Юсуф Шаруни - Современный египетский рассказ
— Прими поздравленьице…
Потом отступил назад и засмеялся глухим, хриплым смехом. Она хотела его обругать, но час был поздний и возвращалась она от Рашада, а у хаджи в руке была палка. Отойдя немного, она услышала за спиной ржавый скрип его двери.
Когда Набавийя переступила порог своего дома, ее окликнули:
— Ты вернулась, Набавийя?
Она глянула на квадратное отверстие в стене, откуда доносился голос ее соседки.
— Да, хаджа.
Соседка вдруг сказала:
— Не горюй, дочка. Как-нибудь образуется.
Сердце у Набавийи гулко застучало. Она поспешно шагнула к лампе, выкрутила фитиль. В комнате стало светлее. Сын, спавший возле печки, заворочался во сне. Совладев с волнением, Набавийя спросила:
— А что случилось, хаджа?
— Ты видела, что они сделали с твоими хлопком и кукурузой, дочка?
Набавийя похолодела:
— Что такое?
— Ты, стало быть, ничего не знаешь? Посекли они твой урожай. Мой брат приходил, покуда тебя не было. Он и рассказал.
Внезапно обессилев, Набавийя опустилась на скамью рядом с сыном. Она не вымолвила ни слова. Из-за стены снова донесся голос соседки:
— Так ты не знала, Набавийя?
Безучастно, как неживая, Набавийя уронила:
— Знала, хаджа.
— Покарай их Аллах, этих бандитов! Ты, милая, меня прости, я пришла бы к тебе, да сама знаешь, не могу ходить.
Набавийя не слушала. В ушах ее звучал голос хаджи Мухаммеда: «Прими поздравленьице». Значит, это он про урожай… Это его рук дело.
Она встала, подошла к стене, отковыряла слой глины пониже квадратного отверстия. Обнаружилась темная щель. Набавийя вытащила оттуда кошелек, открыла его, заглянула внутрь, сказала про себя: «В этом году мы не умрем с голоду, Амин. У нас еще есть немного денег, мы их копили всю жизнь. Хотели купить земли. А теперь вот придется их проесть, сыночек». Она закрыла кошелек и сунула его обратно, наказав себе утром замазать щель глиной. Снова уселась возле сына. Глядела на его лицо, на огонек лампы. «Вот что они сделали, Амин, вот что сделали. А мать твоя тем временем валандалась с упрямым ослом. Но они все равно сделали б свое, даже если бы я спала рядом с тобой. Скорей бы ты вырос, сынок».
Она не плакала. Вспоминала о том, как умерла мать, а за ней и отец. Он был арендатором, а потом и хозяином — владельцем двух федданов. Земля эта ему так дорого досталась! И она не вправе пустить по ветру то, что он добыл потом и кровью…
А еще она вспомнила, что сестра ее вышла замуж за человека такого же одинокого, как она сама. У него нет родни, и некому вступиться за его свояченицу. Она подумала еще, что нужно пойти к Рашаду и все ему рассказать. Но потом спросила себя: «А чем он мне поможет? Ведь мы еще не поженились!»
Вдоль стены пробежала крыса и юркнула в щель. Выскочил из-под двери хорек, метнулся к печке. За ним другой, третий. Набавийя взяла метлу и стала подкарауливать хорьков, нещадно колотя их ручкой метлы. Потом бросила метлу и зарыдала в голос. Из-за стены донесся голос соседки:
— Слезы не помогут, дочка. Был бы у тебя муж, все обернулось бы по-другому. А сейчас лучше спи.
Набавийя сдержала рыдания и притихла. И вправду, будь у нее муж, эта беда миновала бы ее и вообще все было бы иначе. И тут же пришла мысль: да почему же? Ведь она работает не меньше и не хуже любого мужчины. И если во всем прочем она не станет уступать мужчинам, хаджи Мухаммед в другой раз побоится задеть ее. Вспомнились слова Рашада, исполненные тревоги: «Набавийя, я боюсь за тебя. Хаджи Мухаммед тебя погубит!» От ярости кровь закипела в жилах. Она встала, схватила коробок спичек, смочила керосином тряпку. Прикрутила фитилек, вышла за двери, заперла дом снаружи на ключ. Босые ноги легко несли ее по улице.
На току громоздились снопы пшеницы, только что сжатой и свезенной сюда для обмолота. Под скирдой на куче зерна спал Таха, сын хаджи Мухаммеда. Набавийя оглянулась и сунула пахнущую керосином тряпку в самую большую скирду. Чиркнула спичкой, поднесла ее к тряпке. И бегом кинулась вдоль узкого канала обратно в деревню. Добежав до дверей своего дома, услышала голос муэдзина. Он призывал народ к утренней молитве и вдруг осекся, закричал: «Пожар, пожар!» Но она тем временем уже вошла в дом и спокойно затворила двери. Соседка стучала в стену:
— Набавийя, Набавийя! Пожар!
