Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность
– Папа, ты не беспокойся, мы никогда не оставим тебя. Мы придумаем…
– Милая, да этого я как раз и боюсь! Не пора ли вам оставить нас в покое и уединении?
Все понимали, что правды в этих словах ровно наполовину, что они будут скучать безумно, но и нет ничего хуже, чем видеть рядом с собой несчастного ребенка.
– Ну вот! А я, наивный, надеялся по-родственному вас попросить… – осторожно начал Георгий. – Инночкина мама уезжает в долгую командировку, а у нас вот-вот пополнение ожидается. И как бы положение безвыходное, помощь нужна…
Ангел-Георгий просто по определению не мог оказаться в безвыходном положении, тем более учитывая наличие бабушек с обеих сторон. И это был жест большой любви к друзьям и их старикам. Они бы, конечно, никого не напрягали своими просьбами, но его доброе сердце, зная, что судьба его друзей зависит во многом от благополучия Михаила Яковлевича и Цили, подсказало этот выход. Для любого другого этот поступок был бы невозможен или сравним с подвигом. «Усыновить» чужих стариков! Шутка ли? Люди и своих-то часто не могут вытерпеть! Но не Георгий! Для него любить кого-то и заботиться было нормальным состоянием. Он любил людей и ему хватало юмора и доброты, чтобы легко уживаться с самыми разными натурами.
Мудрая Циля всё поняла и слёзы выступили на её глазах под тяжёлыми морщинистыми веками. Но здравый смысл говорил о невозможности такой помощи, даже территориально.
– Георгий, сынок, но ведь нельзя же поменять девочке школу и, отлучив её от отца по причине появления нового ребёночка, переселить в Минск. Это может очень травмировать детскую психику! Мы бы, конечно, с Михаилом Яковлевичем с удовольствием…
– Совершенно с вами согласен! Совершенно!
– Гошенька, ты мог бы не орать? – Ниночка глохла, сидя рядом с ним.
– Нет, милая, пока не получится, я слишком взволнован! Иди, пересядь к Анжеле. Так вот, дорогая моя тётушка Циля! – продолжал Георгий голосом, который не могло заглушить даже передвижение за столом и грохот стульев. – Я хотел было набраться наглости и попросить вас до начала школы перебраться к нам на дачу в Подмосковье, побыть с Инночкой, а там мы, глядишь, и с ремонтом закончим и все переедем в Москву. Ну, кто ещё будет нас так кормить, когда я войду в режим работы?! А Ниночка после родов без хорошей еды просто исчезнет! Вы не можете отказаться и оставить нас с голода помереть! А Михаил Яковлевич, если любезно согласиться, поможет Инночке с уроками… А?
– Но переезд, Георгий, это так сложно. – Михаил Яковлевич встревожился.
– Ой, я тебя умоляю, Мишенька, ну, на годик можно и переехать. Тем более не такой дальний свет! И мы же не можем отказать в просьбе Георгию, он так много всегда для нас делал! – заверещала Циля, испугавшись, что брат откажется.
– Да я и не говорю ничего… Конечно, раз надо.
– Михаил Яковлевич, вы не переживайте, у нас прекрасный парк под домом и библиотека недалеко.
Заключив договор, повеселевшие они вернули на место Ниночку по требованию Георгия и выпили прекрасного армянского вина. Перед тем как она отсела, Анжела шепнула ей на ухо:
– Передай своему мужу, что я его люблю, что он необыкновенный!
– Ни за что! Тем более, что он мне ещё не муж!
Следующую неделю все были заняты подготовкой и переездом в Москву с платьями и чемоданами. Георгий решил, что брак с иностранцем будет быстрее зарегистрировать непосредственно в Москве. Поэтому там он и организовал их маленькое торжество. Он настаивал, чтобы все без исключения были чрезвычайно нарядно одеты, несмотря на то, что отпраздновать решили в узком кругу. Уговорил Анжелу выбрать для Нины у портнихи нежное вечернее платье кремового цвета, подходящее для её пикантного положения. Уговорил также сделать ей прекрасную причёску с бежевыми цветами, чтобы его маленькая и оригинальная любимая не чувствовала себя гадким утёнком рядом с великолепно наряженной Анжелой. Сам он не мог найти время побывать на примерках и обещал оценить всё прямо в день свадьбы. Так как квартира находилась в состоянии ремонта, туда сгрузили половину вещей и поселились на даче.
В торжественный день роспись была назначена на двенадцать дня и дамы с утра отправились в салон, куда заранее были привезены их платья. За ними должна была заехать машина – черная «чайка» и доставить в ЗАГС, где их будут ожидать кавалеры. В волнении и спешке этот процесс продолжался около трёх часов, и увенчался успехом. Их выход из украшенной кольцами «чайки» напоминал выход Фаины Раневской в фильме «Золушка» со своими дочками, не хватало только знаменитой фразы: «Крошки мои, за мной!»
