Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность
– Ахмед, ты устал и душевно истощен, но и у неё абсолютно та же ситуация. Она не станет тебе мамой, конечно, но и простая баба с блинами тоже не станет. А с Анжелой вы равны и если вы сможете объясниться, мне кажется, вы поймёте, как помочь друг другу! Она же могла не принять тебя или найти другого? Но вы оба до сих пор верны друг другу и зачем-то ждёте. Это же не просто так! – не успокаивалась Нина.
– Ниночка, ну ты не нервничай! – забыв о проблемах друга, Георгий безумно переживал за свою немолодую беременную подругу.
– А ты молчи и не нервируй меня! Это ты виноват! Что за жизнь у них была? Полтора дня в неделю на встречу в Минске, плюс папа, Циля, Имад и ты массовик-затейник… – она запнулась, потом все её лицо просияло. – Я поняла! Я всё поняла! Георгий, мы уезжаем и забираем двоих детей! Сейчас! Нет, утром!
– Ниночка, ты успокойся! Куда уезжаем?
– Гоша, ты тупишь, честное слово, я же всё объяснила!
– Я не заметил…
– Они должны побыть вдвоём, тогда всё решится.
– Ну что вы, так невозможно! Изгнать из дома хозяев! – смутился Ахмед.
– Ты знаешь, а может она и права? Побудьте наедине. Может, разговор сам собой сложится.
– И запомни, Ахмед, женщина уходит от мужчины, если он её отпускает. Всё от тебя зависит.
Ахмеду было смешно и неловко наутро, когда Георгий и Ниночка дружно упаковывали вещи и детей, наперебой давали наставления, показывали, где вино, где еда. Они пребывали в необыкновенном азарте, чувствуя себя участниками секретной операции и надеясь на успех.
И вот модный «жигуль» отъехал от дачи, оставив Ахмеда наедине со своими страхами и надеждами.
Анжела должна приехать через пару часов. Он прилёг – не лежалось, пошел пройтись – начал метаться. Сел, закурил. Да, лучше всего. Прохладное летнее утро, воздух свежий, хрустально прозрачный и ароматный. Изысканный аромат Богом сотворённого чуда. Сквозь кроны сосен пробивается утреннее солнце, птицы. Много птиц. Нежное многоголосье. Ему на мгновенье показалось, что это рай. Закутавшись в плед, он сидел на террасе в кресле-качалке, и от какого-то тихого восторга теснило в груди.
Да, умеют жить армяне! Молодец Георгий! И работает успешно, и друзей много, и дочка-красавица, и сын на подходе. Да и женщины все его счастливы, настоящая и бывшая! И родители досмотрены. И дача в раю… Молодец! С кем о нём не заговоришь, все его добрым словом вспоминают, даже тёщи! Обе! И как у него получается, чтобы и по совести всегда поступать и выигрывать от каждого поступка, как в лотерею? Может потому, что именно по совести? Может, Бог потому и помогает? А он в трёх соснах заблудился…
«Помоги и мне, Аллах, разобраться! Боюсь, коммунистическая партия тут бессильна».
Он вошёл в уютную, обитую вагонкой кухню. Нашёл арабский кофе и джезву с маленькими чашечками без ручек, набор, когда-то привезённый им Георгию. Не спеша заварил кофе, накрыл джезву блюдцем, чтобы настоялся, и вышел с подносом на террасу. На его месте в кресле-качалке уже сладко почивал кот.
– Уйди, друг, не порть минуты счастья. Последним желанием осужденного перед исполнением приговора было накуриться и напиться кофе… – сказал он коту по-арабски, стряхивая его с кресла. Кот не понял, но послушно побрёл в угол веранды.
На старости лет он хотел бы жить тут. По соседству с другом. А может даже один и подальше, а к другу приезжать иногда. Как хорошо побыть одному и не хочется больше никаких страстей и выяснений отношений. Не будет он никаких хитростей выдумывать, судьбу не обманешь. Они расстанутся, Анжеле так легче, да и ему. Он просто раньше и не пробовал смиряться с судьбой, всё время пытался ей перечить. Не безуспешно, надо признать, но какими усилиями! Ещё на подходе к приготовленному жизнью повороту он оценивал степень риска и прикладывал колоссальные усилия, но удерживал прежний курс. А кто сказал, что судьба зла и за поворотом какая-то засада? Может, там просто подарок, радость? В этот раз он готов был принять перемены, тем более, что сил сражаться уже нет. Разве можно найти лучшее место для прощанья, чем этот рай? Адам и Ева двадцатого века не выдержали испытаний жизнью и покидают рай поодиночке…
Ароматный кофе с кардамоном, атрибут любых восточных переговоров, придал ему уверенности и домашнего покоя. Он вдруг как-то спокойно осознал недавно открытую им истину: если будет всё по совести, то всем будет хорошо. Магия летнего утра и одинокого созерцания были лучшим лекарством от беспокойства и страха.
