Дэвид Николс - Мы
– Обычная. Ты ничего не пропустил.
– Кто там был?
– Народ. Давай спи.
– И Анджело?
– Кажется, нет. Может, и был. Мы почти не разговаривали.
Что вообще не имело никакой логики, если подумать.
– И ты все еще его любишь?
И конечно, я воздерживался от последнего вопроса, хотя он был для меня главным, а все потому, что я слишком ценил сон. Большинство людей, вступающих во взаимоотношения, носят с собой целое досье, подразделенное на увлечения, романчики, большую любовь, первую любовь и сексуальные связи. По сравнению с моим разлинованным листом формата А4 Конни обладала трехэтажной картотекой, просматривать которую у меня не было желания. Самое главное, она рядом, разве нет? В два, и в три, и в четыре утра, всю ту чудесную первую весну, все то восхитительное первое лето.
Но был еще вездесущий Анджело. Она признавалась, что всегда считала его родственной душой, пока не выяснилось, что у него по всему Лондону найдутся такие же родственные души. Если не считать бесконечных измен, он обладал целым легионом других пороков. Он подрывал ее уверенность, насмехался над ее работами, отпускал замечания по поводу ее внешности, веса, кричал на нее в общественных местах, швырял в нее предметы, даже крал у нее деньги. Как-то она вскользь упомянула, что он был «несколько суров в спальне», а еще между ними случались драки, что меня шокировало и злило, хотя она уверяла, что «ему доставалось не меньше». Он был пьяницей, наркоманом, ненадежным, драчливым, по-детски надоедливым, грубым. «Истовым», как говорила она. В общем, он был всем, чем не был я. Так чем же он мог привлечь ее теперь? Все это было студенческое прошлое, говорила она. Да и у Анджело теперь новая девушка, потрясающая красотка, но у них осталось столько общих друзей, что они волей-неволей сталкиваются время от времени. Что здесь плохого? Не о чем беспокоиться. Я тоже с ним познакомлюсь, как-нибудь на днях.
70. Вельвет
Так и произошло, на свадьбе Женевьевы и Тайлера, одном из тех необычных мероприятий, когда жених и невеста въезжают в зал на мотоцикле, насколько я помню, а первый танец исполняют, подпрыгивая вверх-вниз под дикую французскую панк-музыку. Никаких белых шатров для Женевьевы и Тайлера. Гостей собрали на предназначенной под снос протезной фабрике недалеко от Блэкуолл-Таннел-Эппроуч, свадьба отличалась большей долей нигилизма и несдержанности, чем я привык. Я до сих пор не встречал столько угловатых людей, собранных под одной промышленной крышей: всем им было до тридцати – ни одной веселой тетушки в шляпке, – все наворачивали кебабы. По случаю я рискнул надеть новый вельветовый костюм, и толстая ткань в теплый сентябрьский день в сочетании с определенной застенчивостью с моей стороны вызвала во мне совершенно непомерное потоотделение. Под пиджаком образовались темные круги. Мои судороги под сушилкой для рук не принесли почти никакого эффекта, поэтому я стоял, потея, и смотрел, как Конни разговаривает с красивыми людьми.
Думаю, могу честно сказать, что до сих пор не встречал ни одного биохимика, который бы мне не понравился. Мои друзья и коллеги, быть может, не отличаются особым блеском, но они открытые, щедрые, добрые, забавные и скромные люди. Радушные. Совсем другое дело – клан Конни. Шумные, циничные, чрезмерно озабоченные внешней стороной вещей. В тех редких случаях, когда я заглядывал в ее студию, снятую на паях, – не студию, а, скорее, гараж в Ист-Энде, – или ходил на частные просмотры, я всегда испытывал неловкость, чувствуя себя изгоем, болтался где-то с краю, как пес, привязанный перед лавкой. Я хотел быть причастным к работе Конни, проявлять интерес и энтузиазм, поскольку действительно считал ее чудесным художником. Но, оказываясь в обществе ее друзей-художников, я все больше замечал разницу между нами, которую стремился преуменьшить.
Все они были монстрами, разумеется. Богема – эксцентричная, импульсивная публика с дурными привычками; в большинстве лабораторий их ждала бы короткая расправа; впрочем, это естественно. Кое-кто из них были и остаются до сих пор добрыми друзьями, а несколько человек даже сделали усилие, чтобы поддержать светскую беседу. Но как только разговор доходил до «чем вы занимаетесь?», у них сразу возникала потребность «сходить по-маленькому». Вот так я и стоял на этой свадьбе, живой диуретик, в луже малярийного пота.
