Сергей Иванов - Остров Невезения
На вопросы моих озабоченных соотечественников мне трудно было ответить что-то вразумительное, ибо интонация, ответы и обещания Криса прозвучали настолько лаконично и вежливо, что его можно было спутать с автоответчиком. Мой ответ, что он пообещал сделать всё возможное, никого не удовлетворял. Решили, что завтра им следует посетить его в конторе и не позволить ему забыть о них.
Мои наблюдения и надежды безработных земляков подтвердились, фабрика действительно пожелала принять дополнительных работников, и Крис таки пропихнул их туда. Во вторник мы уже вышли на работу все вместе. При распределении рабочих мест, наша чёрная погонялка старалась поставить новых, не говорящих работников с достаточно опытными упаковщиками, способными найти общий язык с ними. Всех их расставили в паре с поляками, только Аркадий оказался за одним столом с моим земляком, у меня за спиной.
С этого дня жизнь несколько наладилась. Для большинства моих соседей эта работёнка за 3,60 в час была спасением, и они очень ценили это благо. Аркадий постоянно напоминал всем, что у него бывали времена и получше. И он ходил на эту работу с таким видом, словно делал кому-то огромное одолжение. Татьяна по-прежнему приносила на работу бутерброды, теперь уже с учётом и на Аркадия. Кроме поддержания нас продуктами, она обеспечивала их и сигаретами. А так как курить им хотелось и после работы, то последовали регулярные мелкие денежные займы, о чём я узнал от самой Татьяны.
Сообщила она мне об этом, потому, что её удивили заверение Аркадия, в добросовестном возврате долга со ссылками на скорую зарплату двоих из нас. Я был удивлён тому и ответил Татьяне, что впервые слышу о том, что она даёт им деньги, что я и без этого должен за жильё и вовсе не намерен погашать чьи-то табачные займы.
Вопрос о курении дома постоянно служил поводом для раздора. С курящими воевал Сергей. Его отношения с соседями по комнате, Аркадием и моим земляком, обрели открыто неприязненные формы. Обмены взаимными претензиями у них возникали по поводу различных бытовых мелочей. Я, насколько это было возможно, сторонился от назревающего конфликта. Наконец, доработав до второй пятницы, я и мой земляк получили зарплату за первую рабочую неделю.
За 45 часов работы, после всех удержаний, нам начислили к выплате всего по 162 фунта. Из которых я оставил себе лишь на самые необходимые текущие расходы, а большую часть раздал по своим долгам, и всё ещё оставался должным. И сама зарплата, и моя долговая моральная зависимость несколько удручали меня. Однако в активе у меня теперь была почти отработанная неделя, зарплата за которую, вполне покрывала все мои долги.
В субботу каждый коротал время, как хотел. Аркадий и мой земляк, сблизившиеся на почве постоянных поисков табака и прочих общих интересов, прикупили выпивку, и засели на кухне.
За месяц нашего совместного обитания, я уже в который раз слышал их хвастливые пересказы о своих украинских достижениях. Если всё это послушать, то их текущее британское существование являло собой некое дико несправедливое недоразумение, так как у себя дома они были очень успешными предпринимателями и уважаемыми людьми. Многократные повторы о своих украинских профессиональных успехах и завидных доходах, хвастливые подробности о потребительских привычках и домашних возможностях… Все эти разговоры провоцировали мой накопившийся в этой жилкоммуне сарказм.
— Слушая вас, ребята, я задаюсь вопросом: на хрена вы оставили в Украине все эти блага и приехали сюда собирать окурки и сушить их на батарее? — грубовато влез я в тему. — Я не знал Аркадия в Украине, возможно, он у себя в Мариуполе действительно торговал ворованным металлоломом и менял иномарки, как носки. Только чем больше я знаю его здесь, тем меньше я верю всему этому трёпу. Что же касается моего земляка, то все эти легенды о тренерских достижениях и доходах — просто хвастливое враньё-самоутешение, слышать которые так часто уже невмоготу!
— А тебя никто и не просит слушать, — отреагировал мой земляк. — Твоё мнение никого не интересует, судишь здесь по своим неполноценным меркам, достал уже всех, суёшь свой нос куда не просят. За кого ты себя, вообще, возомнил, что указываешь кому-то?! Шёл бы та не хер, без тебя тошно…
— Вам нет необходимости посылать меня, можете считать, что я уже отправился туда.