Да! Лысоватый и немолодой араб сидит, закутавшись в плед, на даче в Подмосковье и размышляет о вечном. Просто анекдот!
Ахмед засмеялся своим мыслям и, вдруг, увидел её вдалеке, выходящую из автобуса в джинсовом костюме с небольшой спортивной сумкой через плечо. В любой другой день, он бы подорвался навстречу поднести сумку. А сегодня нет. Сегодня он хочет попрощаться с ней. Не в последних словах, перед тем как разойтись, а с этого момента и до последнего. Насмотреться на неё, запомнить её походку. Тоже, бедная, не спешит, идёт с неохотой. Если бы жили вместе, всё было бы по-другому! Прости, красавица моя, я что-то упустил, не сумел.
В голове почему-то звучала нежная Ливанская песня, и он стал напевать, глядя на её неспешную походку. А она, будто слыша, в такт мелодии то прибавляла шаг, то замедляла, то останавливалась поправить волосы. И так это было всё красиво, что он встал и, облокотившись о перила, во все глаза смотрел, боясь упустить хоть одно мгновение этого чуда. Потом, приближаясь к дому, она скрылась за деревьями и возникла, уже у входа в калитку. Он продолжал стоять и курить.
– Привет! – сказала она, остановившись. – Ты что тут? В смысле, случилось что-то?
– Нет, просто увидел, что ты приехала. Стоял, смотрел, как ты идешь…
Она впервые, наверное, видела его таким задумчиво-неторопливым. Ахмед – человек действия, он не может просто так стоять и смотреть. Это противоестественно для него. Естественно: подойти, встретить, помочь, донести, уезжать, приезжать, стремиться, чего-то добиваться, кого-то спасать, начинать что-то новое. Он обычно деловито осведомлялся о работе, здоровье папы и Цили. Узнавал, чем необходимо помочь, что достать. Расспрашивал подробно про Имада, меньше про саму Анжелу, осторожно. Потом сообщал о планах на сегодняшний день, час, неделю и вперёд!
А тут «стоял, смотрел, как ты идёшь»…
– У меня кофе, горячий ещё, будешь?
– Можно, почему нет. А у тебя, и правда, всё в порядке?
– Правда.
– А где Ниночка с Георгием? Они не будут кофе? А дети где? – спросила она оглядываясь. – Ахмед, что происходит?
– Ниночка с Георгием уехали в Москву и забрали детей. Они очень беспокоятся о нас и решили, что нам надо побыть одним, чтобы объясниться и примириться.
– Я не…
– Или объясниться и расстаться, что более вероятно, и перестать мучить друг друга. – не дав ей сказать, закончил Ахмед. Анжела сидела, опустив голову. Он подал ей чашку с ароматным напитком: – Пей кофе.
– Я не знаю, что и сказать…
– А ничего не говори. Ты думаешь, я не вижу ничего. Ты избегаешь меня и даже тяготишься будто. – она молчала, не возражала. – Да и мне очень сложно …
– Прости.
– Уже простил. Нам в любом случае придётся общаться, ради Имада, да?
– Да. – она удивлённо посмотрела на него.
– У меня есть предложение. Если ты не против, то все долгие переговоры и объяснения оставим на послезавтра, на вечер перед твоим отъездом, а пока просто отдохнём. Как тебе?
– Я не уверена, что получится. Это будет сложно.
– Получится! Будет сложно, если усложнять. Есть такой закон жизни: всё что увеличиваешь – увеличивается, а уменьшаешь – уменьшается. Это касается и проблем. Я просто устал, и мне надо отдохнуть. И я не собираюсь тебя удерживать, поверь, я сам пришёл к выводу, что так будет лучше для всех. Но тут так хорошо! Отдохнём напоследок?
– Ты меня поставил перед фактом, как обычно.
– Нет, почему? Во-первых, меня самого поставили перед фактом. Наши дорогие друзья решили всё сами в этот раз.
– А ты просто послушался? Ахмед! Не смеши меня, послушание не твоя черта.
– Анжела, а чего ты так разозлилась? Тебе невыносимо побыть со мной наедине пару дней?!
– Знаешь, об этом раньше надо было думать. Ты знаешь, что я человек достаточно замкнутый, а вся наша рваная и недолгая совместная жизнь была как на арене столичного цирка. Теперь ты вспомнил про уединение!
– В смысле?
– В смысле, что семья это там, где двое и у них есть друзья и знакомые. В нашей ситуации двое – это ты и Георгий. Семья твоя в Ливане, а мы все знакомые. И именно с ним ты бываешь наедине и говоришь о личном. И именно с членами своей настоящей семьи ты откровенен. А мне можно сообщать свои решения не объясняясь.
– Не говори ерунду! Там было много такого, что невозможно объяснить по телефону. А когда я приехал, ты держалась очень холодно и не пожелала слушать. А про Георгия, вообще, просто глупость! Он мой друг!
