Пилип Липень - История Роланда
– А теперь, детки, сказка!
Математик мялся в уголке, изнывая от застенчивости, а директор рокотал:
– Жил-был на свете один человек, по профессии валяльщик, который отвратительно знал математику. На базаре его обсчитывали и обвешивали что ни день, налоговые инспектора и страховые агенты драли тройные ставки, и даже начальник обдуривал на зарплате. Но валяльщику было на всё это наплевать, его волновали лишь подлинно серьёзные вопросы: жизнь и смерть. Читал он много газет и журналов на эту тему, а однажды вычитал статистику, что вероятность умереть до шестидесяти лет составляет пятьдесят процентов. В тот же день бросил валяльщик пить, курить, жарить сало и волочиться за женщинами, и купил себе велосипед. Стал он обливаться холодной водой, спать на твёрдом, питаться овощами и фруктами, боксировать и прыгать со скакалкой. А когда сердце побаливало, выполнял двойную нагрузку. Годы бежали, а он всё здоровел, закалялся, и даже не сразу заметил, как шестьдесят промелькнуло. А когда заметил, снова почитал статистику и узнал, что вероятность умереть с шестидесяти до семидесяти составляет тридцать процентов. Порадовался валяльщик, и немного дал себе волю, купил мягкую перину и по выходным позволял себе понежиться. Но в остальном был крепок и твёрд ещё десять лет! Тем временем вероятность умирания всё снижалась и между семьюдесятью и восьмьюдесятью годами составляла всего лишь десять процентов. Вы-то, детки, уже поняли, в чём была его математическая ошибка? Вот и зря! Вот валяльщик не понял, и понимать не хотел, и плевать ему было на математику. Стал он поменьше бегать, поменьше прыгать, да побольше на ночь кушать, чтобы сны интересные снились. Так дотянул он до восьмидесяти лет, а на следующий десяток вероятность была ничтожных пять процентов. Тут валяльщик совсем расслабился – стал покуривать, заказывал за ужином бутылочку бордо и заигрывал с официантами. И начальник его, и агенты, и инспектора уже давно преставились, а валяльщик, можно сказать, только жить начинал – и горизонты были безоблачны! До ста лет, пока вероятность колебалась около двух процентов, он ещё сдерживал себя, а потом… Эх, детки! Не жизнь сделалась у валяльщика, а сплошной угар и бразильский карнавал. Днём спал и пил шампанское, а ночью из клуба в бар, из бара в дансинг, из дансинга в бордель – и виски рекой, и дым столбом, и аджика бочками. Так и живёт до сих пор, и в ус не дует. А всё почему?..
Тут директор наконец бросал взгляд в уголок, но математика уже не было в классе. Его ещё можно было увидеть в окно – он потерянно шёл к трамвайной остановке, ссутулившись и вздрагивая от осознания собственной нелепости.
6C. Истории безоблачного детства. О гиперконтроле
Когда мы с братиками стали подрастать и пошли в школу, нашим папе с мамой больше не нужно было непрерывно печься о нас, и они приохотились посещать всевозможные курсы и семинары. Они специально наводили будильник на пораньше, чтобы перехватить газеты и рекламные листовки прямо из пальцев почтальона, а потом, прижавшись плечами, жадно и подробно прочитывали. «Невербальные коммуникации», «Эффективный менеджмент», «Тренировка памяти», «Йога и современный бизнес», «Развитие артистизма» – они не пропускали ничего, огорчаясь пересечениям расписаний. Когда нужно было выбирать, то простым темам они предпочитали странные и мистические, вроде «Диагностики кармы» или «Целительных прикосновений», а ещё лучше – психологические или психиатрические, эти и вовсе как мёдом манили их. А однажды они попали на замысловатую лекцию «О последствиях гиперконтроля», после которой вернулись притихшими и пристыженными. Они весь вечер виновато смотрели на нас, а наутро упаковались и уехали в океанический круиз, на целых две недели – специально, чтобы оставить нас одних.
Оставшись одни, мы тотчас же бросили чистить зубы, умываться и стирать носки. Мы валялись в постели до вечера, а потом вскочили, включили весь свет, зажгли весь газ, распахнули все окна. Мы улыбнулись друг другу и принялись методично нарушать запреты, один за одним, все, которые смогли вспомнить. Мы пускали ветры, плевали на пол, грязно ругались, ласкали запретные места, целовались, осеменяли одноклассниц, воровали, сидели в колонии, пили метил, нюхали клей, курили коричневый сахар, резали вены, торговали органами и оружием, и чего только не делали! Основательно устав и проголодавшись, мы то и дело подходили к окну и смотрели на поворот, откуда должен был показаться папин уазик, но видели только кур, копающихся в дорожной пыли, в розовых закатных лучах. У нас оставалось немного печенья и мочёного горошка, и мы растянули их до среды, а потом ещё и до пятницы.
В субботу мы отправили папе с мамой телеграмму, что осознаём все последствия и согласны на гиперконтроль. Но они всё не ехали, и мы тихо плакали: как это несправедливо, ведь мы не имели ничего против и ни словом не обмолвились! Мы не знали, что делать, в отчаянии расставляли по комнате микрофоны, камеры и самописцы, лежали на кроватках без одеял и рыдали. Но, несмотря ни на что, папа с мамой приехали только через две недели. Они поправились и порозовели, и сначала нипочём не желали контролировать нас. Да ну вас, отмахивались они, сколько можно уже! Невероятных усилий стоило нам упросить их взяться за старое. С неохотцей, с натугою, со скрипом приживался новый гиперконтроль. Но помалу он крепчал, ширился, и обещал быть неслыханным, небывалым! Как же мы были счастливы! День-деньской мы кружились по комнатам, по паркетам в радостных вальсах, в праздничных полонезах!
6D. Истории безоблачного детства. О цитатах из классиков
Когда мы с братиками стали подрастать, папа стал чаще рассказывать взрослые сказки, со всякими уклонами, чтобы мы не отставали в развитии и уж во всяком случае имели понятие о женщинах.
– Жил-был в нашем городе, на улице Лермонтова, один непривлекательный юноша, по профессии разнорабочий. Лицом он был бугрист, ростом короток, умом скуден, а на жизнь еле-еле зарабатывал из-за слабости. Больше же всего на свете он любил смотреть на женщин, и самой сладостной его мечтой было сойтись с кем-нибудь из них поближе. Но женщины его сторонились, и ни одна не желала даровать несчастному хоть толику своих прелестей. Только и оставалось юноше, что вздыхать и слоняться по вещевому рынку. И вот однажды покупал он у старушек тыквенные семечки и услышал вдруг, как один продавец арбузов говорит другому: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей! Вот как классик сказал! Слово в слово!» И юноша, совсем было утративший надежду, от такой незыблемой цитаты воспрянул крепко и положил себе понравиться женщинам во что бы то ни стало. Пришёл он домой, сел на табурет, закрыл глаза и принялся за тренировки. Никакой конкретной женщины он не воображал и старался любить как можно меньше сразу всех. Сначала было непросто, однако вскоре он набил руку и стал не только не любить, но и явным образом ненавидеть всех и каждую. И прав был классик: не прошло и месяца, как прознали о том юноше женщины, и стали к его дому приходить прогуливаться, и на окна посматривать. А как высунется он в форточку, так сразу ахают и вспыхивают от нежности. Юноша же был твёрд: плюнет и назад спрячется. Всё сильнее и сильнее нравился он женщинам, и вскорости они даже уходить перестали, ночевать стали под его балконом, и всё больше и больше их становилось. Стал тогда юноша запускать их к себе по одной, чтобы лично каждой презрение выказать и надсмеяться жестоко. Рыдали женщины, стенали, но с цитатой ничего поделать не могли, только пуще юношу любили, со всего города стекались и даже приезжали из области на поездах. А он, бывало, выйдет на балкон, да глазами сверкнёт, да рукой гневно потрясёт, да обольёт их сверху потоком проклятий. Тем временем женщин скопилось несколько тысяч, и из-за такой многочисленности потеряли они всякую надежду хоть миг провести наедине с возлюбленным. Скоро и развязка наступила, жуткая и пугающая! В одну из ночей поднялся в толпе ропот, поднялось волнение, не стерпели женщины своей жгучей любви безысходной, зажгли факелы, да и ринулись к юноше – каждая желала первая обожание высказать – и смели на своём пути и сад, и дом, и ближайший гастроном, и самого его затоптали… Вот так-то, детки. Вот так оно случается. Поэтому будьте осторожны с цитатами из классиков – они слишком правы, чрезмерно даже, для нас, людей простых и незамысловатых.
6E. Побег и скитания. В лес
Не успел я оправиться от распада вешалки и хотя бы несколько дней насладиться дачной бездумностью, как зазвонил телефон. Облившись холодным потом, я поклялся себе ни за что на свете не брать трубку. Но он назойливо звонил и звонил, замолкал и снова звонил, и я не выдержал, взял – только послушать краешком ушка, ни звука. «Алё, это ты? Ждёшь меня, котик?» Это была та, моя спасительница. Я осторожно поздоровался, и она, продолжая звать меня котиком, буквально за несколько фраз повернула дело к женитьбе. «Ты же любишь меня, ну скажи?» По наивности я вступил в полемику и принялся доказывать, что ей лучше выйти за Белого Охотника – намного, несравнимо лучше! Она засмеялась: ах, он не годится, ну какой из него муж. «Ты не беспокойся, от тебя ничего не потребуется, я знаю, мужчины не любят хлопотать, только приоденься там поприличнее. Я скоро буду». Опустившись на ковёр, я потерянно тёр лоб и соображал, сколько времени у меня осталось – полдня? два часа? Если даже она не продалась Белому Охотнику и не планирует меня выдать, то он наверняка последует за нею тайком. Или времени не осталось совсем?
