Татьяна Буденкова - Женская верность
— Энто куды ж ты на ночь глядя так вырядился?
— Ну что теперь уж только в робе и ходить? Сам говорил рано на работу. Пошли уж, — и пристроился рядом с Надеждой.
— В принципе, если Надя согласна, то я бы каждую смену её и встречал и провожал. Ты ж меня знаешь. Вам с Илюшкой вечерами свободней.
— Ага, так энто вот чего ты вырядился? Так подошел бы у проходной-то.
— Да, я подумал вдруг одна пойдет, а тут ты… Ну, я и не решился. Так и шел позади. Вроде и догнать неудобно, а тут ты со своим кулаком. Тьфу! Дать бы тебе сдачи!
— Ладно, не суетись. Я не нароком. Сказал же, за бандита принял. А по поводу встрену — провожу, так это днем. А ночью жену будешь встречать и провожать. А незамужней девке неча по ночам с холостыми парнями разгуливать. Уяснил?
— Понял, не дурак.
С тех пор Надежду встречали и провожали в ночную смену кто-нибудь из братьев и Петро.
Продолжалось так всю зиму. А весной, как положено, с гармошкой и лентой через плечо пришли сваты. Получилось торжественно и красиво. Сватали при открытых дверях. Так как комната была полна народу, а все желающие поприсутствовать — не вошли. В бараке эта была первая по всем правилам проведённая свадьба. Даже фата, мечта всех Бумстроевских девчонок, была сделана из кружевной накидки. После свадьбы молодые устроились жить у свекрови. Комнат там было две, да ещё кухня. Кроме Петра, его матери — Евдокии, да сестры Валентины, жили там еще два его брата, а еще про одного брата ходили всякие слухи. Будто расстреляли его за то, что он человека убил. Только Надежда никогда об этом не спрашивала, Устинья крепко наказала: "Жисть сама всё, что тебе знать надо — окажет". Соседи подшучивали: "Это ж надо — двух дочерей подряд в замуж выдать и оба зятя тезки — Петр Павлович и Петр Ефимович. Специально по именам подбирала".
В это же год Петр Павлович ожидал своего первенца. От счастья был сам не свой. Берег её как вазу хрустальную. Пришел срок. Отвезли Надежду в роддом. От волнения Петр бегом почти вровень со скорой туда прибежал.
— Ну что вы, папаша, это дело не скорое. Идите домой, а завтра придете и всё узнаете.
— Тут я обожду, — сидеть Петро не мог. Метался по приемному покою и всё шептал: "Золотая моя, Золотаюшка…" — так он звал Надежду.
Прошло четыре часа. Петро то бегал заглянуть в окно операционной, светиться или погасло, то сидел на стуле, уткнувшись себе в колени.
— Женщина, будь добра, узнай как там Попова Надежда. Сходи, а я тут за тебя подежурю
— Я вам счас халат и тапочки вынесу.
— Что? Что? Ну, скажи хоть что-нибудь.
— Я вас к врачу проведу, он вам все и скажет.
Руки тряслись и никак не попадали в рукава.
— Вы присядьте. Люба, накапай валерьянки. И протянул Петру мензурку.
— А-а-а-а?
— Спасти можем либо мать, либо ребенка. Вам решать. Время не ждет.
— Обоих!!!
— Тише! Но если будет жива мать, дети ещё могут быть. Хотя, ей надо ходить и рожать только под наблюдением очень хороших медиков. Стандартная схема невозможна. Ну, так как? — и приготовился выходить.
Сердце ухнуло и полетело вниз.
— Жену.
Маленькое, почти невесомое тельце сына Петро похоронил в той же могиле, где лежала Прасковья и Устиньина младшая дочь. Куда мальца одного. Вот при бабке правнук и правнучка. Впервые в жизни Петро напился так, что войдя в квартиру, свалился у порога.
— Это что мой сын делает? — Евдокия стояла у кровати. Как он оказался раздетым и уложенным, Петр не помнил. Голова гудела так, будто в огромный колокол звонят.
— Думаешь ей там легче? Дети ещё будут. Жаль, сердце кровью обливается. Ну, мужик ты или нет? Ты об ней подумал. Тебе сын. А ей — кощёнок? А сама-то она как? Знаешь?
Петра будто кипятком обварило. Стало горячо и больно так, что он точно узнал — где душа находится. Подскочил, да не тут-то было — с перепою свалился с ног как подрубленный.
— На-ка вот, — и Евдокия протянула кружку капустного рассола. Приведи себя в порядок. Чтоб ни себя, ни её не позорил.
