Светлана Нилова - Безмятежность
26. Нуа
Мы оба смотрели ей вслед. Потом Джо предложил:
- Пойдем в пикап.
- Куда? – удивилась я.
- Это моя недвижимость. Мой кабинет, моя территория, моё личное пространство. Я приглашаю тебя в гости.
Я кивнула и пошла за ним. За кустами, почти не невидимый из-за них, стоял пикап. Джо открыл дверцу.
- Прошу!
Я села на пассажирское сидение, Джо – на водительское.
Внутри было уютно. Кресла накрыты пледами, а вместо рычага переключения передач лежала подушка.
Джо завел двигатель.
- Сейчас согреешься.
- Мне не холодно.
- Это пока ты двигалась. А если долго сидеть, то зимой – замерзаешь.
На приборной панели, закрывая спидометр, размещалась моя фотография. Та, где я прыгаю за мячом. Я сделала вид, что не обратила внимания. Тем более, что там было много и других фотографий, без моей великолепной персоны. В основном, это были разные индейцы, молодые и старые, группами и поодиночке. Я узнала лишь одного.
- Это же вождь Джозеф! – воскликнула я. – Тот самый, который в 1877 году после кровавых сражений вывел остатки племени в Монтану! Мы проходили по истории.
- Да, - кивнул Джо. – Меня назвали в честь него. Это великий человек. Его настоящее имя Хин-ма-ту-йа-лат-кект - Гром, Раскатывающийся В Горах. А у тебя хорошая память. Прямо по учебнику цитируешь.
- Да. - Согласилась я. – Память хорошая. Иногда хочу что-нибудь забыть и не могу.
Джо немного помолчал, потом спросил.
- И сегодняшний случай тоже будешь помнить?
Я кивнула, потом спохватилась.
- Я никому не скажу.
Джо вздохнул.
- Все и так знают. Анабель права. Мы здесь – посмешище. Только она пока не понимает, что в другом месте будет так же. Если не хуже. Ей совсем нельзя пить.
Я поняла, что последняя фраза относится к матери.
- И давно она такая?
- Я не помню. Бабушка говорит, что с тех пор, как её бросил мой отец.
- У тебя был отец? – ляпнула я.
Джо усмехнулся.
- Ну, это только в сказках дети рождаются от святого духа.
- В сказках?
- Ну, в религии.
- Ты не веришь в Бога? – испугалась я.
- Орегон вообще не верующий штат. Я – агностик.
Я не знала этого слова и помолчала, чтобы не сказать какую-нибудь глупость.
В машине стало тепло, даже жарко и Джо заглушил мотор.
- Твоя мама очень красивая.
Джо вздохнул.
- Её зовут Нуа. Раньше она была ещё красивее. Она была самой красивой девушкой племени и жила с матерью в резервации.
Я замерла, не в силах поверить, что Джо рассказывает мне таинственную историю своей семьи. То, что она таинственная – я не сомневалась ни на минуту.
Нуа была не только самой красивой, но и самой гордой девушкой племени. Она являлась дочерью вождя и если бы родилась мальчиком, то после смерти отца, её судьба была бы предопределена. Многие мужчины племени хотели покорить её сердце, но она лишь смеялась над всеми претендентами. Мужчины – боролись друг с другом за неё, а женщины племени – ненавидели.
Однажды в их племя пришел незнакомый индеец с севера. Он был очень высокий и сероглазый. Нуа покорилась ему с первого взгляда, принимая всё, адресованное ей, как награду. Всё то время, что незнакомец жил в племени, она ходила за ним, как собака, садилась у его ног, преданно глядела в глаза, и выполняла все приказы. В резервации поползли слухи, что незнакомец просто околдовал Нуа. Старейшины племени были недовольны, что дочь вождя раболепствует перед чужаком. Ему поставили условие: он должен был взять Нуа в жены или навсегда уйти из племени.
На следующий день незнакомец уходил. Он не взял Нуа с собой и даже не обернулся, когда она бежала за ним, до самой границы земель. Потом Нуа упала на землю и выла всю ночь, как раненная волчица. В общину Нуа вернулась лишь через неделю: почерневшая от горя, с запавшими от слез глазами. Она ничего не говорила и смотрела вокруг невидящими глазами.
Однажды вечером, когда племя собралось у костра обсудить общие дела, одна из девушек, которая больше всех не любила Нуа и завидовала, начала смеяться над ней. С самого детства Нуа главенствовала и теперь, когда её жизнь разбита, глупая девушка решила поквитаться с дочерью вождя.
- Он бросил тебя! Стоило так унижаться перед чужаком. Он даже ног о тебя вытереть не захотел!
