История тишины от эпохи Возрождения до наших дней - Корбен Ален
Оберман из романа Сенанкура считает, что «молчание оберегает любовные грезы», но стоит только любви выйти из-под защиты молчания, она катится в небытие, в котором «гаснет наша жизнь». Альфред де Виньи неустанно подчеркивал значимость молчания, скрепляющего любовные узы. В одном из его стихотворений лирический герой предлагает своей возлюбленной поселиться в пастушеской хижине среди зарослей вереска:
Однако в ответ Ева говорит: «Мне б в одиночестве уйти в ту целомудренную тишь».
К великой роли молчания в любви то и дело возвращается в своем творчестве Виктор Гюго. В сборнике «Созерцания» он описывает молчаливую прогулку двух влюбленных:
В стихотворении «Под деревьями» о полноте этого безмолвного блаженства говорится более подробно:
В литературе XX столетия взаимосвязь любви и молчания становится одним из лейтмотивов. Повествователь «Поисков утраченного времени» в тишине смотрит, как спит Альбертина, и молча любуется этим: «Чувствуя, что она спит непробудным сном, [...] я смело и бесшумно прыгал в постель, ложился рядом с Альбертиной, одной рукой брал ее за талию, целовал в щеку и в сердце; куда бы я ни положил вторую руку, она пользовалась полной свободой, и ее тоже колыхало, как и бисеринки, дыхание спящей. [...] Когда дыхание Альбертины становилось более шумным, то создавалось впечатление, что она задыхается от счастья, и, когда мое счастье достигало предела, я мог обнимать Альбертину, не нарушая ее сна» [243]. Подобные чувства можно испытать в тишине комнаты за сочинением любовных писем.
Позволить себе молча помечтать о любви — в сущности, одна из задач этой главы нашей книги. У Сент-Экзюпери есть строки о девушке, побывавшей в краю «мыслей, голоса и молчаний возлюбленного» [244]. В «Постороннем» Альбера Камю именно молчание рождает гармонию, прочувствованную повествователем и Мари на пляже: «Я поцеловал ее. С этого момента мы не произнесли больше ни слова». Позднее Паскаль Киньяр напишет: «Только молчание позволяет нам разглядеть другого человека» [245].
Впрочем, любви свойственны разные виды молчания, на что нам уже намекнул Альфред де Виньи. С одной стороны, есть молчание, сопутствующее удовольствию и чувственным наслаждениям, с другой стороны — то, которое перетекает к нам от объекта страсти; обратимся теперь к этой второй разновидности. Удовольствие, получаемое от любви, и его ожидание, предвкушение, кульминация и состояние, охватывающее человека после вкушения радости, — все эти градации ощущений неразрывно связаны с молчанием. Если верить на слово авторитетам XVIII столетия в области плотских утех, молчание обнаруживает всю свою силу уже в тот момент, когда женщина начинает ласкать мужчину, отчего последний приходит в восторг.
Разумеется, мужское стремление получить удовольствие от этих ласк окружено совершенно особым молчанием. Рубо, врач, рассказывает о случае молодого человека с флегматическим темпераментом, неспособного к эрекции «при совокуплении и у которого извержение семени происходит исключительно в тишине, при мастурбации». Деланд, также врач, приводит прочие примеры любителей молча мастурбировать прямо в гостиной, в присутствии семейства. «Они не совершают ни единого движения, или почти не совершают», однако «в их позе, в лице и молчании [...] присутствует нечто особенное», и врачу тут сложно ошибиться. «О том, что происходит в действительности, ясно свидетельствуют блеск в глазах и признаки бурного волнения» [246].
«Современный эротический словарь» Альфреда Дельво, изданный в 1864 году, не избегая сочности фраз, констатирует удовольствие, какое может испытать женщина во время мастурбации. Молчание в этом случае не осознанное, но объясняется состоянием, которое в те времена называли «маленькой смертью», в тот момент у женщины «белые глаза» [247], то есть она их закатывает.
В «Пунцовом занавесе» Барбе д'Оревильи указывает на тишину как естественное и непременное условие любовной близости. Альберта, героиня повести, молчит. И это молчание настолько глубокое, что пронизывает все ее существо. Альберта получает высшее наслаждение от близости. Ночь за ночью, говорит нам повествователь, «она по-прежнему — даже у меня на груди — оставалась молчалива, редко объяснялась со мной на словах» и «отвечала мне только долгими объятиями. Ее печальный рот был молчалив во всем... кроме поцелуев». В отличие от других женщин, Альберта после момента удовольствия «просто молчала». Повествователю удается услышать от нее «разве что какое-нибудь односложное словцо». Так продолжалось полгода. Потом в одну из ночей Альберта «была еще влюбленней и молчаливей, чем обычно. (...) Я слышал ее через объятия. И вдруг перестал слышать. Руки ее больше не прижимали меня к сердцу, и я решил, что она в беспамятстве, а это нередко случалось с ней (...) Из опыта я знал, как протекают у Альберты пароксизмы сладострастия» [248], однако теперь девушка была мертва. Неподвижная, холодная, она по-прежнему лежала возле своего возлюбленного на синем диване, в пугающей тишине дома.
Позднее Жорж Бернанос в романе «Господин Уин», о котором нам уже довелось вести речь выше, даст яркий образ пропитанного чувственностью молчания. Супругами стали двое небогатых и простых людей: дочь старого Девандома, чья работа не приносила большого дохода, выходит замуж за браконьера Эжена, которого впоследствии обвинят в убийстве слуги с фермы. Жизнь их складывается непросто. Впрочем, жена «узнала именно от Эжена то особое молчание, мужское, суровое, которое вызывало в ней жалость ко всей оставшейся части мира. Отныне круглые сутки не было больше ничего, кроме этого молчания, в нем она и жила, свернувшись калачиком, — податливое, терпеливое существо, окруженное молчанием. Всё за пределами него бесцветно, пресно и мелко» [249]. В итоге, когда Эжен решает покончить с собой, жена поступает так же, и они оба совершают самоубийство в доме, гае жили. После финального выстрела опустилась «завеса тишины и ночи».
Благосклонный свидетель пылкой любви, молчание, однако, иногда сопровождает распад отношений. Об Альбертине повествователь Марселя Пруста рассказывает так: «Помехи появились у нее теперь, и о них она ничего не говорила, так как, без сомнения, считала, что они неустранимы, незабываемы, что их следует держать в тайне и что они выстраивают между нами стену осторожности в ее словоупотреблении и образуют промежутки непреодолимого молчания» [250]. Обратимся снова к семейной паре, выведенной Гюисмансом на страницах его романа «В пути». Долгое пребывание в мрачном доме скупых и молчаливых родственников мало-помалу отдалило супругов друг от друга. Деревенский обиход выхолостил их любовь своим безмолвием. Отныне оба, муж и жена, хотят жить в одиночестве и молча вынашивают мечту о смерти супруга. Ночью они притворяются, что спят, чтобы избежать разговора. Им больше нечего сказать друг другу. В день отъезда этой пары, Жака и Луизы, родственники, у которых они останавливались, в крайнем смущении от повисшего между ними молчания.
