Константин Смелый - Это даже не умрёшь
- Да, – прошептала Зина, не отрывая глаз от оранжевого бруска.
- Иначе победа тьмы неизбежна. Сними-ка джемпер... И футболку тоже сними... Да не стой с ними, брось просто на пол пока...
Когда Зина осталась в бюстгальтере, Вика вручила ей брусок и приказала горизонтально прижать его к верхней части живота.
- Да не так, не всей рукой, за кончики возьмись, я сейчас буду закреплять... – Вика вытащила из кармана лейкопластырь. – Не бойся, пока детонатор не вставлен, ничего не может взорваться.
С лейкопластырем пришлось повозиться ногтями и зубами – Вика забыла взять ножницы – но в конце концов брусок был надёжно прилеплен к Зине.
- Не мешает, нет?..
Вика снова нагнулась к нижнему отделению шкафа. Выпрямилась с кусочком чёрной пластмассы в руке. Кусочек поблескивал контактами. Когда Вика аккуратно прижала его к торцевой части бруска, не заклеенной лейкопластырем, раздался лёгкий щелчок.
- Не бойся, не бойся, ничего страшного сейчас не случится, – Вика подобрала с пола брошеную одежду. – Оденься.
Пока Зина трясущимися руками натягивала и расправляла футболку и джемпер, Вика в третий раз склонилась к нижнему отделению шкафа.
- Смотри внимательно, – она поднесла к лицу Зины ещё один кусочек пластика – круглый и приплюснутый, с маленьким плоским тумблером на каждой стороне. – Чтобы устройство взорвалось, нужно сдвинуть обе эти штучки одновременно, сдвинуть в разные стороны, в противоположные стороны, и держать их в таком положении десять секунд. Десять секунд держать и не отпускать. Десять секунд. Запомнила?
- Десять секунд, – повторила Зина.
- Молодец. На, покажи мне, как ты их сдвинешь.
Зина взяла кусочек пластика двумя руками, зажмурилась и сдвинула тумблеры.
- Так, теперь отпусти. Видишь, они отскакивают назад? Там пружинки. Поэтому нужно их держать... Теперь попробуй сделать это одной рукой. И не жмурься, не жмурься. Оно не взорвётся сразу. Десять секунд – это долго. Это двадцать один, двадцать два, двадцать три – и так до тридцати... Опусти руку, расслабься. Попробуй сдвинуть штучки... Отпусти... Ещё раз... Отпусти... Ещё раз... Отпусти... Теперь попробуй в кармане. Засунь руку в карман и попробуй сдвинуть... Получается?.. Попробуй ещё раз. Точно получается?.. Молодец. Молодец, Зина. Оставь его там... Теперь... Если нас схватит ФСБ, то есть слуги Саурона, теперь ты им не дашься живой. Ты погибнешь смертью героя. А по другую сторону смерти тебя будут ждать эльфы и Гэндальф.
Зина робко улыбнулась.
- А Леголаса я тоже увижу?
- Ты увидишь всех, кого захочешь. Такое право даётся каждому, если он умирает смертью героя. А здесь за тебя отомстят. Георгий Грибовой, он отомстит за тебя. Когда сдвинешь штучки, крикни слугам Саурона...
- Я знаю! – неожиданно перебила её Зина. – Я воскликну «О, Элберет! Гилтониэль!»
- ... Да, это тоже можно. Но этого мало. Не забудь ещё крикнуть «Георгий Грибовой отомстит за меня!» Несколько раз. Запомнила?
- Георгий Грибовой отомстит за меня! – с чувством крикнула Зина. – О, Элберет! Гилтониэль! Георгий Грибовой отомстит за меня!
- Не забудь при этом штучки держать, – нахмурилась Вика. – Сдвинутыми.
- Нет, нет! – с отчаянной страстью замотала головой Зина. – Я не забуду, Вика! Я погибну сама и унесу в могилу несколько слуг Саурона.
Вика немного растерялась.
- Ну, ты особенно их не старайся... – с сомнением сказала она. – Может быть, лучше...
- Я так – я умру – я буду – я буду счастлива погибнуть смертью героя!
- Хорошо, – Вика закашлялась. – ... Молодец. Иди наверх, к Дарье Васильевне. Попей чаю. Я щас прицеплю себе тоже взрыватель и поднимусь.
Зина расплакалась и крепко обняла Вику, восклицая «мы встретимся в Амане!». Вика терпеливо погладила её по голове. После объятий Зина распахнула дверь и побежала к выходу из подвала.
Вика машинально попыталась закурить. Тут же одёрнула себя. Простояв минуту в нерешительности, она достала из шкафа четыре оставшихся бруска и присоединила к ним детонаторы. Один брусок она сунула обратно в шкаф; три других взяла с собой, чтобы разложить их в помещениях на первом и втором этаже.
Без двадцати пять во двор клиники втянулись три чёрных джипа с музыкой. На заднем сиденье одного из них приехал Сергей. Он был в наручниках. Под его носом чернели усы из запёкшейся крови.
