Александр Житинский - Фигня
– Интересный пассажир. Он уже третью обрабатывает, – заметил грек.
– Вторую, – поправил Вадим.
– Третью. Первая была утром, до завтрака.
– Ну, шустрила! – вырвалось у Вадима по-русски.
– Его так зовут? Шустрила? Он ваш друг? – заинтересовался грек. – У него невиданный фаллос. Кстати, перед этим здесь был один типчик вот с таким крошечным фаллосом, – засмеялся грек, оттопыривая мизинец. – С этой же леди. Но он ничего не смог сделать. Наверное, не из вашей команды.
Вадим покраснел.
– Какую вы мне дадите каюту? – сухо осведомился он.
Грек переключил тумблер. Возникла одноместная пустая каюта, в которой на стене висела кожаная плеть.
– Номер тридцать девять.
– А плетка зачем?
– На всякий случай. Среди пассажиров встречаются садисты и мазохисты. Упаси Бог, мистер сыщик, к вам это не относится, – рассмеялся Попандопулос.
Капитан получил ключ и отправился в свою новую каюту. Там он снял со стены плетку и засунул ее в шкаф, после чего принялся искать глазок видеокамеры. Найдя его под потолком, капитан залепил объектив жевательной резинкой и улегся на кровать в расстроенных чувствах.
– Фаллос… – бормотал он. – Придумали же слово, суки греки…
Глава 34
Планы доньи
Донья дочитывала рецепт приготовления блинчиков с мясом, а мысль ее металась в поисках выхода из создавшейся ситуации.
Бранко Синицын доложил ей утром, что все готово к взрыву, украден дубликат ключа от каюты интерполовцев, и днем он будет минировать матрас в каюте Ивана и Вадима, пока агенты загорают. А ночью взорвет к ядрене фене. Последних слов донья не поняла, но страх за судьбу Ивана охватил ее. Ядреня феня представлялась чем-то чрезвычайно опасным.
– Ты мочь делать взрывать? – спросила донья.
Печальный умный взгляд Синицына выражал надежду на то, что на этот раз интерполовцы не избегнут своей участи.
Поэтому блинчики и ватрушки, голубцы и пельмени, которыми донья намеревалась потчевать Ивана на своем ранчо в Техасе, пока отступили на второй план. Сначала спасти Ивана, потом кормить. Никак не наоборот. Так решила Исидора.
Днем Исидора несколько раз выходила на палубу, где загорал Иван рядом с этой несносной толстой русской журналисткой, вымазанной йогуртом. Донья махала Ивану ручкой, он не отвечал. «Ничего, – думала донья, – он еще не знает о чеке и блинчиках с мясом».
Она решила похитить Ивана вечером. Для этого необходимо было приготовиться. Донья еще раз поднялась на вертолетную площадку рядом с трубой. Там стоял небольшой вертолет, возле которого в шезлонгах загорали пилоты – белобрысые молодые шведы Улле и Уве.
– У вас все готово? – спросила донья.
– Так точно, мэм! – Шведы вскочили на ноги, вытянули руки по швам.
– Завтра утром. Пассажиров двое. Курс – Флорида, – отчеканила донья.
– Нет проблем!
Принципиальная договоренность о фрахте вертолета была достигнута еще вчера. Побег с борта лайнера стоил двадцать пять тысяч долларов. Остальные девятьсот семьдесят пять тысяч донья собиралась вернуть Ивану в Техасе.
Едва она вернулась в каюту и переоделась в соблазнительное короткое платьице, как в дверь кто-то заскребся. Донья подумала, что это Бранко, отворила.
На пороге стоял Вадим в белом костюме, с красной гвоздикой в петлице и в шляпе-канотье.
– Добрый вечер, мадемуазель, – он галантно приподнял шляпу.
– Здоровый, – холодно кивнула она.
– Да, здоровый, – подтвердил он, не поняв, что донье это слово заменяет русское «здравствуйте».
– Что ты хотеть?
– Я тебя хотеть, – с готовностью откликнулся Вадим, вынимая гвоздику из петлицы и протягивая донье.
– Все хотеть, – сказала она явную неправду, поскольку претендентов больше не наблюдалось.
– Я больше хотеть, – сказал он твердо и шагнул в каюту.
Появление разгоряченного капитана в шляпе-канотье путало все планы доньи. Она быстро размышляла, что проще и потребует меньших затрат: отдаться ему сразу и отпустить, либо выгонять, применяя физическую силу и зовя на помощь попандопулосов.
После минутного колебания донья решила отдаться. Заодно и проверить силу чувств капитана. А то на словах все горазды. «Больше хотеть!» Вот мы и посмотрим.
Кроме всего прочего, это был запасной вариант для Техаса. Слабый, конечно, после Переса и Ивана, но все же из ФСБ. В Америке можно продать какой-нибудь скучающей миллионерше.
