Питер Устинов - День состоит из сорока трех тысяч двухсот секунд
— Я вам вот что скажу, — ответил Кнусперли после недолгих, но категорических размышлений над всеми этими истинами. — Я часы обратно не возьму. Они были за границей. А потом прошли через таможню в пакете с фальшивой декларацией о вложении. Я не стану марать себе руки.
— Совершенно правильно, — согласился Деморуз. — А часы все-таки отличные. — Он достал часы и ласково погладил их. — Хотя здесь вроде бы вмятина… Вот, взгляните.
— Нет, — возразил Кнусперли. — Это дизайн такой. Там, с другой стороны, тоже есть выемка, видите?
— Мм… Пожалуй, но эта вмятина кажется больше той, разве нет? Чем дольше на нее смотришь, тем глубже она становится…
Они заглянули друг другу в самую глубину души.
— Сорок франков наберете? — спросил Кнусперли.
— Наберу ли я сорок франков! — рассмеялся Деморуз.
— Вы мне тут голову не морочьте. Уж я-то знаю, кто вы и что вы — пьянчуга… ничтожество… позор всей долины.
— Я могу себе позволить все что угодно, за сколько угодно, когда угодно, — заявил Деморуз на самых высоких нотах. — Вопрос лишь в том, угодно ли мне потратить сорок франков.
— Так угодно ли вам?
— Сорок франков за эти часы? Да.
— Хорошо. Берите их. Но с одним условием.
— Каким именно?
— Вот часы ценой в сорок франков. Это — «Помона Эвергоу» в противоударном хромированном корпусе. По цене и вещь. Вы пошлете их этой женщине и напишете ей, что сами их выбрали и они стоят ровно столько же, сколько те, которые она вернула. Это уж на вашу ответственность.
— Годится, — прошептал Деморуз, отсчитывая сорок франков мелкими деньгами, которые под конец становились все мельче и мельче.
Кнусперли дважды пересчитал их и положил в ящик кассы.
— И вот еще что, — сказал Деморуз.
— Да?
— Кто оплачивает почтовые расходы?
Кнусперли быстро прикинул все. Он совершил выгодную сделку и хотел теперь казаться щедрым.
— Почтовые расходы пополам.
Они пожали друг другу руки.
Три дня спустя Пия получила в Париже новые часы.
Они пришли в том же самом конверте, только переадресованном на ее имя. И надпись, выведенная ее рукой: «Подарок. Ценности не имеет», сохранилась по-прежнему. Новые часы показались ей на вид подозрительно дешевыми, а когда она попробовала их завести, головка пружины тут же отвалилась. Пия немедленно отнесла их часовщику, который объяснил, что часы вряд ли есть смысл чинить, поскольку ремонт придется делать часто и стоимость его скоро превысит цену часов. Тогда она попросила его оценить их, но он ответил, что никогда не имел дела с товаром подобного сорта. Уступая ее просьбам, он наконец сказал, подумав, что красная цена им — двадцать франков.
Вернувшись домой, отчаявшаяся и разъяренная Пия написала длинное письмо мосье Петисьону, изложив суть обмана, жертвой которого стала. Мосье Петисьон прочитал письмо за завтраком сначала с веселым изумлением, затем с приятным чувством гнева. Сказать по правде, ему уже изрядно наскучило пребывание в горах. Снега он не любил. И выносил его лишь благодаря нарядам, которые женщины надевали, чтоб показаться на заснеженном фоне. Мосье Петисьон питал слабость к элегантным свитерам, которыми женщины любили поражать воображение, и особенно к облегающим брюкам — в них дамы появлялись после лыжных прогулок: ах, как выгодно они обрисовывали очертания женской фигуры — такой субтильной в минуты отдыха и упругой, пышной в движении. Он был из любителей поглазеть на прекрасный пол, но никогда не унизился бы до замочной скважины. Однако и эти невинные услады стали ему приедаться. Телефона и телекса было явно недостаточно, чтобы полностью занять его внимание или бросить вызов его проницательному уму. Профессия же мосье Петисьона приучила его остро реагировать на всякое жульничество и нарушение закона; более того, он часто воображал, будто отыскал симптомы этих явлений там, где на самом деле их не было. Поэтому письмо Пии подействовало на него, как кость, которую кто-то вдруг сунул под нос задремавшему псу. Он решил разобраться в этом деле и привлек весь свой обширный и горький опыт знакомства с двуличием человеческой натуры, чтобы выполнить данное ему деликатное поручение.
Мосье Петисьон вошел в лавку Кнусперли перед самым обедом, когда мадам Кнусперли помогала своему мужу за прилавком.
Быстро отделавшись от двух других покупателей, Кнусперли улыбнулся столь почтенному клиенту.