Набавийя не отвечала. Тихонько легла рядом с сыном. Соседка опять окликнула:
— Набавийя, где ты?
Набавийя отозвалась сонным голосом:
— Здесь я, хаджа, здесь.
— Ты здесь? Слава богу, дочка.
— А что случилось, хаджа?
— Да разве ты не слышишь? Пожар?
С холодной улыбкой Набавийя ответила безучастно:
— Вот как. Ну ничего, хаджа, потушат.
И уснула, уже не слыша ответа соседки.
Когда следующим вечером Набавийя вернулась домой с поля, было уже темно. Она выкрутила фитилек лампы. Комната осветилась, на стенах заплясали черные тени. Амин уже спал. Она присела у порога, поглядывая на прохожих, которых освещал свет, падавший из ее двери. Подошел он. Остановился в темноте, не вступая в полосу света, огляделся вокруг. Потом быстро вошел в дом и притворил за собой дверь. Она предостерегающе поднесла палец к губам, указывая на отверстие в стене. Он прошептал ей на ухо:
— Пойдем, потолкуем.
— Куда, Рашад?
— Подальше, в поля.
Полагая, что он пришел поговорить о женитьбе, Набавийя спросила тоже шепотом:
— О чем толковать будем?
— Там узнаешь. Пойдем.
— Ладно, жди меня у канала.
Рашад произнес, словно сомневаясь:
— А ты придешь?
Она взглянула на него с молчаливым упреком. Чуть приоткрыв дверь, посмотрела по сторонам. Отворила дверь пошире. Рашад быстро пошел прочь.
Набавийя повязала голову платком, заперла дом и спрятала ключ за пазуху.
Рашад ждал ее под большой акацией. Перейдя по мосту через канал, они быстро зашагали по тропке, ведущей в поля. Замедлив шаг, она спросила:
— О чем же ты хотел потолковать со мной, Рашад?
Он ответил с несвойственной ему мягкостью в голосе:
— Я много думал о нас с тобой. Я люблю тебя, Набавийя. И я понял, что был неправ, когда требовал от тебя…
Сердце ее неистово забилось. Кровь прихлынула к щекам. А он между тем продолжал:
— Поверь, я в самом деле люблю тебя. Не могу без тебя жить. Давай поженимся.
Она взяла его за руку. Оба остановились. Набавийя охватила жадным взглядом склоненную голову Рашада: смуглое красивое лицо, прядь волос спадает на лоб, шерстяная такия кокетливо заломлена набок — и, охваченная радостью, сказала:
— И впрямь, Рашад, давай поженимся. Женись на мне. Посмотри мне в глаза.
Рашад быстро поднял на нее взгляд, и она уловила в нем странную усмешку, заставившую ее насторожиться. Она спросила;
— Уж не стыдишься ли ты меня?
С неестественным, словно бы вымученным смехом он поспешно возразил:
— Нет, нет, что ты!
Двинулись дальше. Вокруг, слабо освещенные луной, расстилались поля. Квакали лягушки. Набавийе нравилось их слушать. Она спросила:
— Правду говорят, что криком лягушки-самцы призывают самок?
Нехотя усмехнувшись, Рашад сказал:
— О тебе ходит много разговоров в деревне, Набавийя.
— И что же говорят?
— Говорят, будто женщина одолела хаджи Мухаммеда.
Она проговорила умоляюще:
— Но ведь ты женишься на мне и защитишь меня, правда, Рашад?
— Кто же и защитит тебя, коли не я?
Ей послышалось равнодушие в его голосе, и она подумала, что в постели он говорил бы по-иному. А Рашад продолжал:
— Хаджи Мухаммед стыдится людям в глаза смотреть. Все над ним смеются.
— Но ведь он первый начал. Я должна была за себя постоять. Ты же знаешь, он готов на все, лишь бы жениться на мне.
— Попомни мои слова, он тебя погубит.
Сердце сжалось у нее в груди. Его рука, которую она держала в своей, была холодна как лед. Набавийя остановилась.
— Мы далеко зашли, пойдем обратно, Рашад.
Она увидела, что он ощупывает свой правый нагрудный карман. Услышала его голос:
— Обратно? Нет, погоди.
— Рашад, я боюсь, защити меня.
— Не бойся, с тобой рядом мужчина.
И вдруг в памяти ее всплыло то, что она видела:
— Рашад, сегодня во дворе у омды[24] хаджи Мухаммед отозвал тебя в сторону. Ты покосился на меня и пошел. Неужто ты с ним заодно?
Он негодующе воскликнул:
— Что ты говоришь, Набавийя?! Я — с ним? Против тебя?!
Она сразу раскаялась в своих словах и поспешила загладить неловкость:
— Не сердись, я верю тебе. Но иногда всякое в голову приходит…
Они медленно шли дальше. И вновь встали в ее памяти глаза Рашада и промелькнувшее в них холодно-насмешливое выражение. Страх сковал ее сердце. Стараясь совладать с этим страхом, она громко рассмеялась. Рашад спросил:
