; а вот дежурному в курятнике скверно было во всех отношениях: ни пошевелись как следует, ни встань, ни сядь по-иному, а уж о том, чтобы пройтись, размять ноги — какой разговор. И поскольку сидел он внизу, на земле, а куры были над его головой на насесте, то время от времени чувствовал он, то ногами, то плечом, а разок пришлось и лицом, неприятные жидкие шлепки их помета.
И все же дежурный не заметил, как задремал. Из плоти и крови сотворен человек. Проснулся же он, когда в щели между горбылевыми досками уже проникали тонкие струнки солнечного света. Вскинулся испуганно, таращась на насест, и тут почувствовал на своих вытянутых ногах чье-то живое присутствие. Дежурный глянул на ноги — и стал свидетелем появления на свет физического тела. Форма тела была идеально овальная, а цвет, цвет… цвет, кажется, был не белый, но дежурный не посмел так вот сразу поверить себе.
Между тем курица, снесшая яйцо, замахала крыльями, заквохтала, запереступала лапами и спрыгнула на землю. А яйцо осталось лежать у дежурного в ложбинке между ногами.
Дежурный помедлил-помедлил мгновение и, не размыкая ног, повел их вбок, подставил под ближайшую струнку света. И когда яйцо оказалось на свету, ему пришлось поверить себе: золотое оно было, никакое другое.
Рука его схватила яйцо, и дежурный вывалился на улицу. Поднявшееся над горизонтом солнце ослепило его, и он, почти ничего не видя, рванул к дому, взлетел по крыльцу и, сорвав крючок на сенной двери, грохнул кулаком в дверь, ведущую в дом.
— Товарищ капитан! — исполненным высокого, чистого волнения голосом закричал он.
Дежурный, несший караул внутри дома, был старшим.
Он открыл дверь и вышагнул за порог.
— Что случилось? — голосом, готовым распекать, спросил он.
— Товарищ капитан! — торжествующе протянул к нему руку с лежащим на ладони яйцом дежурный из курятника.
Он глядел при этом на лицо своего старшего, и его удивило, что вместо восторга лицо капитана выразило презрительное недоумение.
— Н-ну? — сказал капитан. — И что? Это чье?
Дежурный из курятника, ошарашенный подобным приемом, перевел глаза на свою ладонь — и о, ужас, на ладони у него лежало совершенно обычное, ничем не примечательное, белое яйцо!
— О-о-оно… — заикаясь, проговорил дежурный, — было… голову на отсечение… золотое!
Капитан смотрел на него с подозрением.
— А ну дыхни! — сказал он затем.
— Т-товарищ капитан! — оскорбленно воскликнул дежурный.
— Дыхни! — снова велел капитан.
Дежурный дыхнул.
Капитан, принюхиваясь, втянул в себя выдохнутый дежурным воздух, и взгляд его стал задумчив. Он взял яйцо с ладони дежурного и покрутил между пальцами, разглядывая.
— М-да, — протянул он затем. — Взял, выходит, и уже у тебя в руке превратилось?
— Выходит, так, — подумав немного, согласился дежурный.
— Черт знает что, дьявольщина какая-то! — ругнулся капитан и осекся, огляделся быстро по сторонам, а потом отдал яйцо обратно дежурному. — Иди, пиши рапорт, — посторонился он, пропуская дежурного внутрь дома. — Изложи все как есть, пусть ломают головы. Наше дело — оперативное, а думают пусть они.
4
Новым вечером на ночное дежурство в доме Марьи Трофимовны и Игната Трофимыча после дневной отсыпки заступила та же команда, что дежурила и предыдущую ночь. Такой поступил приказ. Дабы использовать имеющийся уже опыт…
— Как ты тут кантовался, ума не приложу, — ворчал капитан, втискиваясь в курятник вслед за своим молодым подчиненным, несшим здесь дежурство предыдущую ночь. Это тоже было в полученном приказе: нести караул в курятнике вдвоем. Причем капитану, как начальнику смены, предписывалось быть одним из этих двух в обязательном порядке.
