Юля Панькова - Война не Мир
Да хоть сводки Гидрометцентру, лишь бы не было туч над Нью-Йорком.
Во сне я видела, как мой покинувший землю милый знакомит меня со своей мамой. В моем сне его маму зовут Энн, и она печет пироги. Настоящий рай.
По случаю сдачи номера у нас в редакции вечеринка. Мы скидываемся на сыр с плесенью, вино и чипсы. Главред произносит традиционную речь, арт-директор хихикает. Со своим бокалом вина, наевшись плесени, я плюхаюсь за свой комп и на удачу тыкаю в файлы, вдруг попадется что-нибудь интересное, что можно дописать или подредактировать, пока остальные болтают. Но, открыв свою заветную папку с запасом статей, приготовленных на следующий номер, я неожиданно обнаруживаю, что много букв, которые я так тщательно писала, редактировала и распределяла по страницам, пропал. Нужных файлов нет ни в папках, ни на столе, ни в виртуальной корзине, хотя я хорошо помню, что последний раз, когда я открывала папку, файлы там были. Я возмущенно хлопаю челюстью. Главред предупреждающе говорит:
― Заколдованное место у тебя там, Лопухова! Ты смотри…
Арт-директор хихикает еще больше. Я хмурюсь.
В выходной, чтобы отвлечься от новой работы, я позволила себе вместо расшифровки мемуаров художника, покататься на роликах.
В середине недели к нам в редакцию пришла наш стилист и принесла рекламные колготки для съемок в рубрику «Мода». Славные колготки из коллекции, которая еще не вышла в продажу. Читателю такие вещи не по карману, но на страницах журнала мы цен не указываем. Мы ― три редакционные девушки и стилистша ― изучаем новинки. Женское начало приятно теплится. Мы осторожно выбираем из коллекции самое лучшее и прикидываем на белом столе для просмотра слайдов, как композиции из колготок будут смотреться на наших страницах. Мы стараемся не наделать затяжек, потому что в отличие от халявных банок косметики, дорогие колготки надо возвращать в магазин. Главред неожиданно говорит:
― Какие вы, женщины, скучные! Ножки, туфельки… Застой идей…
Вслед за его словами арт-директор срывается с места. Растолкав скучных женщин, он пробирается к столу и предлагает снимать колготки на кабачках. Или тыквах. Мы не верим.
Стилистша первая понимает, что кабачки и тыквы ― это всерьез. Она быстро собирает шелковистые ленточки в пакетики и обиженно сообщает, что выплатить ущерб за испорченную колготочную продукцию ей не хватит трехкратной зарплаты стилиста.
Помимо красоты и гороскопа в следующий номер мне приходится концептуально продумать несколько запасных вариантов для рубрики «Мода» (на случай, если главред со стилистшей не придут к соглашению, и нам не обломится снять колготки). В тайне от стилистши (как просил главный редактор) мне пришлось набросать планы «Б» и заготовить к ним отвлеченные тексты. Пока я новый человек в редакции, мне не годится качать права. И по любому, чем больше работы, тем лучше. Это позволяет мне забыть о бытовых мелочах.
В субботу я укаталась на роликах.
В понедельник я узнала, что до меня на посту редактора красоты (то есть, на моем) за два месяца сменилось три серьезных глянцевых журналиста дамского направления. Всех уволили.
Во вторник я застала коллектив редакции не в полном составе. Главред, стоя посреди комнаты, говорил что-то резкое про фоторедактора ― хорошую девочку, которая любит Цветаеву и ищет нам иллюстрации для статей. Ее самой в комнате не было.
Послушав немного, я предложила главреду не обсуждать коллег в их отсутствие. Главред рявкнул: пойдем-ка покурим, и ускакал в коридор. Мир ― это мультики, поняла я. Для более захватывающего сюжета главному герою (он же зритель) не положено знать, в какой момент рисоваться, а в какой лучше утухнуть.
В курилке главред произнес примерно следующее: мне и так плохо, а еще ты!.. Куря и слушая его речь, я старалась чувствовать себя шефо-предателем ― по сюжету мультика. Вне сюжета, как зритель, я поставила время на паузу.
Тому, кто добровольно посвятил себя описанию жизни, приходится за ней наблюдать. Наблюдать удобней со стороны. Поэтому временами я по привычке смотрю на события, в которых участвую, сверху, как кукловод, который дернул за ниточку, чтобы у его куклы поменялось выражение лица ― челюсть отъехала в сторону, пора что-то произнести.
― Ну извини меня, ― сказала я, дернув за ниточку, ― мне не стоило тебя огорчать.
Мы помирились.