– Гут. Я себя тебе давать. Гут, – кивнула донья деловито и, расстегнув молнию, скинула платьице.
Капитан снял канотье и вытер платком внезапно вспотевший лоб. Донья жестами дала понять, что, кроме шляпы, нужно еще кое-что снять. Капитан дрожащими руками стал расстегивать ремень. Донья нетерпеливо отвела его руки от ремня, положила себе на талию. Сама же занялась ремнем. Вадим стал стаскивать с нее лифчик через голову, забыв расстегнуть. Этим страшно мешал донье, у которой заклинило ремень. Наконец практически одновременно они справились и оказались оба в одних трусах.
Донья с типично испанским гиканьем изящно спустила трусы капитана на пол, он же замешкался, проделывая то же самое, зачем-то нагнулся до полу и вдруг уперся лбом в лобок доньи. Это так его поразило, что капитан закатил глаза и без звука осел на пол. Голая донья склонилась над ним.
– Давать дальше! Дальше давать! – потребовала она.
– Жарко… – пробормотал капитан.
Донья ударила его ногой по спине. Шлепок получился звонким – спина капитана была мокра от пота. Он вскочил на ноги, подхватил донью липкими потными руками и поволок на кровать. Донья успела утереться краем простыни и перевернулась на спину, закрыв глаза и приняв классическую позу. Прождав минуту, она открыла глаза.
Вадим стоял перед нею на коленях и, скосив страшные глаза вниз, повторял свистящим шепотом:
– Встать! Встать, сволочь!
Будто требовал почтить чью-то память. Вероятно, память о собственной дееспособности. Его инструмент с диковинным греческим названием не реагировал на эти призывы.
Донья, повинуясь какому-то непонятному приступу человеколюбия, попыталась ему помочь. Инструмент остался безмятежным и прохладным, несмотря на жару. Будто его только что вынули из холодильника.
– Ты хотеть меня? – спросила донья.
– Я хотеть, он – не хотеть! – капитан был в отчаянии.
– Ты договариваться с ним, потом договариваться с Исидора, – обрисовала программу донья.
Капитан ушел в ванную договариваться с фаллосом, а донья опять принялась за «Русскую кухню».
Через три минуты радостный капитан с исправным с виду инструментом выскочил из ванной и прилетел на кровать к донье. Она, как контролер ОТК, проверила готовность и не удержалась от сарказма:
– Два дюйм. Это есть размер мальчик девять лет.
От этого замечания размер сократился до одного дюйма, и фаллос опять стал некондиционным.
Вадим натянул трусы, надел шляпу и уселся в кресло. Донья тоже принялась одеваться.
– Прости меня, – сказал он. – Я никогда не пробовал в тропиках.
– Следующий тайм – Северный полюс, да? – рассмеялась донья.
И тут капитан зарыдал, как мальчишка. Всю сознательную жизнь он носил с собою свой мужской позор, который, как утверждают специалисты, вовсе не является позором. Но это все слова! Каждый раз, завоевывая женщину, капитан страшился момента, когда она скажет «да». Потому что два дюйма – это судьба.
Исидора подошла к нему, погладила по затылку.
– Не плакай. Я куплю тебе электрический. Вот такой! – Она отмерила руками полметра.
Вадим улыбнулся сквозь слезы.
– Он дорогой, наверное…
– Здоровье дороже, – сказала донья по-испански.
Вадим натянул брюки, надел пиджак, сунул гвоздику в петлицу.
– Очень красивый! Не снимать ничего никогда. Такой все любить, – искренне восхитилась донья.
– Я тоже думаю, что постель – это не главное, – сказал капитан. – Должна быть духовная близость.
Донья не поняла, но согласилась.
Когда Вадим ушел, она влезла под душ, борясь с приступом желания. Как ни был слаб и потен капитан, он все же возбудил ее. Теперь эта энергия понадобится для похищения Ивана.
Исидора не заблуждалась: Иван добровольно не сдастся. Ежедневное подношение букетов не сломило его, он спешит на задание и вряд ли его соблазнит техасское ранчо. Поэтому надо брать его силой.
План Исидоры был таков. Вечером, после ужина, когда все пассажиры корабля собираются в музыкальном салоне на танцы, дождаться выхода Ивана в туалет. Там его лишают сознания с помощью хлороформа два попандопулоса и тащат к вертолету. Еще три грека в это время отвлекают внимание друзей Ивана: один танцует с Ольгой, другой пьет с Заблудским, а третий разговаривает с Вадимом о Ельцине.
Вертолет взмывает в воздух и берет курс на Флориду. Иван приходит в сознание уже в Америке. А дальше из газет он узнает о гибели своих друзей после взрыва на «Ренессансе» и, конечно, благодарен Исидоре. Все было логично.