Важная Циля, с причёской и макияжем, преобразившими до неузнаваемости не только её лицо, но и осанку, была одета в строгий по возрасту и нежный по ситуации юбочный костюм. Переполненная достоинством она вышла, опираясь на руку шофёра и, отступив на шаг, ожидала выхода своей девочки. Анжела была похожа на тонкостанное деревце, в обтягивающем талию и струящемся вниз платье. Платье было строгим, с открытыми плечами, на которые волнами падали её роскошные волосы, украшенные белого и изумрудного цвета, в цвет глаз, маленькими лилиями. Щеки от волнения румянились, от возбуждения блестели глаза. За ней неуклюже вылезла Ниночка, похожая на перламутровую ракушку в платье из бежевого атласа со складками и драпировками, чтобы скрыть её положение и украшениями под жемчуг.
Ахмед галантно предложил Анжеле руку, и они впереди всех направились в торжественный зал. После росписи в книге бракосочетаний и подписей свидетелей Георгий попросил не расходиться и удалился. Через несколько минут он возник с невероятной красоты букетом и направился к паре молодожёнов. Анжела, было, протянула руку, но по взгляду устремлённому мимо них поняла, что букет предназначается стоящей рядом Нине. Подойдя, он пригнул колено и, как рыцарь, возникший из прошлых веков, сделал ей предложение, причём предложение расписаться непосредственно сейчас. Как выяснилось позже, он подал ещё одно заявление, имея паспортные данные невесты и решив сделать ей сюрприз. Глаза Нины наполнились слезами:
– Я рожу раньше срока с твоими сюрпризами! Я согласна… – она быстро взяла себя в руки, боясь показаться на свадебных фотографиях заплаканной и некрасивой.
Все радостно переполошились, поздравляя и целуя их. Свидетелями на сей раз были Михаил Яковлевич и Циля, у которой от волнения так дрожали руки, что она репетировала несколько раз свою подпись на листке, перед тем как внести её в книгу.
Но на этом их день сюрпризов и неожиданностей не закончился. Георгий попросил занавесить шторки в «чайке» и они отправились в ресторан, откупорив по дороге бутылочку шампанского.
– Ну, выходим, дорогие! Приготовились! – Георгий распахнул дверь остановившейся машины и за ней обнаружился не ресторан, а их подмосковная дача, но совершенно изменившаяся и полная неизвестных людей. Навстречу выбежала мама Аревик с караваем и солью в руках, кто-то стоял рядом со вторым караваем. Все фотографировали, когда пары, отломив по кусочку, кормили друг друга, затем провели их за дом, где располагались укрытые белыми скатертями столы, полные фруктов, нарезок, овощных салатов, копчёных кур. На нескольких мангалах жарились шашлыки. Кто-то запел приветствующую молодых армянскую песню и её подхватили все гости.
– Это мои мама, братья с сёстрами и их семьи. Только все самые близкие. – знакомил Георгий друзей с более чем двадцатью гостями.
– Доченька, как я рада! – так же громко, как и сын кричала его мама, тиская невестку.
– Мама, осторожно, раздавишь внука! – ответил ей в тон будущий папаша.
– Скорее оглушите… – тихо пискнула Нина.
И свадьба понеслась! Гуляли два дня, потом все остались отдохнуть на недельку, друг на друге разместившись на небольшой даче. Циля и Михаил Яковлевич чувствовали себя абсолютно родными в этой большой семье и были абсолютно счастливы…
В конце июля Ахмед с семьёй улетели в Ливан.
Для Анжелы, после интенсивно развивающейся индустриальной родины, после людей, самозабвенно строящих коммунизм и обменявших своё настоящее на светлое будущее своих детей, после скромной уравниловки быта и цвета одежды, после интеллигенции, подпольно распространяющей распечатки книг Пастернака, Булгакова, слушавшей Высоцкого и «Голос Америки», после всего этого Ливан был просто другой планетой.
Ещё спускаясь с трапа самолёта, она была шокирована встречающими всех прибывших солдатами с автоматами в руках. После, пройдя в аэропорт, она изумилась, увидев огромное количество людей, необыкновенно ярко и нарядно одетых на взгляд советского человека, и просто потрясающих своей контрастностью. Дамы были с ярким макияжем, с причёсками, с золотыми украшениями. Казалось, они не встречают утренний рейс, а прибыли на вечеринку, организованную в здании аэропорта. От обилия джинсовых вещей, которые считались предметом необычайной роскоши у неё на родине, от невероятных оттенков блуз и сабо, от замысловатых сумок и невероятно красивых и смелых стрелок на веках загорелых лиц, Анжеле показалось, что она попала в индийский фильм или на концерт группы Абба. И поразительным контрастом выглядели женщины в платках и длинных платьях, женщины в чадрах, которых было немало, и которые чувствовали себя совершенно свободно и естественно, болтая или прогуливаясь спокойно под ручку с подружками, например, в кофточках на бретельках. Поражали нарядностью мужчины в костюмах, надушенные и с перстнями на ухоженных и ненатруженных руках.
