Анатолий Курчаткин - Курочка Ряба, или Золотое знамение
Надо отметить, круг съезжавшихся был весьма невелик. Только в полном смысле отцы города были званы сюда. И если, скажем, полковник Волченков как начальник управления внутренних дел подпадал под данное определение, то его заместителю Собакину, пусть и тоже полковнику, дорога на этот съезд была заказана.
За входной дверью со стоящим около нее вооруженным милиционером отцов города встречал директор банка. Это был сухощаво-поджарый, абсолютно лысый пятидесятилетний мужчина, всегда с уголком белого платочка в нагрудном кармане пиджака, всегда тонко благоухающий французским одеколоном.
— Доброе утро, очень рад! — приветствовал он каждого вновь входящего, провожал его к себе в кабинет и, оставив там, возвращался обратно на свой пост у двери, чтобы встретить очередного отца города.
Первый прибыл тютелька в тютельку к назначенному времени. Все уже знали эту его особенность, особо ценили такое его свойство, невольно напоминавшее известную поговорку о королях, и к его приезду все до одного уже были в сборе.
— О, опять я последний! — по-обычному пошутил Первый, здороваясь со всеми за руку, и у всех, опять же по-обычному, крутилась на языке та самая поговорка про короля, но, как и всегда, посмел произнести ее вслух лишь начальник безопасности, бывший сегодня в сером, металлически блестевшем костюме, в каких во всяких западных фильмах того времени ходили президенты больших фирм и боссы мафий.
— Ну при чем здесь король. Нормальное человеческое качество, — ответил начальнику безопасности Первый, и на лице его были только одни ясные и чистые глаза, а усов не было и в помине.
— Прошу! — указал директор банка, открывая дверь, пропуская вперед Первого и тотчас проскальзывая вслед за ним.
В большом зале с зарешеченными окнами, за обшарпанными канцелярскими столами, низко пригнувшись к ним, женщины в черных напалечниках ловко считали купюры, и были они так погружены в это действо, что из всех лишь одна и подняла на отцов города глаза, с любопытством оглядела их и тут же снова взялась за свое утомительное, но общественно важное дело.
Отцы города прошли коридором, спустились по глухой глубокой лестнице в три оборота, прошли по еще одному коридору, тоже совершенно глухому, и вышли к бронированной двери.
— Всех прошу отвернуться! — с извиняющейся улыбкой поглядел директор банка на Первого, и у того на лице появилась улыбка — понимающая и прощающая.
— Отвернемся, товарищи! — с этим пониманием, благодушно сказал он.
Директор потыкал пальцем в кнопки шифратора, замки щелкнули блокировкой, директор открыл их ключами, повернул громадную рукоять засова и, весь напрягшись, потащил дверь на себя. Медленно, неохотно она стронулась с места и приотворилась.
— Прошу! — снова сказал директор, пропуская Первого вперед себя.
И чудную же картинку застал внутри, переступив порог, Первый.
Посередине пустого бетонного помещения было сооружено на скорую руку нечто вроде небольшого решетчатого курятника, прикрытого сверху для создания темноты серым, похожим на солдатское, обтрепанным одеялом, одинокая рябая курица бесприютно болталась по голому серому полу и пыталась что-то клевать на нем, а на деревянном топчане в углу, подложив под голову руки, похрюкивая, спал приставленный к курице банковский клерк, даже не удосужившись снять выданного казенного белого халата.
— Что это у вас тут такое?! — повернулся Первый к вошедшему вслед за ним директору банка, и лицо его, превратившееся в сплошные усы, изобразило крайнюю степень брезгливости.
Директор сунулся вперед, увидел — и побледнел.
— Сон на посту?! — закричал он, бросаясь к топчану.
Дежурный дернулся, перестав хрюкать, открыл глаза, вскочил и ошалело уставился на втекавшую в бункер делегацию.
— За-а время мо-оего дежурства никаких происшествий не произошло! — прыгающим со сна, обрывающимся голосом по-солдатски отрапортовал он затем.
— А это что такое, товарищи?! — раздался изумленно-усмешливый вскрик.
То был голос начальника безопасности. Он стоял около сооружения, должного исполнять роль курятника, и показывал на что-то внутри этого наспех сработанного решета.
Там на полу, в набросанной соломе, лежало яйцо. И было оно идеально белое, обыкновенное куриное яйцо с обычною известковой оболочкой — такое, какое снесет любая курица.
— К-как? К-когда? У-уже?.. — заикаясь, выговорил дежурный.