– Да ты только взгляни на себя, чувак! Тебе необходима солевая таблетка, – сказала Фрэн, старая приятельница Конни, с которой она снимала жилье. Я не был уверен, какого мнения обо мне Фрэн, и пребываю в этой не уверенности до сих пор, хотя она крестная Алби. Ей всегда удавалось обнимать и отпихивать тебя одновременно, что происходит с противодействующими магнитами, соединенными вместе. Потом она отступила на шаг и смахнула сигаретный пепел с моего рукава. – Почему бы тебе не снять его?
– Теперь уже не могу.
Она начала дергать за пуговицы пиджака:
– Давай же, снимай!
– Не могу, рубашка промокла.
– А, поняла. – Она с силой уперлась пальцем в мою грудную кость. – Ты, мой друг, угодил в порочный круг.
– Совершенно верно. Это порочный круг.
– А-а-а, – произнесла она, снова меня обнимая. – Чудный, чудный, забавный, чудный бойфренд Конни. Ты ведь делаешь ее счастливой, правда, Дуги? Ты хорошо заботишься о ней, правда хорошо. И она заслуживает этого, после всего того дерьма, через которое ей пришлось пройти!
– Где она, между прочим?
– Она возле диджея, разговаривает с Анджело.
Он был тут как тут, склонился над ней и загородил с двух сторон руками, словно не давая ей возможности убежать. По правде говоря, она вроде бы и не стремилась уйти, весело смеялась, дотрагиваясь до своих волос и лица. Я подхватил несколько бутылок пива и приблизился. В честь особого дня Анджело выгладил свой комбинезон механика и побрил голову. Проследив за взглядом Конни, он провел обеими руками по скальпу и стал смотреть, как я подхожу.
– Анджело, это Дуглас.
– Здоро́во, Дуглас.
– Рад знакомству, Анджело.
Стремясь избежать неловкости или озлобленности, я заранее решил вести себя дружелюбно, нарочито расслабленно, но он взял обеими ручищами мои руки, все еще нагруженные бутылками с пивом, и притянул к себе. Анджело был моего роста, но значительно шире; немигающие глаза, пронзительно-голубые, с сумасшедшинкой – хваленой «истовостью», наверное, – превратили наш разговор в соревнование «кто первый отведет взгляд».
– В чем дело, дружище? Нервничаешь? – спросил он, когда я посмотрел в сторону.
– Вовсе нет. С чего бы я стал нервничать?
– Я спросил, потому что ты потеешь, как ублюдок.
– Да, знаю. А все этот пиджак. Неудачный выбор, к сожалению.
Он вцепился в мои лацканы:
– Вельвет. По-французски «кор дю руа», ткань королей.
– Я этого не знал.
– Ну вот, и я тебя чему-то научил. Благородная ткань, очень величественная. Всегда хорошо слышать собственные брюки при ходьбе, так что люди знают о твоем приближении. В таком случае ты не можешь подкрасться к ним и напугать «У-У-У!».
Я вздрогнул, а он расхохотался.
– Анджело, – сказала Конни.
Я сознавал, что терплю поражение от этого человека и ненавижу его с такой злобой, которая была для меня внове и бодрила.
– Ясно, что Конни повезло, – продолжал он. – Повезло с тобой связаться, по крайней мере. Полагаю, она обо мне говорила.
– Нет, нет, – произнес я. – Что-то не припомню.
Анджело ухмыльнулся и протянул руку к моему галстуку:
– Вот, узел можно затянуть потуже.
– Анджело, оставь его в покое, пожалуйста, – попросила Конни, опустив руку ему на плечо.
Анджело отпрянул и рассмеялся:
– Нам следует куда-нибудь выбраться, что скажешь? Всем вместе, вчетвером. Вон там моя девушка, Су-Линь. – Он указал на девицу, которая отплясывала в бюстгальтере и войлочной шляпе. – Позволь… – Он промокнул мне лоб жирной салфеткой, засунул ее в мой нагрудный карман и ушел размашистым шагом, подвывая.
– Он здорово набрался, – объяснила Конни. – Как выпьет, так с ума сходит.
– А мне он понравился. Даже очень.
– Дуглас…
– Понравилось, как он смотрит не мигая, очень привлекательно.
– Только не начинай, прошу тебя.
– Что?
– Бодаться с ним. Он был большой частью моей жизни, давно, очень давно. Главное слово «был», он был – прошедшее время. В тот период своей жизни я в нем нуждалась.
– А в чем ты нуждаешься в этот период своей жизни?
– На это я даже не стану отвечать. – Она взяла меня под руку. – Пойдем. Поднимемся на крышу и обсушим тебя.