Иногда мне кажется, что все, что со мной происходит ― не настоящее только потому, что мне не хочется иметь к этому отношения…
Когда на работу пришла фоторедактор, арт-директор довольно терпеливо и корректно объяснил ей, что она собирает для журнала не те иллюстрации. Загорелая брюнетка в ретровой ванне ― не наш интерьер, сказал он. У нас в стране девушки белые и купаются в обычных ваннах, замурованных под линейку в кафель. Эротичную заграничную морковь арт-директор тоже попросил заменить ― на нашу. Так и сделали.
После выхода нового номера (это был наш второй) у начальства была большая разборка. Издатель нашего холдинга ― главный над всеми журналами и их прибылью ― говорят, орал по чем мат стоит. Морковь в нашей глянцевой статье про сезонные витамины вышла кривая, убогая и грязная, потому что фоторедактор честно купила кило в Рамсторе и оттащила на съемку. Колготки стилистша с отчаяния сняла на своих славянских ногах. В статье про расслабляющую пену, на огромной иллюстрации в пол-листа у девушки из ванной торчала только мокрая голова, остальное кафель.
Я вспомнила анекдот. Марья Ивановна рисует на доске огурец и спрашивает Вовочку, что это. Вовочка честно отвечает: хй. Марья Петровна в ужасе бежит за директором. Рассерженный директор начинает топать ногами и ругаться: хулиганы, учителя до слез довели, вот и хй кто-то на доске накарябал!
После грустной вечеринки по поводу выхода свежего номера мы с главредом задержались. Мне нужно было дописать благодарственные письма в рекламные агентства, которые предоставляли нам баночки, и сообщить, что можно подвозить новые порции. Главред тоже что-то доделывал.
К полуночи мы, похоже, остались во всем издательском доме одни. Давно замолчали последние пылесосы уборщиц. Вдруг, прервав шуршание клавишами, главред откатил от стола и спросил, почему ему по жизни не удается наставить супруге рога.
― Заколдованный круг, ― с отчаянием алхимика сказал он.
От эмоций в его голосе мне стало его жаль. Я тоже оторвалась от работы и попыталась вникнуть в проблему. Я попробовала вспомнить, какие статьи писала на этот счет, но ничего не вспомнила. Тем временем главред вдруг подсел рядом со мной и начал хватать за шею. Я подумала, что если так начинать, наставить супруге рога никогда не получится. Как коллега коллеге я пообещала ему, что если он решит свою проблему где-то еще, я никому не скажу. Я, действительно, собиралась не говорить. А я и не говорю, я пишу…
В субботу, воскресенье и еще какой-то национальный выходной, который случился вслед за уикендом, я пила пиво на роллердроме, не вынимая из сумки роликов. Потом я стреляла там же в детский пейнт-болл.
После праздников издателю была подана малява на стилистшу. На двух листах подробно описывалось, как сотрудница редакции сорвала съемку колготок на кабачках. Стилистшу без разборок уволили. Мы не поняли. Маляву издателю писал арт-директор, и мы узнали о ней, когда фиг – насос. Арт-директор утешил: со съемками будем справляться своими силами.
После обеда меня пригласили сниматься в соседний женский журнал. Там делали статью про что-то модное, и я подошла под размер. Должно быть, анорексия.
Вещи и девушек к вечеру собрали в студии. Приглашенная визажистка долго набирала кисточками схожие оттенки в миллионе палеток и украшала мазками мое лицо, пока остальных наряжали. Украшенная я помогала расправлять на столах в фотостудии маечки, бусики, трусики и прочую белиберду. Работая, фотограф спросил:
― У вас этот парень, арт-директор совсем больной, да?
Когда для корректуры были готовы новые тексты, корректор с маленьким опытом работы в издательском бизнесе начала откровенно высказываться. По ее некомпетентному мнению правки главреда делали мои статьи смесью французского с нижегородским. Боюсь даже догадываться, какой из наречий был чьим. По аське я написала корректору, чтобы лучше держала свое творческое раздражение при себе, пока никто не обиделся.
На следующий день к нам в редакцию прислали родственника одного из издателей. Это был молодой парень, похожий на рязанца, как скрипка на позвоночник, ― юные щеки, русые кудри, голубой взгляд, в общем, полный имиджевый набор. У него нужно было взять интервью про клинику для лечения наркоманов ― в клинике изобрели и практиковали новый метод лечения, эффективнее многих на очень много процентов. Трудотерапия на свежем воздухе, или что-то такое (хотя мне казалось, что этот метод довольно старый). На наркомана парень никак не походил. Мы уселись в кофейне без диктофона. Парень очень медленно говорил. К середине он вдруг оговорился:
