Марк Хелприн - Солдат великой войны
— Позволь мне угадать твою национальность. — Она прижала его к столу с закусками с таким видом, будто собиралась арестовать. Ее быстро поднимающаяся и опускающаяся грудь покачивалась на уровне его лица. Алессандро чувствовал себя человеком, вышедшим в штормовой день на вдающийся в океан мыс и чувствующим, что волна может сбросить его в воду. — Ты чех!
Алессандро покачал головой.
— Англичанин!
Он опять покачал головой.
— Ты от меня не спрячешься, я тебя нашла. — Она прижалась к нему нижней половиной тела, словно рабочий-строитель, что-то крепящий к стене. — Я не курочка, но ты полностью меня покорил. Ты со мной одной крови, болгарин.
— Я итальянец.
Она моргнула.
— Правда ли, — спросила она таким тоном, будто речь шла о политике, — что молодые итальянцы до свадьбы не занимаются любовью с женщинами?
— Занимаются, но только вверх тормашками.
Недоумение уступило место рычанию, и она наклонилась к нему.
— У женщины, которая в два раза тебя старше, — прорычала она, — может возникнуть желание несколько дней не выпускать тебя из своей постели. — Она игриво посмотрела на потолок. — Я обычно встаю в час или в два.
— Пополудни?
— Мой муж в Триесте, а я на виа Массимо, дом сто сорок.
В следующее мгновение она ушла. Наткнувшись на группу людей, которых, несомненно, видела на прошлой неделе десяток раз, приветствовала их так, будто случайно столкнулась с ними на Северном полюсе.
Алессандро вновь подумалось, что все не так и плохо, ведь он всего полчаса в непривычной обстановке, а уже обрел двух друзей. С тем и повернулся к столу, к которому его только что прижимали.
Выпив несколько бокалов шампанского, съев пятьдесят креветок и два десятка птифуров, он отправился на поиски лица, которое бы ему понравилось. Теперь он лучше понимал, как можно вести отрывочные разговоры, как мужчины могли танцевать с засохшими на корню вдовами, а женщины — с мужчинами, раздувшимися, будто бочонки с турецким оливковым маслом.
Он подслушивал, пробираясь по периметру вдоль круга танцующих. Вокруг говорили о местах, где он никогда не был, о вещах, которые он не мог себе позволить, о людях, о которых он никогда не слышал, о достижениях, в которые не верилось. Герцогини и дипломаты сплетничали, точно рабочие в таверне. Алессандро вспомнил слова отца: «Из всех людей на земле лишь купцы говорят правду, но только когда говорят друг с другом, да и то не всегда».
Слуга в парике прорезал толпу, позвякивая серебряным колокольчиком. Оркестр умолк, гости двинулись к обеденному залу.
И хотя музыканты отдыхали, ударник все не мог остановиться, продолжал выбивать на своих инструментах птичьи трели, так что гости напоминали колонну охотников, идущую где-то в густых зеленых лесах Уччелло. Двое слуг, стоявших по сторонам двери, держали большие обтянутые кожей доски со схемой стола и карточками, приколотыми к каждому месту.
К ним подошла пожилая неаполитанская пара.
— Ди Феличе, — представился старик.
— Onorevole Dottore Fabio De Fеlice[21]… — слуга указал место, достаточно близкое к жене посла, которая сидела у одного конца стола, — e la signora[22]. — И указал место на другой половине стола, на расстоянии от посла, равном расстоянию мужа от жены хозяина дома.
— Джулиани, — представился Алессандро, не веря, что они помнят его фамилию и место.
— Il Signor Alessandro Giuliani[23], — монотонно пробубнил слуга и указал на карточку по центру длинного стола.
— Здесь написано «Ди Санктис, Мария», — удивился Алессандро.
Слуга наклонился, чтобы оглядеть карточки, читая их вверх ногами. В панике произносил фамилии, напоминая растратчика, который перечисляет шаги, сделанные, чтобы замести следы.
— Er war eine Veranderung, — вмешался второй слуга, указал на карточку с фамилией Алессандро. — Pardon[24].
Алессандро посадили по левую руку от посла, напротив посла Франции.
— Это ошибка, — пробормотал он.
Слуги проверили карточки.
— Нет, синьор, — ответил один. — Баронесса сама передвинула карточку.
— Это невозможно, — вырвалось у Алессандро.
Правый глаз одного слуги начал непроизвольно подмигивать, а левый уголок рта завалился внутрь.
Когда Алессандро подошел к нужному концу стола, он не слишком удивился, обнаружив, что посол — тот самый дружелюбный военный с золотым воротником в белом мундире.