Нуа слушала и глаза её наполнялись мраком. Наконец, наполнившись темнотой она подошла к костру в котором пылали жаром алые угли, голыми руками загребла полную пригоршню этих углей так спокойно, словно это были камешки, и швырнула в лицо своей обидчицы. Девушка мгновенно лишилась и зрения и красоты. Она корчилась на земле и дико кричала, а Нуа стояла рядом, от её рук шел дым – это тлели рукава её одежды, но не было никаких ожогов.
Индейские старейшины сразу поняли, что это какая-то неизвестная им магия. Совет племени решил изгнать Нуа со своих территорий и поскорее забыть об этой темной истории.
- Она ушла из племени вместе с матерью. А через некоторое время родился я, – рассказывал Джо. - Штат Орегон выделил нам этот особняк, в нем мы и живем.
Джо кивнул в сторону дома.
- И ты никогда не видел своего отца? – спросила я.
- Я даже имени его не знаю. Мама никогда не называла мне его, а бабушка зовет его не иначе, как «Человек с ледяными глазами».
Я посмотрела на Джо. Его глаза тоже были серыми, но они не казались мне ледяными, скорее напоминали неспокойные северные моря во время непогоды.
- А как у вас появилась Аннабель? – спросила я. У вас же разные отцы. – Я смутилась. – В том смысле, что она на тебя совсем не похожа.
- Ну, раньше-то мама работала. Одно время – на заправке. Там и познакомилась с одним чуваком из Невады.. Он приезжал сюда порыбачить. Рой Мур его звали. Они даже поженились.
Джо усмехнулся, думая о чем-то своём.
- А потом?
- Потом она вернулась уже с Аннабель.
- Так она уезжала? А ты оставался один? – ужаснулась я.
- Почему один? С бабушкой. Когда мама вернулась, я уже в школу ходил.
- А этот… «чувак из Невады» приезжает?
- Рой? Да, был несколько раз. Когда они оформляли развод и алименты. Обычно, Аннабель к нему ездит на каникулах.
- А почему он не заберет её к себе? – спросила я и вдруг поняла, что мой вопрос бестактный.
Джо ухмыльнулся, развел руками и сказал нараспев, явно кого-то передразнивая:
- У меня другая семья, детка!
На улице как-то незаметно стемнело. От снега исходило слабое мерцание. В доме Джо, наконец, зажегся свет.
- Бабушка вернулась! – улыбнулся Джо и от этой искренней радости он вдруг показался мне маленьким ребенком, несмотря на его габариты и возраст.
-Ты же на самом деле чуткий и ранимый, - вдруг поняла я. – Зачем ты всё время выделываешься и привлекаешь внимание?
- Думаешь, мне самому это нравится? – возмутился Джо.
- Думаю, да.
- Ошибаешься. – Джо вздохнул. – Когда всё время на виду, это как на сцене. Ты не можешь выйти туда без грима или в плохом настроении. Поэтому держишь улыбку даже, когда тебе больно и смеешься со всеми, даже если внутри себя плачешь.
В тот вечер и много раз после я долго думала над этим, но понять не могла. Как это: плачешь внутри себя? Зачем?
Сама я часто плакала, иногда по совсем незначительным поводам, но эти слезы папа называл «утренней росой». Они и, правда, быстро проходили. Только один раз мои слезы затянулись надолго - когда мы уезжали с Аляски. Но там было всё: и обида, и боль предательства, и тоска по дружбе, и прощание с детством… В Астории я уже простила Сэма настолько, что начала отвечать на его письма. Но Джастина – вычеркнула из своих воспоминаний навсегда.
27. Школьный бал
По сравнению с другими девочками, Марианна одевалась очень хорошо. Все знали, что ей шьет её мама, но это были точные копии изделий модных дизайнеров и девочки только ахали. По воскресеньям Марианна с матерью ездили в Портленд, вроде как в церковь, на самом деле они посещали благотворительные распродажи и прочие барахолки Их дом после этих вылазок напоминал помойку и швейную фабрику одновременно. Мадам Дюпон, вооружившись огромными портновскими ножницами, яростно кромсала то, что они притащили из Портленда. Какие-то из вещей лишались подкладки, а некоторые и вовсе шли на выброс. От них требовались лишь лекала или фирменные этикетки.
Эти этикетки мадам Дюпон аккуратно перешивала на сшитые ею же платья и вечерние наряды поднимались в цене в несколько раз.
Хотя и без этих «этикеток тщеславия», как их называл мой папа шила мадам Дюпон очень хорошо. Она умела придумать такой фасон, что любая фигура в её наряде выглядела изящной. Поэтому и полнота Марианны и её короткие ноги исчезали где-то в длинных струящихся брюках или в коротком жакете или в тунике с широкими рукавами. Мадам Дюпон была мастером своего дела. Глядя на неё за работой, мне вспоминалась сказка Джанни Родари, мне её читали в детстве, про тетушку, которая могла сварить варенье из всего, даже из опилок. Так вот, мне казалось, что мадам Дюпон может из всего на свете сделать вечерний наряд.