Во всех окнах первого этажа клиники горел свет.
Часть защитников национальной безопасности вышла из джипов и поёжилась от мороза. Трое серьёзным шагом направились к крыльцу. Двое стали обходить здание по заметённой снегом дорожке. Другая часть защитников продолжила сидеть в тепле машин, построенных в сияющую фарами шеренгу между свинарником и воротами. Тот, кто остался вместе с Сергеем, выключил свет в салоне и сделал потише звуковую дорожку к кинофильму «Бумер».
- Твой шеф – он правда тут опыты на свиньях ставил? – добродушно спросил он.
- На свинках, – поправил его Сергей. – На сухопутных свинках.
- Шутник, – усмехнулся защитник безопасности. – И не теряет бодрость духа никогда. А? Не теряешь? – он повернул голову и посмотрел на Сергея назидательным взглядом.
Сергей устало поморщился.
- Ну молчи, молчи... – зевнул защитник, разворачивая голову обратно. – О. А вот и кто-то.
Сквозь лобовое стекло они увидели, как на крыльцо, к которому уже вплотную подошли защитники в дублёнках, выскочила Зина. На ней не было верхней одежды. Защитники остановились у крыльца и, судя по всему, представились. Один выразительно вознёс над собой и затем убрал обратно в карман руку с удостоверением. Зина отшатнулась и ударилась спиной о дверь. Она что-то кричала.
Защитник Сергея сделал музыку ещё тише и приоткрыл дверь машины. Его коллеги в дублёнках синхронно взошли по ступенькам. Не отступая от двери, Зина прижала руки к бокам. В следующее мгновение спины защитников национальной безопасности скрыли её. Зина продолжала кричать. Она кричала отрывисто и пронзительно. Сергей отчётливо услышал имя Георгия Грибового. Защитники невозмутимо стояли вокруг Зины. Один из них басисто увещевал её. В освещённых окнах клиники не было заметно никакого движения.
- Чего она орёт? – защитник Сергея вылез из машины.
Ответ на свой вопрос он получил значительно позже. Через две секунды его сбило с ног, оглушило, а также присыпало осколками стекла и кирпича. В довершение всего, земля под ним задрожала и разверзлась.
Сахаров Андрей Дмитриевич
Писатель Юрий Дзержинский всё это время переживал творческий подъём.
Ему не раз доводилось читать мнения, что сильнее всего литератора вдохновляют неурядицы в личной жизни и вывихи в судьбе Родины, и в середине девяностых, во время работы над своим первым романом, после развода и вынужденного отхода от дел, он охотно соглашался с такими мнениями. Даже теперь, когда он перечитывал «Войти в закулисье», каждая страница дышала болью. Местами наворачивались слёзы. В памяти оживали дни, потерянные на унизительной должности завскладом фармацевтической компании, принадлежавшей оборотистому выскочке из ЦК ВЛКСМ, – дни без женского тепла по вечерам, без цели на горизонте и без просвета в будущем. Плохо было буквально всё. Природные богатства и целые отрасли промышлености оседали не в тех карманах. Нефть стоила мало. Ельцин клянчил кредиты и пресмыкался перед Западом. Продажные журналисты, одурев от безнаказанности, в прямом эфире смешивали с дерьмом Армию, доблестных предков и самое святое. Самое святое сокращало штаты. Лучшие сотрудники понуро уходили на фармацевтические склады. Бывший диссидент Петров, выпущенный из психушки в 87-ом, сомнительным путём въехал в квартиру на верхней площадке и демонстративно не здоровался, несмотря на давнее знакомство. Более того, он напивался пьян и прямо во дворе кричал о необходимости повальной люстрации. Призывал к суду над кровавой гэбнёй.
Однако из этой бездны вышла только одна книжка в 216 страниц. Тогда как за последние три года Ю. Дзержинский написал уже четыре романа – и страниц в самом коротком из них было более трёхсот пятидесяти, даже без учёта издательских анонсов и содержания. И это при том, что холодная голова Дзержинского снова была в строю, и горячее сердце занималось творчеством только по вечерам и субботам. А воскресенья Дзержинский целиком отводил своей новой семье и спорту. Теперь ему было совершенно очевидно, что плодотворность тягот и невзгод бесстыдно преувеличена.
Гордость за настоящее Родины и уверенность в её будущем вдохновляли намного надёжней. Благодарность придавала творческих сил. На пятой странице самой свежей книги, «После смуты», Дзержинский, не сдержавшись, попросил издателя разместить посвящение: «Тому, кто вернул нам веру в себя». Личность того, кто вернул им веру в себя, прояснялась двумя страницами позже, в начале первой главы. Панин Вячеслав Вячеславович, герой повествования, рождался в Ленинграде, с предчувствием учил немецкий и любил книги про разведчиков – прежде всего, «Щит и меч».
