Геннадий Прашкевич - Пожить в тени баобабов
Губы парня запоздало дрогнули:
– Да я… Да это ж не я… Вы же сами видели… Это тот слон… Вон он уходит… Вы его окликните!..
– Документы!
Парень, вздохнув, подал документы.
– Почему нарушаете?
– Да не я же… Вон он уходит!..
Валентин встал.
Он не хотел вмешиваться в происходящее.
Не хватало ему еще постовых. Он, Валентин, небось, уже со вчерашнего дня объявлен в розыске.
Встреча чемпионов
– Сюда.
Игорек пропустил Валентина в гараж.
– Не шуми. Видишь микроавтобус? Черный «мерс». Ныряй в него и не подавай жизни. Ни курить, ни чихать, не храпеть. Там есть какое-то тряпье. Приляжешь, прикроешься. Когда можно будет выйти, тебе дадут знать. Тогда и выйдешь. Ни минутой раньше, ни минутой позже. А случится что… Запомни… В микроавтобус ты залез сам.
– Заметано.
– Погоди. Рванул… – Игорек хмуро сунул в карман Валентина тугой сверток. – Это в дорогу.
– Что там?
– Так, мелочишка… В марках… Черт тебя знает, может, правда попадешь на борт. Или захочешь гульнуть с Николаем Петровичем. Он умеет…
И нехорошо ощерился:
– Не для тебя стараюсь, ты мне не приятель. Стараюсь для Николая Петровича. Ты помни, за тобой тоже есть должок.
– За потерянную пушку, что ли? – усмехнулся Валентин.
– И за нее. И за Хисаича… Если выкарабкаешься с парома, – нехорошо пообещал Игорек, – встретимся.
– Где тебя найти?
– Сам найду.
И сплюнул на пол:
– Все!
Валентин бесшумно скользнул в микроавтобус, и Игорь недоуменно покачал головой. Вроде бы увалень, морж, бык быком, которому голову повернуть и на то надо время, а вот вспыхнет, пойдет – и не улавливаешь движений.
Дверца захлопнулась.
– Ну? Чё там? – появился в дверях гаража Коляка. Задергался, зашипел сердито: – Порядок?
– Не шипи, Коляка. Заткнись.
– Он там не пожрет мои харчи? – подозрительно спросил Коляка.
– Какие еще харчи?
– Ну как. Сам советовал. Икорка разная. Водочка. Не двигать же порожняком в Германию.
– Если и пожрет, не обеднеешь. Пока, Коляка!
И предупредил:
– И смотри, смотри, Коляка! Чтоб все путём! Чтобы все нормалёк!
– Да ты чё, Игорек! Меня не знаешь?
Коляка заюлил, снизил голос:
– Что хоть за человечек? А? Игорек? Что хоть за человечек?
– Видал бизона в зоопарке?
– Это чё такое?
– Вот и человечек такой.
Не трогай в темноте
того, что незнакомо, —
быть может, это те,
кому привольно дома…
Игореша тормознул на набережной.
Если этот бык выберется…
Хотя вряд ли…
Может, и сломает шею Николаю Петровичу, такой может… Но в любом случае и себе шею сломает…
А с другой стороны…
Если кто-то еще может сломать шею Николаю Петровичу, то только такой бык…
Подумал зло: а не получится у быка, сам встречу Николая Петровича… По моим счетам всегда все платили и Николай Петрович заплатит… Все заплатят по моим счетам… И бог, и брат, и герой… Заплатят и бык, и Николай Петрович… У него, у Игореши, принцип всегда один. Четкий определенный принцип. Взял – верни. Задолжал, тем более!
Счет должен предъявляться каждому!
Индивидуально.
Мать их!
Микроавтобус встряхивало.
Разместившись на заднем сиденье между какими-то ящиками, заполнившими салон чуть ли не до потолка, Валентин осторожно выглядывал под занавеску, прикрывавшую тонированные стекла.
Кажется, выехали.
Теперь, подумал, все зависит от Игорька. Точнее, от того, насколько серьезно Игорек сумел договориться со своим корешом.
А кореш?
Можно корешу доверять?
Валентин хмуро усмехнулся.
Тоже мне, спохватился. Кому можно доверять? Да и не все ли равно сейчас? Лишь бы попасть на паром.
И признался себе: думать не умеешь, Кудимов. Думать не умеешь и всегда не умел. В этом Николай Петрович прав. Всегда я жил не своей головой, слушал, что скажут другие, всегда надеялся только на мышцы. Таким дуракам, как я, не дано понимать других.
И правда.
Ну, как так в самом деле? Ну, как так? Несгибаемый Куделя, сам Джон Куделя, сам Джон Куделькин, которого боялись самые классные борцы, вдруг падает на колени перед Николаем Петровичем?…
Но Джон врать не станет. Сказал – падал на колени, значит, падал. И врать Куделькину нет резона.
Или тот же Игорек…
Игорек – подонок, пустышка. Не человек, а пожарище. Все в нем давно выгорело, кроме ненависти, а смотри-ка… Помог!
Оборвал себя: рано говорить о помощи.
Трижды суеверно сплюнул через левое плечо.
«За все заплатишь!..»
Хорек!
Я его стащил со стеллажа, он был бы сейчас горсткой пепла, а туда же… «За все заплатишь!..»
Решил: понадобится, заплачу.
Нашлось бы время.
Подумал бесстрастно: вот Татьяне не позвонил.
А что бы я ей сказал? – опять усмехнулся. Спасибо за гостеприимство? Поделился бы планами на будущее?
