Анатолий КОСТИШИН - Зона вечной мерзлоты
В поселке Пенелопу считали женщиной с завихрениями и старались без надобности не связываться. У нее была одна страсть – она была помешана на гороскопах. Безоговорочно им верила, и накопила их у себя огромное количество.
Наши отношения с Пенелопой не заладились сразу, и причиной была наша с ней звездная несовместимость. Первая же наша встреча с Пенелопой оказалась громкой и скандальной. После двух спаренных уроков физкультуры, трехкилометрового кроссика, все возбужденные ввалились в класс, где уже за столом сидела Пенелопа. Худая, с жирными черными волосами, стянутыми в тугой пучок на затылке, она всегда ходила на работу в одной и той же юбке. Ее небольшой гардероб из трех кофточек все уже давно знали наизусть. Если на ней серая в синий горошек кофта, значит всем кранты; если бордовая – жить можно, ну и если кремовая – жизнь просто прекрасна. Сегодня на Пенелопе была серая в синий горошек кофта. Все сразу заметили ее раздраженный вид, словно она проглотила лимон.
– Господи, – взмолился Чапа, костлявый пацан, очень похожий на крысу, – как я ненавижу Пенелопу.
– На литературу, как на похороны, – язвительно пошутил Филимон.
В этот момент голосисто раздался на три этажа звонок, в классе мгновенно воцарилась звонкая гробовая тишина. Я с интересом глядел на притихший класс, и в голове вырисовывалась чудненькая картина: «Тиха украинская ночь…», это Николай Васильевич очень точно и достоверно описывал наши уроки с Пенелопой.
– Открыли тетради, учебники закрыли, они не для вас написаны, – замогильным голосом командовала учительница, продолжая проверять тетради.
Щука, сидевший за одной партой с Никитой Смирновым, периодически толкал рукой в плечо впереди сидящую Щеглову, и что-то ей шептал. Он хотел не то рассмешить, не то поразить ее своим остроумием. Щеглова громко засмеялась, глаза ее возбужденно сверкали. Щука с удовлетворением откинул голову назад. Его рыжие непослушные кудри, раскиданные в разные стороны, напоминали взрыв на макаронной фабрике.
Смирнов угрюмо и молчаливо слушал болтовню друга с каким-то странным неодобрением, периодически смотрел на хохочущую Щеглову.
– Щукин со Щегловой угомонитесь, – предостерегла учительница.
– Белла Ивановна, – лицо Щуки резко преобразилось и стало чересчур серьезным. – Это не я, это Щеглова ко мне пристает и мешает.
– Щеглова, что уж замуж невтерпеж? – ехидно заметила Пенелопа, закрывая последнюю тетрадь.
Класс разразился хохотом, Щеглова сконфуженно опустила голову, она никак не ожидала такой заподлянки от Щуки, и сердито выпалила:
– На себя посмотри в зеркало, – ее лицо скорчило гримасу, – нашелся мне принц датский.
– Смотри Щеглова, подберут парня, подберут, – старческим голосом сымитировал голос деда Матвея, Каблук с первой парты, чем вызвал в классе новую волну живого смеха.
– Хватит разводить балаган, – раздраженно остановила смех Пенелопа. – Как у меня от вас болит голова, – безнадежно пожаловалась она.
– Белла Ивановна, как же она может болеть, это же кость? – съязвил Щука, лучше бы он этой плоской шутки вообще не говорил.
– Это у тебя Щукин в голове кость, – взорвалась Пенелопа, – и мы здесь пришли не твои мозговые косточки обсасывать, понятно?! – она сурово посмотрела на класс. – День у меня эмоционально нестабильный, так что не выводите меня из терпения, особенно Козероги, Девы и Близнецы.
Намек всем был более чем понятен. Сегодня Пенелопа не будет трогать тех, кто родился под этими созвездиями. Им мысленно добрая половина класса здорово позавидовала, остальные – напряглись. На прошлом уроке Пенелопа задала выучить домой кусок текста из «Мертвых душ» Гоголя. Он, к сожалению, оказался слишком длинным. Многие просто не открывали учебник на самоподготовке, потому что через два дня долгожданные каникулы, и нужен им этот Гоголь, как собаке – стоп сигнал.
Тем временем, Пенелопа повесила на себя очки, висевшие у нее на резиночках на груди, неспешно открыла журнал, заполнила его, после чего подняла голову и пристально, словно выискивая жертву, уставилась на притихший класс.
– Ну, кто, – произнес низкий ворчливый голос учительницы, – снова будете нервы мои сердечные расстраивать?
Неожиданно ее лицо оживилось, она увидела нас с Валеркой.
– О, – негромко воскликнула Пенелопа. – Появились местные знаменитости, – она с живым интересом рассматривала нас.