Мне меньше всего хотелось быть кому-либо в тягость. Это был именно тот случай, когда баба с воза — кобыле легче. Сейчас мне особенно не хватало тех, уже заработанных денег, чтобы раздать остатки долгов своим соседям-землякам, и приступить к самостоятельным действиям. Чем более, я уделял внимания чьим-то проблемам, тем более это воспринималось как должное и тем больше претензий мне предъявлялось. Было очевидно, что каждый имеет свой план и реализует его как может. Меня вовсе не грела перспектива стелиться перед всеми, искажать себя, угождать и содействовать чьим-то пожеланиям, а порой и требованиям. Подобные откровенно неприязненные замечания в мой адрес, положительно подталкивали меня к принятию самостоятельных решений. За это, я был даже благодарен им. Это были стимулирующие стрессы, раскрывающие мне глаза и подталкивающие к действию.
Я продолжал работать в паре с молчаливой Мартой. У меня за спиной, за соседним столом работали Аркадий и мой земляк. Они вполне освоились и успешно совмещали работу с разговорами, на что наша чёрная бригадир всё чаще и более озлобленно реагировала стандартным окриком Stop talking, please! Иногда я мог слышать колкие замечания соседей в мой адрес. Их содержание и интонации лишний раз подсказывали мне, что нам не по пути. Я эгоистично замыкался в своих замыслах и всё меньше реагировал на чьи-либо просьбы. Сергей постоянно читал мне нравоучения. Ссылаясь на Библию, он призывал смирить гордыню и полюбить ближних.
Кроме христианских назиданий и австралийских планов в его словесном потоке уже не первый раз упоминались некие ребята из России, с которыми он случайно встретился уже здесь в Лютоне. Он настойчиво рекомендовал мне поговорить с ними, считая, что те могут поделиться полезным опытом проживания в Англии на социальном содержании. Я пропускал это мимо своего внимания, но и не отказывался от встречи с ними, тут же забывая об этом.
На моё имя пришло письмо из Барклиз банка, в котором мне прислали код для пользования карточкой. Мой земляк неловко спросил меня, почему таковое не прислали и ему. Я просто посоветовал ему спросить об этом банк. А в следующую пятницу нам передали чеки и платёжные листы, из которых я узнал, что за 51 час мне к оплате начислили 183 фунта. А нашим польским коллегам, за эти же часы, другое агентство начислило к оплате по 208 фунтов. Выяснить, чем объясняется такая разница в оплате, я мог, лишь сравнив расчёты удержаний и начислений. Но польские товарищи насторожились и не пожелали показывать свои платёжки. С одним из них всё же удалось договориться, и он обещал мне дать свою платёжку, чтобы я мог с этим разобраться. При этом, он просил меня не говорить никому из поляков о его содействии мне. Я обещал.
О разнице в оплате я коротко доложил Крису по телефону, он был удивлён и даже не поверил, что таковое вообще возможно. Ему так же хотелось увидеть платёжку соседнего агентства. Мы договорились с ним о встрече среди недели.
В субботу я посетил банк и положил свой чек на счёт. Мой земляк снова обратился ко мне с предложением похлопотать по вопросу его банковского кода.
После всего, что я слышал от него в свой адрес за прошедшую неделю, я был удивлён его непоследовательностью. Я бы так не смог.
Его просьбу я просто не услышал, мысленно оставаясь там, куда он меня недавно посылал.
Свой фактический выезд из комнаты на четверых я уже рассматривал как вполне реальное и скорое событие. Мне осталось лишь подыскать подходящую комнату и арендовать её.
Раздав долги всем своим соседям, и самоустранившись от исполнения обязанностей общественного секретаря, я сосредоточился на вопросе о смене жилья. Татьяна знакомила меня на фабрике с некоторыми потенциальными арендодателями, но все эти варианты предполагали проживание в тесном соседстве с пакистанцами. К такому мусульманскому эксперименту я не был готов. Также, она упоминала мне и о местной социалке, услугами которой можно было воспользоваться, если решиться на прохождение через какие-то бюрократические миграционные процедуры. Я не вникал в суть этого, так как считал это абсолютно невозможным со своим украинским паспортом и просроченной визой.
Однажды Сергей снова напомнил мне о русских ребятах и настоял на встрече с ними, о чём он уже и договорился. Уж больно ему хотелось, чтобы я поговорил с ними.
Встречу назначили на выходной день в субботу, в центре города неподалёку от центрального отделения Барклиз банка, которое мы посещали каждую субботу, чтобы обналичить фабричные чеки.