Слева от Алессандро сидела Лиа Беллати. С забранными наверх волосами, в изумрудном ожерелье, а ее платье своей голубизной навевало на Алессандро мысли об Атлантическом океане. Он думал, что мир создан совсем не таким, а раз уж все так обернулась, значит, удача точно повернулась к нему лицом.
— Золтан! — произнес он приятным, сочным, твердым и уверенным голосом, но далось ему это с таким трудом, что он едва не упал со стула.
Посол пожал руку Алессандро.
— При нашей последней встрече все было иначе.
Потом он представил Алессандро французскому послу, который очень встревожился, ничего не зная о молодом человеке, который сидит напротив, наверняка принце или музыкальном виртуозе. Французский посол лихорадочно рылся в памяти, пытаясь понять, кем мог быть этот Алессандро. На ум, увы, ничего не приходило, хотя мозг уже напоминал растревоженный улей.
Алессандро повернулся к Лиа и вдруг осознал, что ему придется собрать всю волю в кулак, чтобы удержаться и не поцеловать ее. Глаза Лиа сверкали, изумрудное ожерелье и платье цвета морской волны так шли к ее лицу, что он и забыл о представителях великих государств.
— Как ты это сделала? — спросил он.
— Через брата. — Она бросила взгляд на молодого человека в военной форме Италии, который сидел по другую сторону стола, ближе к середине. Алессандро отметил, что лицо у брата Лиа доброе, но более волевое, чем у него. Возможно, причина в том, что ему пришлось пройти через более серьезные испытания. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять, что он не только отменный стрелок, но еще и из тех, кого на войне пуля обычно обходит стороной. — Он устроил приглашения, но мы понятия не имели, что ты знаком с послом. Его жена, как он мне только что сказал, вопреки протоколу, сразу посадила тебя слева от него.
— Да разве в этом счастье? — вырвалось у Алессандро.
Слуга в ливрее убрал тарелку с золотой каемочкой, на которой лежала карточка Алессандро, и поставил перед ним точно такую же. Алессандро стал ломать голову, почему слуга просто не убрал карточку.
— У этих карточек грязные углы, — пояснила Лиа, наблюдая, как меняется выражение лица Алессандро.
Столовые приборы и посуда перед ним напоминали маленький город, позади которого поднимался миниатюрный хрустальный хребет: пять вилок, три ножа, полдюжины ложек, три салфетки, четыре бокала для вина, один — для воды, бокал для шампанского. Перед каждым гостем стояло по три графина: с красным вином, белым и с водой. Так устраивала приемы императорская семья.
Когда подали суп, оркестр (перебравшийся в нишу за спиной баронессы) принялся наигрывать веселые венские вальсы, которые помогали Алессандро уплетать закуски. Он начал покачиваться, но, осознав, что музыканты всего лишь создают звуковой фон, перестал, стремясь избежать роковой ошибки. Он ощущал все большую уверенность, и облегчение, которое он испытывал, выдержав столь серьезную социальную проверку, привело его в состояние восторга.
— Что это за суп? — прямо спросил он посла. — Никогда не ел такого вкусного супа.
— В нем один особый ингредиент, — ответил посол.
— Какой же?
— Шампанское, которое вы выпили за последний час. — Он наклонился к Алессандро и прошептал, чтобы не услышал ни французский посол, ни кто-то еще. — Я ничего не пью, чтобы сохранять способность говорить о политике и не выбалтывать секреты, поэтому, с позиции трезвости, не могу признать этот суп таким уж хорошим. На армейских маневрах суп подавали получше, и все знают, что в армии не суп, а конская моча.
Алессандро подавился супом.
— Поделитесь и со мной, над чем вы смеетесь, — подал голос французский посол.
— О, нет.
— Почему же?
— Не хочу спровоцировать инцидент.
— Золтан, — повернулся французский посол к австрийскому, возвращаясь к прерванному разговору, — единственные инциденты, которых нам следует опасаться, это те, что происходят между нашими друзьями, немцами и итальянцами.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Алессандро, пользуясь тем, что в этой компании являлся самым высокопоставленным итальянцем.
— Бедные немцы, — изрек французский посол с идеальным галльским сарказмом, — жить не могут без колоний. Мы видели, как они пытались зацепиться за Северную Африку, видели, как они потерпели неудачу. И в обозримом будущем у них ничего не получится из-за отсутствия военно-морских баз на Средиземном море. Вероятно, они не станут развязывать войну в Европе ради приобретения колоний. По этой самой причине они не возьмут верх над нами, и у них нет шансов против англичан. Если они и смогут чего-то добиться, так это против вас.