— Не часто мы имеем честь видеть вас лично, мосье Петисьон, — сказал он. — Надеюсь, нет никаких жалоб на лыжные ботинки для вашего сына?
— Я даже не знал, что они куплены здесь, — отвечал Петисьон.
— О да… Мы подобрали лыжное снаряжение для всей семьи. Мадам была у нас только вчера вместе со своим инструктором, они подыскивали более совершенную модель лыж. Я предложил им «Лоун Иглз» — любимую марку чемпиона…
Петисьон бросил на него острый взгляд.
— Я пришел сюда не за покупкой, — сказал он. — Напротив, я хочу получить кое-какие деньги с вас.
— С меня? — Кнусперли побледнел.
— Речь идет о часах, — продолжал Петисьон в свойственной ему спокойной, деловой манере.
— О часах. Я что-то не припомню…
— Напротив, у меня есть основания полагать, что вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Моя служанка купила у вас часы.
— Эта итальянская дама? О, разумеется…
Изображая невинность, Кнусперли волей-неволей подыгрывал во всем Петисьону.
— Совершенно верно. Итальянская дама. Она приобрела у вас часы за сто восемьдесят франков.
— Вообще-то их настоящая цена сто девяносто восемь франков, но я сделал скидку специально для нее.
— Это, безусловно, было весьма великодушно с вашей стороны. Теперь разберемся, продиктованы ли ваши дальнейшие поступки все тем же великодушием. Как я понимаю, часы эти покупательнице не подошли и она вернула их вам для обмена — такова обычная практика во всех хороших магазинах.
— Согласен с вами, мосье.
— Рад это слышать. В самом деле, вы подтвердили свою точку зрения, послав ей в обмен часы стоимостью примерно в двадцать французских франков… это по нынешнему обменному курсу около восемнадцати швейцарских франков.
— О мосье, я протестую! Кто оценивал часы?
Мосье Петисьон сверился с бумажкой, на которой составил для себя резюме.
— Фирма «Ожье, Дюпон и сын», бульвар Победы, сто восемнадцать, Париж. Они представляют по меньшей мере три известные швейцарские часовые фирмы.
— Но, мосье, ведь это «Помона Эвергоу»!
— Я никогда не слышал о такой фирме, — ответил мосье Петисьон, — хотя веду дела с крупнейшими компаниями Женевы и Ла-Шо-де-Фона. Но и в моих познаниях могут оказаться пробелы. В таком случае вам достаточно только предъявить мне каталог фирмы «Помона», и мы вместе определим, сколько вы остались должны моей служанке.
Кнусперли смешался, особенно потому, что жена его внимательно прислушивалась к разговору.
— «Помона» не выпускает каталога своих изделий, — сказал он.
— Но почему? Разве это не обычная деловая практика?
— Не знаю, мосье. «Помона» — странная фирма во многих отношениях.
— Вполне могу в это поверить. Может быть, вы дадите мне ее адрес и телефон? Тогда мы сумеем выяснить все вопросы.
— У меня нет их адреса… при себе.
— Тогда как же вы получаете от них часы? — поинтересовался мосье Петисьон. — Уж не фабрикуете ли вы их случаем сами?
— Мосье, я буду с вами откровенен…
— Наконец-то.
— Что происходит, Генрих? — спросила мадам Кнусперли.
— Ничего. Ничего не происходит. — Он весь подался вперед. — У вас, мосье, работает некая мадам Деморуз, она поддерживает порядок в шале во время вашего отсутствия.
— Совершенно верно.
— Когда ваша итальянская служанка выбрала часы за сто восемьдесят франков…
— И уплатила за них!
— Я и не говорю, что она не платила! Я никогда не говорил этого! Никогда, мосье!
— Ну хорошо, продолжайте.
— Она… служанка то есть, послала эти часы в Италию. Я полагаю, кому-то в подарок. Подарок не подошел и был возвращен. Вместе того чтобы отправить часы обратно мне, как и следовало поступить, она послала их мадам Деморуз, а та дала их своему мужу, чье имя мосье Деморуз.
— Это кажется логичным.
— Итак, этот самый мосье Деморуз пришел ко мне и наотрез отказался вернуть часы. Это, сказал он, уже не новые часы, поскольку он их носит. Он указал также, что в пути на корпусе появилась вмятина. Что же мне было делать? Я не могу позволить себе нести такие убытки. И я посоветовал ему приобрести для вашей служанки другие часы и уладить все дело с ней самой, коль скоро она прислала часы именно ему. Он выбрал часы «Помона», сказав, что они вполне подходят. Он заплатил за них. Обе пары часов оплачены, и, что касается меня, вопрос исчерпан. Люди все время приходят ко мне за покупками, и коль скоро покупки эти оплачены, меня не интересует, что происходит с товаром, как только он окажется за пределами магазина. У меня, в конце концов, не благотворительное заведение.