А еще через полтора года Петро похоронил в той же могилке своего второго сына. Только на этот раз у него никто не спрашивал — кого спасть. Жизнь Надежды висела на волоске. И, неверующий Петр, молился сидя на корточках под окнами операционной. Тогда он для себя решил, что станет таким незаменимым специалистом, что о семье его самые лучшие врачи в городе будут заботиться. Потому что на все увещевания Петра взять ребенка сироту, али так обойтись, Надежда категорически отказывалась.
— Матерью быть хочу. Буду рожать. Ты не бойся. Я сдюжу.
Забрав жену из больницы, Петро перешел работать на "Ворошиловский" завод. Выбрал самую трудную и уважаемую специальность в засекреченном цехе и устроился учеником. Начальник цеха недоумевал: "Женатый мужик. Учеником. Какая зарплата?"
Но Петро выучился так быстро, что все диву дались. Работал так, что уже через год задание ему директор завода лично определял. Сложность и точность выполняемых им работ была такой, что практически никто проверить её не мог, только по месту применения — жизни человеческие, да престиж государства. Поэтому дали Петру личное клеймо и комнату в новой двухкомнатной квартире. Соседом у него была семья Скомороховых — главного инженера завода.
А Надежда снова ждала ребенка. Когда время приближалось к сроку родить — её положили в больницу. И тяжелые роды завершились на этот раз счастливым концом.
Назвали девочку Галиной.
— Золотая моя, Золотаюшка… — распевал Петр на весь Бумстрой, а забрав семью из роддома, привез в новую квартиру. Благоустроенную, с балконом на кухне.
Глава 18
БИЙСК
Городок утопал в зелени. Над обрывистым берегом реки Бийя выстроились деревянные домики. Улочки были песчаные, поросшие вдоль палисадников густой травой. Домики ухоженные, как в сказке. А во дворах георгины. Огромные темно-бордовые, нежно-розовые, белые, желтые как солнце, которое грело и слепило ласково и добродушно. На весь город была только одна мощеная камнем улица — Льва Толстого. Правда говорили, что до революции она называлась — Лесозаводской. Так что теперь на табличках домов было написано одно название, а местные жители называли её по-прежнему — Лесозаводской.
— Ну, надо же, два голубка сели у окна и в комнату заглядывают. К чему бы? Весть какую-то принесли. Голуби. Птица мирная. Должно хорошую. Петро обещался в письмах после госпиталя домой в отпуск. Наверно, со дня на день ждать надо. К чему бы два-то голубка? — так рассуждая сама с собой, Анастасия, мать Петра, смахивала невидимые пылинки в чистой и уютной комнате. О том, что сын везёт невестку, узнала буквально за день до их приезда, получила от него письмо их Красноярска. Вот тебе и голуби!
В небольшом, ухоженном домике по улице Кузнецкой было шумно и радостно. Елену встретили хорошо. Но Петру надо было возвращаться дослуживать. И молодая жена осталась жить со свекровью. Работать устроилась на обувную фабрику. Свекровь — Анастасия — работала на хлебозаводе. Жили спокойно, дружно. Заботы и общее переживание о Петре, который служил на подводной лодке, сблизили и объединили женщин. Елена, выросшая в большой семье, привыкла трудиться и заботиться о ближнем с самого детства. Оставшейся в одиночестве Анастасии, была приятна забота невестки, её доверие. На работе невестку уважали, и даже написали про неё статью в местной газете. Что понравилось не только Анастасии, всем родственникам Петра, но и всей улице Кузнецкой. Где все были друг другу либо родственники, либо просто много лет жили по соседству. Вырезанную статью Анастасия хранила всю жизнь. Этот желтый, хрупкий клочок газетной бумаги цел до сих пор.
Прошло лето, осень. Наступила зима. Письма от Петра приходили часто. Вначале он присылал домой одно письмо, но потом Анастасия попросила Елену, так как сама была не грамотной, что бы Петенька присылал ей отдельное письмо, а то ей никому из родственников и соседей не показать. А так хотелось похвастаться. Читали его письма сначала родственники, потом соседи. Письма всегда были интересные, с какой-нибудь историей. И в домик на улице Кузнецкой стало приходить по два письма.
Белый пушистый снег крупными хлопьями падал и падал, пока не засыпал деревянный городок, мощеные дорожки и дворы домов. Хозяева прокапывали от дверей дома до коровника, свинарника и других домашних построек ходы. В один из таких дней Анастасия убирала снег от окна домика. Елена, вернувшись после ночной смены, спала. Кровать стояла напротив окна, и Анастасия, убирая снег, иногда заглядывала в окно. Вид навевал приятные мечтанья о будущих внуках. И вдруг картина изменилась. Елена, казалось, задыхается. Даже больше походило, что её кто-то душит. Но на кровати кроме неё никого не было. Да и пройти в дом незамеченным мимо Анастасии было невозможно. С минуту она стояла как вкопанная. Потом кинулась в дом.