— Почему яйцо простое? — недовольно спросил Первый, находя взглядом Волченкова, как главного виновника всей кутерьмы.
Но что мог ответить ему начальник управления внутренних дел?
— Где?! — заорал он, бросаясь к дежурному и хватая того за ворот халата. — Где настоящее? Куда дел, отвечай, душу вытрясу!
— Настоящее? А это какое? А какое настоящее? — залепетал насмерть перепуганный дежурный, до которого понемногу начало доходить, что сон его был, судя по всему, отнюдь не самым большим его проступком.
— Полегче, полегче, — не утрачивая, в отличие от Волченкова, своей тихой, всезнающей, словно б исподвольной улыбки, взял начальника внутренних дел за руки начальник безопасности и отнял его от трясущегося дежурного. — Товарищ сейчас все припомнит.
— Что? Я? Я ничего… А если что… так здесь воздух… — потеряв над собой всякий контроль, понес какую-то нелепицу дежурный.
— Исключено! Полностью исключено! — вскричал директор банка. Он был весь белый и, вырвав из кармана белый платок, зачем-то размахивал им из стороны в сторону. Возможно, для привлечения внимания. — Шифр известен только мне, никаких посторонних предметов пронесено не было — лично досматривал!
— Но яйцо же не золотое?! — посмотрел на директора Первый, и так посмотрел — рука с белым платком у директора опустилась и обессиленно выпустила платок. Директору стало страшно: у лица Первого не было глаз, он глядел на него усами!
— Оно не золотое, — покорно, как ученик у доски, не знающий правильный ответ, согласился директор.
Первый шагнул в сторону бронированной двери, поманил к себе пальцем начальника безопасности и, когда тот приблизился, уронил с карающей властностью:
— Разберись как следует. Со всеми, с кем посчитаешь нужным.
— Непременно, — с тихой серьезностью отозвался начальник безопасности. И всезнающая, всеведающая улыбка на мгновение даже исчезла с его губ.
Первый шагнул через порог, за ним в глухом молчании потянулись остальные отцы города, дернулся было вместе с ними и директор банка, но начальник безопасности заступил ему дорогу.
— Так если шифр знаете вы один, то получается… — сделал он паузу, — что получается?
— Получается, оно не золотое, — с ученической покорностью ответил директор.
— А если подумать?
Нервы у директора сдали. Он вдруг подпрыгнул, гулко вдарил ногами о пол и, сжав кулаки, затряс ими перед грудью.
— Что мне думать, что мне думать! — закричал он. — Я их видел, золотые? Кто их видел, золотые? Кто это выдумал, что золотые? Кто? Скажите мне, кто?! Может, их и не было никогда, золотых?!
— Ну, это вы бросьте! — глядя на него со своей сторонней, отстраняющей улыбкой, резко сказал Волченков. — Давайте с дурной головы на здоровую не валить! Давайте лучше сразу всю правду!
Начальник безопасности между тем неожиданно перестал обращать на директора банка внимание и переместился поближе к Волченкову.
— А скажите, Сергей Петрович, — сказал он с кошачьей вкрадчивостью, беря того за рукав кителя и подтягивая к себе так, чтобы ухо Волченкова оказалось около самых его губ, — скажите, вы уверены, что все остальные действительно были золотыми?
— Не понял, простите? — отстраняясь от него и высвобождая свою руку, холодно проговорил Волченков. — Да мы экспертизу проводили! Заключение лаборатории имеется!
— А, ну да, ну да! — как вспомнил начальник безопасности. — Конечно! Экспертизу! — И попросил через паузу: — А посмотреть бы, Сергей Петрович? Не возражаете?
— Да пожалуйста! — воскликнул Волченков. — Сколько угодно!
Но когда, неторопливо, вальяжно пройдя через весь кабинет к своему сейфу, начальник управления внутренних дел отомкнул его, то оказалось, что на чистых белых листах бумаги лежала там у него белейшая, хрупкая известковая крошка, а также похожие на снятую лягушачью шкурку, все в извивах трещин, расплющенные оболочки от самолично раскоканных им двух яиц, и были они тоже изумительно, девственно белы — самая обычная скорлупа.
2
Надежда Игнатьевна вошла в распахнутую широкую створку высокой дворцовой двери, двинулась следом за неким, неизвестным ей почему-то человеком по красной ковровой дорожке к стоящему посередине кабинета Первому, чуть потомилась за чужой спиной ожиданием, и место перед ней освободилось.
