История тишины от эпохи Возрождения до наших дней - Корбен Ален
Есть и более трагичный вид молчания: в романе Франсуа Мориака «Тереза Дескейру» описано молчание двух супругов, разделившее их, поскольку им не удается найти общего языка; именно оно становится отправной точкой к преступлению. В молчании Бернара — ключевая причина трагической участи Терезы. Как раз оно с самого начала перекрыло для супругов путь в «манящий край восторженной любви», и это обрекло обоих на пустое, безрадостное существование. Постепенно Тереза стала чувствовать, что молчание мужа уничтожает ее, губит и она заперта в нем. Оно погружает ее «во мрак, в глубины глубин ее существа» [251]; безмолвие Бернара привело историю к трагической развязке.
Продолжая тему трагической стороны молчания, укажем на поэму «Долорида» Альфреда де Виньи. Главная героиня, Долорида, поджидает своего любовника, намереваясь убить его. «Какое долгое молчанье!» — восклицает поэт, показывая нам сиену их встречи.
В романе «Трава» Клод Симон с пристальным вниманием к звуковой составляющей ситуации описал изнасилование Луизы в ванной комнате человеком, именуемым в книге «старик». После непродолжительной борьбы оба падают на пол «в каскаде грохота, отлетавшего во все стороны гулким эхом, оглушительным в безмолвии ночи [...] — и затем настала тишина, пришла не мягким приливом, а надвинулась всей своей тяжестью; она казалась настолько властной, давящей (это была словно тонна тишины), вездесущей и неумолимой, что мелкий моросящий дождь, рассыпавшийся брызгами (словно ниточка воды, украдкой сочащаяся из мощной скалы), зашуршал на улице снова».
Литературные произведения, описывающие разрушительное воздействие безмолвия на отношения между мужчиной и женщиной, отражают реально существующую проблему, которую Фредерик Шово рассматривает в своей книге «История ненависти». Посвятив долгое время тщательному изучению юридических архивов XIX века, этот историк считает молчание одним из главных факторов, ведущих к распаду пар, что он и доказывает, анализируя чувство ненависти между двумя индивидами. «Отношения, замешенные на ненависти», обречены ибо подвержены губительному действию взаимной «вызревшей злобы». И если большинство людей не прибегают к открытому выражению агрессии и насилию, они так или иначе проявляют свою «постоянную раздражительность». «Гнетущее молчание, — пишет Фредерик Шово, — длящееся, кажется, целую вечность, оказывается грозным невидимым оружием». Не разговаривать со своим партнером означает «дать ему ощутить себя объектом ненависти, который другой пытается вытеснить из собственной жизни». Зачастую эта ненависть, как замечает Фредерик Шово не без нотки юмора, парадоксальным образом превращается в «крепкий цемент, обеспечивающий долговечность союза и удерживающий мужчину и женщину вместе гораздо успешнее, чем это сделала бы любовь». Тем более что социальные условности и правила приличия иногда вынуждают партнеров нарушить молчание ненависти. Они хотят казаться гармоничной парой, словно все между ними идет гладко. В присутствии посторонних, кем бы те посторонние ни были, партнеры удостаивают друг друга скупыми фразами — для разнообразия. Но стоит им остаться наедине, «без любопытных свидетелей, они снова вязнут в непреодолимом молчании». Фредерик Шово особенно подробно исследует этап зарождения этого безмолвия. Иногда оно бывает следствием простой ссоры или мелкого разногласия, после которого мужчину и женщину внезапно охватывает взаимная злоба и каждый клянется внутри себя самого, что отныне и впредь ни словом не обмолвится с партнером. Так «закаливается ненависть, и оба начинают вести счет смехотворным проступкам другого, укрепляя в законных правах вечное молчание, пропитанное отвращением» [252].