И снова тянулась ночь, долгая, как полет через космос на край Вселенной, и пропел, оглушив, прямо в ухо, раз и другой петух, и иссекли тесное пространство курятника светлые струны. И снова Рябая снеслась раньше всех, и опять в ложбинку между вытянутыми ногами молодого дежурного, облюбованными ею без всякой видимой причины. Поблескивая желто-карминной металлической скорлупой, яйцо лежало с покойной невинностью — золотое несомненно, золотое явно, хоть просмотри все глаза, золотое! — и капитан, как старший, уже потянулся к нему, чтоб взять, но рука его остановилась на полдороге.
Свежая и неожиданная мысль пронзила его. Никто ему ее не внушал и никто не спускал сверху как руководство к действию.
— Вот что, — сказал он, поднимаясь на затекших ногах и берясь за щеколду на двери, — ты сиди и не двигайся, и яйцо не трогай. Ни пальцем, ни полпальцем, понял?
— Так точно! — по-уставному отозвался подчиненный, которому согласно устава ничего особо понимать и не следовало, а только выполнить отдельное приказание — и все.
Капитан же, покряхтывая, выбрался из курятника, зажмурился, чихнул на солнце и пошел в дом.
— Ну-ка вставай, дед! — взгромоздясь ногами на табуретку, всунулся он головой на печную лежанку к Игнату Трофимычу. И бесцеремонно потряс его за плечо так, что у Игната Трофимыча не только сон улетел неизвестно куда, но едва и не душа вместе с ним. — Вставай живо! Яйца из-под Рябой ты брал обычно?
— Ну, — согласился Игнат Трофимыч.
— Вот и пойдем.
Шаркая непослушными со сна ногами, Игнат Трофимыч дотащился до курятника, влез внутрь и, присмотревшись в его сумерках, взял с ног послушно сидевшего в недвижности молодого дежурного снесенное Рябою яйцо.
— Показывай! — приказал на улице капитан.
Игнат Трофимыч разжал пальцы — яйцо лежало на ладони во всей своей золотой красе.
Молодой дежурный, поохивая от боли в затекших членах, вылез наружу и, притянутый взглядом к яйцу на ладони Игната Трофимыча, снова застыл в неподвижности.
— Черт! — выдохнул он немного спустя.
— А ну чур тебя! — рявкнул на него капитан. — Накликаешь тут! — И попросил Игната Трофимыча: — А сожми-ка, дед, пальцы, подержи внутри!
Игнат Трофимыч снова зажал яйцо в ладони, и капитан скомандовал:
— А теперь разожми!
Игнат Трофимыч разжал — было яйцо золотым, золотым и осталось.
— Все, что ли? — спросил он. И протянул яйцо капитану: — Держи.
— Не сметь! — капитан даже отпрыгнул от Игната Трофимыча. — Яйцо из рук не выпускать, никому не передавать! С нами сейчас поедешь! В туалет требуется?
— Так с ночи-то! — Игнату Трофимычу стало даже обидно: сам будто мог бы без этого.
— Проводи, — кивнул капитан своему подчиненному. — И чтоб из виду — ни на секунду! — Взял в руки болтавшуюся через плечо рацию, выдвинул сверкающую шпагу антенны и нажал нужную кнопку. — Оперативную машину на объект! — вдохновенно произнес он в микрофон после обмена паролями.
5
Черная оперативная «Волга» сил безопасности с антеннкой на крыше привезла Игната Трофимыча в красивый бело-голубой особняк на центральной улице Ленина, бывшей Дворянской, который он, когда случалось проходить мимо, старался пробежать как можно скорее. Там, сжимая в руке снесенное Рябою яйцо, просидел он в какой-то голой комнате то ли два часа, то ли три, то ли четыре — неизвестно, потому как совершенно потерял счет времени, и, наконец, его снова посадили в черную «Волгу» и привезли к другому зданию, здесь же, на этой улице, недалеко. «Городское отделение Жилсоцбанка», прочитал Игнат Трофимыч, поднимаясь по широкому гранитному крыльцу.