Настроение ее значительно улучшилось, это сразу все заметили. Класс молча ликовал, наивно полагая, что оставшееся время пройдет в таком же благодушном состоянии. Всю идиллию испортил Чапа, его «харчок» с трубочки вместо того, чтобы попасть в Малофееву, попал на руку Пенелопе.
– Какой кретин расплевался? – взревела она мощным басом.
Чапа обомлел, у него даже не хватило сил встать, ноги окаменели.
– Белла Ивановна, я не хотел, – промямлил виновато он.
– Господи, что значит наследственность, – вскипела Пенелопа. – Таким же идиотом был и твой папочка. Имела несчастье его учить, – произнесла она презрительно. – В ваши годы пионеры-герои жизнь за Родину отдавали, а вы… – и Пенелопу понесло.
Чапа пристыжено и напугано молчал.
– Еще раз харкнешь, ты у меня из школы вылетишь первым рейсом, – это была излюбленная фраза Пенелопы, никто правда не знал, когда наступит этот рейс.
– Ей бы охранником в психушке работать! – тихо шепнул Валерка мне.
– Лучше ветеринаром в зоопарке, – согласился я.
– Про какого ветеринара, ты там шепчешь новенький? – Пенелопа подозрительно перевела взгляд очкастых глаз на меня. – Не смотри на меня, как таракан на тапки, – вспылила она, заставив меня смутиться и покраснеть. – Гоголя выучил?!
– Да!
– Продемонстрируй, – коротко бросила она, продолжая сверлить меня своими четырьмя близорукими глазами.
Я с минуту помолчал, вспоминая слова, и спокойным, звонким голосом прочитал отрывок в полторы страницы наизусть, ни разу не запнувшись.
– Очень даже ничего, – удивилась Пенелопа. – «Отлично», – торжественно произнесла она, и довольная, сияющая направилась к учительскому столу. – Вот с кого берите пример, остолопы, – произнесла она, обращаясь к растерянному и даже потрясенному классу.
На меня смотрели со смешанным чувством восхищения и зависти, даже Валерка воспринял мое «отлично» не одобрительно, это я читал по его хмурому выражению лица.
– Сафронов, ты кто по гороскопу? – неожиданно поинтересовалась Пенелопа.
– Близнец.
– Неужели? – разочарованно произнесла Пенелопа. – У нас оказывается полнейшая звездная несовместимость, – она долго не могла поверить в такое несовпадение.
Настроение ее значительно ухудшилось.
– Послушаем вторую нашу знаменитость, – и Пенелопа саркастически обратилась к Комару.
– Я же только что из больницы? – огрызнулся Валерка.
– Это твои личные проблемы, мне до них нет никакого дела, – голос Пенелопы крепчал.
Валерка нахмурившись, угрюмо молчал.
– Значит, не выучил, – обрадовано заключила она. – Садись, «два»!
Пенелопа принялась по очереди опрашивать злосчастный отрывок по классу. Время медленно и уверенно котилось к завершению урока. Валерка расслабившись, увлекся другой работой. Двигая быстро рукой, он рисовал, закончив, подвинул тетрадь на мою половину, и, сдерживая смеха, показал свое творчество. Я молчаливо, оценив рисунок и прочитав к нему восьмистишие, также не удержался от смеха.
– Что здесь происходит, – как грозовая туча нависла Пенелопа над нашей партой.
Валерка в замешательстве замер, Пенелопа грубо выхватила из его рук злополучную тетрадь, заподозрив неладное. Она лихорадочно пролистала ее, и, не найдя ничего криминального и предосудительного, уже собралась ее вернуть, но последняя страница предательски развернулась во всей красе. Пенелопа впилась в рисунок и стих близорукими глазами.
– Мерзавец! Выродок! Дегенерат! – послышался дикий вопль учительницы. – Сволочь! – нервно верещала Пенелопа, слова слетали с ее голосовых связок, как вода с водопада, безостановочно.
В классе повисла тишина, никто не шевельнулся, не выдавил ни слова, если не считать Щуку промямлившего шепотом: «Полный ек». В приступе необузданной ярости Пенелопа ударила Валерку по лицу. Щелки ее ноздрей раздувались от возбуждения. Комар стоял бледный. На его лице не было никакого выражения, глаза смотрели сквозь Пенелопу в одну точку – на классную доску.
– И ты в этом замешан?! – устрашающим ледяным тоном произнесла Пенелопа, уставившись на меня. Ее глаза гневно сверкали. Левая рука Комара незаметно за партой стиснула мою руку, и это прикосновение подействовало на меня умиротворяюше. – После уроков оба в кабинет директора, там поговорим по-другому! Вы у меня пожалеете, что вообще родились на свет божий! Я вам устрою такое… такое, – у нее перехватило горло, Пенелопа резко повернулась, услышав звонок, быстрыми шагами направилась к учительскому столу, забросив в сумку свои пожитки, громко ушла, хлопнув дверьми перед самим носом изумленной биологички. Та в нерешительности замерла на пороге класса, словно не решалась зайти.