Ценители творчества Эдварда Хоппера знают, насколько часто он обращался к теме тишины и как точно и объемно умел передать на своих картинах молчание, отражающее пропасть между мужчиной и женщиной, — скажем, один из них смотрит в окно, отодвинувшись от другого, или каждый занимает такое место в пространстве картины, которое уже не способно вместить партнера. Любители кинематографа помнят, разумеется, то особое молчание, какое является главной темой фильма Пьера Гранье-Дефера «Кошка». Наблюдая за взаимоотношениями главных героев, чьи роли исполняют Симона Синьоре и Жан Габен, зритель может проследить, каким образом молчание вытекает из окаменевшей взаимной ненависти или, по крайней мере, из отчуждения. Этот фильм демонстрирует то же, что и книга Фредерика Шово: молчание, как ни удивительно, постепенно скрепляет персонажей, и они становятся неразделимы.
Постлюдия.
Трагическая грань молчания
«В тишине, — пишет Макс Пикар, — присутствует не только умиротворяющее, целительное начало, но также нечто мрачное, хтоническое, наводящее страх, враждебное, и оно может подняться из ее потаенных, демонических глубин» [253].
В истории западных стран тревожащий аспект тишины связан, прежде всего, с Богом — Жорж Симон называет это явление «бескрайней эпопеей молчания Господа» [254]. Мы уже затрагивали тему двух великих безмолвий — того, что укрывало Вселенную в момент Творения и о котором сказано в Книге Ездры, а также долгое, величественное безмолвие, относящееся к эпизоду из Апокалипсиса, когда была снять седьмая печать и все замерло в ожидании Слова. Кроме того, мы рассуждали о молчании Бога в главе, посвященной проблеме тишины как неизреченного слова, и где проводилась мысль о том, что если Всевышний (за исключением библейской сцены крещения Иисуса) не произносит слов как таковых, то Он обнаруживает Свое безмолвное присутствие в форме облака, дымки, легкого дуновения и прочих знаков, которые образуют особый символический язык. В христианской традиции трансцендентное молчание Бога видится как неотъемлемо присущее Его природе, суть которой непознаваема. В католической Франции XVII века Паскаль развивает свою теологическую модель, представление о Боге сокрытом, сокровенном, Deus absconditus. В его концепции такой способ бытования Господа в мире, Его окутанность безмолвием и сокрытие Богом Своего присутствия вполне справедливы и во благо верующему. Непроявленность Бога, часто пугающая, напоминает человеку о том, что он грешен. Бог как начало трансцендентное как раз и должен быть непостижим, загадочен. С точки зрения Жана де ла Круа, Божественное безмолвие предоставляет человеку свободу выбора: веровать или нет. В «Духовной песне» Жан де ла Круа вопрошает: «Где скрываешься Ты?», и за этим обращением стоит безмерная любовь.
Однако есть и оборотная сторона медали: безмолвие Бога может рассматриваться как трагедия. Он молчит, не обнаруживает Своего присутствия, и в результате ставится под сомнение само Его бытие. Но даже если оно несомненно, Бог может показаться равнодушным, безразличным по отношению к миру — подобное восприятие возникало от Ветхого Завета. Не является ли молчание Всевышнего на фоне всех земных несчастий и горя, перед лицом страшных стихийных бедствий, страданий и смертей доказательством того, что Его не существует? Даже самый ревностный христианин, столкнувшись с Божьим безмолвием, начинает думать, что Его на самом деле нет, и вера его временно ослабевает.
Возмущенный таким молчанием, человек принимается роптать. Это можно проследить по многим фрагментам Ветхого Завета, который подробно анализирует Пьер Куланж. Речи о несправедливости обращает к Богу Иов. Мы слышим возглас отчаяния, подобный тому, какой издаст распятый Иисус. В Книге Притчей (1:28) сказано: «Тогда будут звать Меня, и Я не услышу». Книга Плач Иеремии пронизана гневом на безучастность Господа, Его голос не слышен, Он не обнаруживает Своего присутствия и будто бы равнодушен к страданиям избранного народа. Пророк Исаия говорит: «Истинно Ты — Бог сокровенный» (Исаия, 45:15).
