Татьяна Буденкова - Женская верность
— Лена, Ленушка!!! — Анастасия тормошила невестку, стараясь разбудить. И вдруг заметила на шее у неё красные пятна, будто кто душил за шею. Но ведь никого не было. Она видела!
С трудом раскрыв покрасневшие глаза, Елена кинулась к Анастасии.
— Мамочка, мама, страх, какой страх! Он маленький, лохматенький и ужасть какой сильный. Он меня душил.
— Ленушка, тебе приснилось. Нет тут никого. Я снег у окна разгребала. Смотрела в окно, как ты спишь. Никто в дом не проходил.
Елена плакала навзрыд.
— Я знаю — это домовой. Он меня выживает.
— Ну, что ты говоришь? — и Анастасия осеклась. На шее у Елены четко виднелись красные пятна.
— Ленушка, мы сходим с тобой к бабе Варе. Вон дом напротив. Она и заговорами и травами лечит.
— Ой, стыдно. Скажет молодая, а в сказки веришь.
— Да, если не хочешь, ну скажем, что сильно во сне испугалась. Пусть полечит.
Анастасия и сама была готова поверить в такое предположение.
Баба Варя попросила Анастасию подержать над головой Елены кружку с водой и стала выливать на воск. Плавающую фигурку долго рассматривала. Потом взглянула на Анастасию, Елену.
— Ой, Настасья, скорее всего домовой это. Маленький, горбатенький, лохматый. Не спрося его поселили Елену. А он в том доме да-а-а-вно живет. Вот он рассердился и показывает свою силу. Выживает её. Чтоб так злился — я ещё не встречала. Уж и не знаю, как его задобрить?
У Елены холодок пробежал по спине. Так точно тётя Варя описала, виденное в полусне Еленой.
Тётя Варя дала советы, как задобрить домового. Но не прошло и трех дней, как история повторилась. На этот раз Анастасия была дома и заводила тесто, когда Елена во сне заметалась.
Пригласили батюшку осветить дом. Вроде всё прекратилось. Но страх остался. Елена никогда не ложилась спать, если была дома одна. А потом Анастасия заметила, что по вечерам Елена ставит на печи в укромный уголок блюдце с молоком и что-то шепчет. Вроде кого уговаривает.
А Елена, сама не зная, откуда это к ней пришло, наливала в блюдце молоко, угощала хозяина-домового, прося простить, что въехала без его разрешения. Постепенно напряжение спадало. Петру об этом ничего не писали. Шла японская война, а он служил на подводной лодке. Хотя история эта и напугала, но она же сделала Елену из новенькой жительницы улицы Кузнецкой своим человеком. Анастасию Елена стала звать мамой не по обязанности, а так само вышло. Обоим от этого стало легче и спокойней. И вроде всё вошло в свою колею, только остался у Настасьи осадок на душе. Сколько лет жила в этом доме — всё было спокойно. Что Елена не притворялась, и что это не приступ какой, Анастасия сама видела. Но почему, почему домовой не хочет, чтобы Елена тут жила? Ведь не просто так он показался ей. Заставляет уехать с этого места, или Елена не ко двору? Но спокойная, работящая, голубоглазая, кудрявая и белолицая невестка Анастасии нравилась. Да и что тут можно было сделать? Только Анастасия поменялась на работе сменами так, чтоб они совпадали с Лениными. Вместе уходили и вместе возвращались.
Им повезло. Ровно через два года, живой и здоровый, подтянутый, в матросских клешах, Петро вернулся домой. Елена, соскучившаяся о своих родственниках, стала упрашивать Петра съездить в отпуск. А уж потом устраиваться на работу.
И вот: "Станция — Красноярск. Прибываем. Пассажиры готовимся на выход".
От нетерпения Елена то пыталась выглянуть в окно, то вновь садилась на полку, через минуту вскакивала и опять садилась.
У Петра же были другие мысли. В Красноярске много больших заводов, которые строят благоустроенные дома. В Бийске таких пока нет. Можно хорошее жильё получить, тут Петро вспомнил разговор с начальником цеха, из которого увольнял Елену. Можно и работу поинтереснее найти. Да и зарплата на большом заводе будет больше. Состав лязгнул, останавливаясь, и прервал его мысли.
Мимо окна вагона медленно проплывали знакомые очертания деревянного вокзала. Высунувшись из окна вагона, Елена с нетерпением всматривалась в стоящих на перроне людей.
— Мама-а-а-а!!! Тётя Лина! Илья, Ильюшка! Тут мы, слышь, тут.
— Ну, что ты? Дальше поезд не идет, — и Петро приготовил чемодан, достав из-под полки.
Всего Елена с Петром прожили в гостях около месяца, хотя вначале планировали значительно меньше. Петру предложили хорошую работу, пообещав в первом же построенном доме выделить жильё. На что он ответил, что подумает.
Когда вернулись в Бийск, то монотонная тишина провинциального городка, по сравнению с кипучей жизнью строящегося промышленного центра, стала тяготить Петра. А Елена скучала по матери, братьям, Надежде и тетё Лине. В конце концов, приняли решение, что вначале уедут Петр и Елена, а как получат жильё, то заберут к себе Анастасию.
Глава 19
СЕМЬЯ
Первое время жили всё в той же комнате, что получил Тихон. И хоть ночью пустого места в ней не было, жили дружно. Чистота и порядок соблюдались неукоснительно. Пол в комнате мыли дважды в день: перед обедом и перед сном. Обед и ужин всегда в одно и то же время, все вместе за одним столом. Если кто был на работе, то ему оставляли причитающуюся порцию. Петра приняли на работу в отдел снабжения строящегося нового завода. И очень быстро дали однокомнатную квартиру в новом двух этажном доме. Елена тоже работала, но уже собиралась в декрет. Отдельная однокомнатная квартира с центральным отоплением и водой — чего ещё желать? Петро написал матери письмо, чтоб продавала дом и приезжала. Счастье казалось бесконечным. Чисто намытые стекла окон блестели на солнце. Накрахмаленные салфетки вышитыми уголками спускались с полок этажерки. Взбитые подушки на двуспальной кровати закинуты тюлевой накидкой. На кровати Анастасии из-под голубого покрывала аккуратно выглядывают сплетенные ею кружева. А между ними — детская кроватка. Подготовлена по всем правилам, не заранее, а как ребенок стал шевелиться. Анастасия не сводила глаз с невестки. Казалось, сама помолодела. Да и было ей в ту пору — сорок пять. Был бы её Ефим жив — была бы ягодка…
Родила Елена мальчика. Принесли домой, распеленали — и сердце Анастасии замерло. Будто, молодость вернулась. Настолько внук был похож на сына. Через месяц Елена вышла на работу. Отдавать Валерика в садик Петр наотрез отказался. И Анастасия осталась за домохозяйку и нянчить внука.
Подходил новогодний праздник. Наряженная ёлка украшена настоящими игрушками. Стеклянные часы показывали без пяти двенадцать. Балерина из ваты и тонкой бумаги, сверкала прозрачными блесками. А на верхушке из золотистых бусин с красной серединой — звезда. Пахнет домашней выпечкой и свежей хвоей.
Сразу после Новогодней ночи Валерик заболел. Ребёнок плакал, метался от матери к бабушке. Отец беспомощно кидался от одной к другой, пытаясь подставить свои руки. Вызвали скорую помощь и сына увезли в больницу. Елену не положили. Не положено. Так и дежурили под окнами этой больницы посменно: Елена всё свободное от работы время, Петро сменял её, когда она работала и Анастасия в пересменке между ними, а иногда и вместе с кем-нибудь из них. Состояние мальчика не улучшалось. Не определили даже диагноз. Так прошло трое суток и Петро пошел к главврачу.
— Ну что вы, папаша? Так впору мамам, да бабушкам беспокоиться. Вы же мужчина. Подождите. Пока ничего определённого сказать не могу.
— Я заберу его домой. Пусть участковый врач приходит и лечит, или положите с ним жену, или бабушку.
— Это невозможно. Ваш ребенок не единственный больной. Он лежит в палате вместе с другими детьми и мест для матерей там по нормативам не предусмотрено. Чем Ваш ребёнок лучше других? Почему мы должны делать для него исключение? Да и невозможно это, просто потому, что некуда ложить мамаш. Успокойтесь. Поставим точный диагноз, назначим курс лечения. Пройдет острый период, и заберёте своего сына. Не оставим же мы его себе. А сейчас, извините, меня ждут больные дети, в том числе и ваш сын. И она ушла.
А ещё через неделю Валерика выписали домой. Пояснив при выписке, что всё, что было возможно, сделали, и теперь дело за природой. Остаётся только ждать и надеяться. Загруженный лекарством, ребенок почти не на что не реагировал. Посоветовавшись между собой, женщины решили, что Устинья с Анастасией потихоньку, чтобы люди не знали, сходят в церковь и поставят свечку о здравии, да закажут молебен о здравии младенца батюшке. Однако идти следовало в тайне. Боялись, как бы поход в церковь матери и тёщи не навредил Петру на работе. Потому что "религиозный дурман" совсем не приветствовался властями. Мальчик слабел на глазах. Приходивший участковый врач ничего толком не говорила. И только левая ручка младенца конвульсивно поднималась и опускалась.
Единственная на весь город церковь находилась на левом берегу. Но зима стояла лютая, и Енисей уже встал. Решили, что напрямки, через протоку будет ближе и быстрее. Вышли ещё затемно. Небо было усыпано звездами, а под подошвами валенок снег скрипел и искрился в воздухе миллионами искорок. Дошли до берега, боясь заблудиться в предутреннем сумраке. Но, оказалось — с обрывистого берега, вниз, ведет протоптанная тропинка. В этот день они шли по ней первыми. Вдоль Енисея тянул прошивающий насквозь хиус. В этой леденящей мгле две женщины, согнувшись пополам, упорно шли к противоположному берегу. А под ногами снежная поземка крутила свой танец по Енисейскому льду.