Валентин еще сам ясно не представлял, чем, собственно, займется на борту «Анны Карениной».
Если, конечно, попаду на борт…
Главная цель, понятно, достать Николая Петровича. Но достать умно. Нормально достать, с пониманием. Чтобы дело не ограничилось еще одним трупом. Это мог и Игорек сделать. Сам говорил, есть у него на морвокзале одно пристрелянное местечко.
«Человек любит не жизнь. Человек любит хорошую жизнь».
Наверное.
Николай Петрович, небось, не ходит без телохранителей. Если куда-то выезжает, то только с командой. Какие-нибудь типы, похожие на Хисаича или на Виктора Сергеевича… Хотя и это вряд ли… Хисаичи и Сергеичи, такие обычно составляют внутреннюю команду. Для всяких грязных внутренних дел… На свет таких не вытаскивают…
Ладно.
Плевать.
Не все ли равно? Поживем, увидим.
А Николай Петрович?…
Бросить Николая Петровича за борт?… Сдать погранцам?… Вот, дескать, козел, бежит от бесчисленных совершенных им неслыханных преступлений!..
Валентин негромко рассмеялся.
Похоже, это я бегу.
Похоже, это я бегу от бесчисленных и неслыханных преступлений…
Если схватят на борту парома, точно, не отвертеться. Ни паспорта, ни билета. Яснее ясного, пытался бежать, совершив несколько дерзких убийств. Все смешают в кучу, все навешают на него. И Хисаича, и дежурную по этажу, и несчастного Серегу из Липецка, и, само собой, Виктора Сергеевича. Ведь формально все это действительно висит на мне, я первый подозреваемый. А Николай Петрович пока даже не третий. Николай Петрович, Бывший полковник госбезопасности, чист. Даже Татьяна Уткова, и та, наверное, прикидывает, насколько ему, Кудимову, можно верить? Известно, среди преступников случаются отъявленные лжецы, усмехнулся Валентин.
И действительно.
Вот докажи попробуй, что это не ты выбросил Хисаича в окно, что это не ты стрелял в Виктора Сергеевича, что это не ты убил несчастного Серегу из Липецка, и свернул гостиничной дежурной. Смотришь, Николай Петрович, с присущей ему ответственностью, еще выведет его, Кудимова, на чистую воду, а то так навешает на него и еще что-нибудь. Скажем, мнимое самоубийство некоей Анечки. Или даже мнимое самоубийство Сереги Кудимова, бывшего честного работника совместного советско-германского предприятия «Пульс».
Сдать Николая Петровича властям?…
Валентин хмуро усмехнулся.
Николай Петрович поправил бы: не властям, Валентин Борисыч, а народу. Не властям, а именно народу. В конце концов, пояснил бы Николай Петрович, мы, Валентин Борисыч, служим не властям, а народу.
«У нас народ простой…»
В этом Николай Петрович тоже прав. Его, наш простой народ, не убереги, у него голова закружится, он много дров наломает.
Дело!..
О каком таком Деле с большой буквы говорил Николай Петрович?
Не раз повторял – Дело. Как бы намекал, многозначительно намекал: настоящее, мол, Дело. Так и произносится – с большой буквы. Намекал, что Серега Кудимов, придурок, подсмотрел то, чего вообще никому не рекомендуется видеть. Вроде бы залез, как в карман, в чужой компьютер.
Может, и так…
У Сереги всегда были заскоки…
«Я его посылаю за кордон, оказываю доверие, а он, видите ли, без всякого спросу – к братцу, в занюханное Лодыгино… Я его считаю за своего, а он, видите ли, без всякого спросу – в нутро не своего компьютера…»
Наверное, узнал что-то Серега. Наверное, наткнулся на что-то такое. Наверное, наткнулся на что-то такое важное, что и раздумывать не стали, просто наладили в гостиничное окно.
Валентин попытался припомнить весь монолог Николая Петровича, но в памяти всплывали лишь какие-то отдельные куски, фразы. Единая картина ускользала, расплывалась, не склеивалась.
«Надеюсь, ты не думаешь, что нынешний беспредел случаен?.».
Еще бы!
Кто нынче так думает?
Николай Петрович, кстати, ведь не стеснялся, он рубил напрямую. Он уже считал Валентина покойником, ему нечего было скрывать от Валентина. Заранее спланирован, Валентин Борисыч, нынешний беспредел, чего уж… Он, этот нынешний беспредел, возник вовсе не просто так, Валентин Борисыч. Он просто не мог возникнуть сам по себе. Он был, вот именно, заранее спланирован. Очень умными людьми спланирован… И пока, значит, Валентин Борисыч, герои и мечтатели рвали глотки на митингах и возводили на улицах баррикады, истинно умные люди уже делали Дело… Не какая-нибудь там приватизация по дешевке совминовских дач, не какие-нибудь там холодильники по двадцать восемь рублей штука, а настоящее Дело!.. Валюта и недвижимость, прежде всего. Валюта и недвижимость, как гарантия будущего… Уже сейчас есть люди, Валентин Борисыч, у которых долларов, как у дурака махорки… Николай Петрович, кажется, даже торжествующе поднял палец: козел ты, дескать, Валентин Борисыч! Никогда до тебя не дойдет: только делая хорошо себе, можешь сделать хорошо народу!.. А нам, Валентин Борисыч, ведь именно с нашим народом жить. Неважно, глуп он или умен. Нам жить с нашенским, с собственным народом, а не с какими-то там сраными инопланетянами…
