Ирина Аффи - Минск – Бейрут – неизвестность
Все встреченные на их пути люди, на восемьдесят процентов мужчины, были вооружены. Женщины перемещались быстро, с невероятным количеством переполненных мешков, стараясь запастись за один поход в магазин как можно большим количеством продуктов. Машин было мало, проезжали быстро. Вообще, атмосфера была напряжённой и ощущение опасности усиливалось.
Возле блокпостов внутри города было пусто, только вынужденные проезжать этими дорогами редкие машины останавливались на досмотр.
Ближе к больнице улицы наполнились пешеходами и припаркованными автомобилями. На входе стояла вооружённая охрана, на парковке люди с автоматами. После тщательной проверки их пропустили, запретив брать с собой что-либо.
Надин лежала в хирургии на третьем этаже вместе с четырьмя женщинами, состояние которых было гораздо плачевнее. Одна то приходила в сознание и начинала бредить, то опять проваливалась в никуда. Её голова была перебинтована, на марле видны засохшие пятна просочившейся крови. Две другие – с ампутированными конечностями и множественными ранениями. А рядом с Надин молодая девушка с обширными ожогами. Палата была рассчитана на трёх человек, и присутствие пяти больных и ухаживающих за ними создавало невыносимую давку.
Надин лежала, повернувшись к стене. Едва услышав голос Хади, она подняла голову и, приподнимаясь на руках, стала подтягивать ноги, принимая сидячее положение. Волосы сбиты, пижама от неловких движений перекручена вокруг тела. Она тоненькими ручками быстро пыталась исправить и то и другое, пригладила волосы, начала поправлять пижаму и тут увидела Ахмеда. Наверное, желая вскочить от радости и броситься к нему навстречу, она рванулась вперед, потеряла равновесие и чуть не упала с кровати.
– Ахмед! Приехал! Иди, иди я тебя обниму! – она сияла от счастья.
– Маленькая моя, аккуратнее, чуть не упала, что ты! Боже! – эта радость и полная беспомощность ножом перерезали его душу. Он попытался обнять её, но она отстранилась:
– Не надо, от меня плохо пахнет. Я грязная вся. Ты там сядь. – полушёпотом, стесняясь посторонних в палате, сказала она.
– Ну что ты, Надин! За тобой кто-то ухаживает?
– Ты же видишь, сколько тут людей. Ко мне Хади приезжает, но он же мужчина. – она заплакала, стесняясь своих слёз, но не в силах их сдержать. – Ахмед, забери меня отсюда! Я часами жду, пока мне утку принесут, иногда не успеваю, а тут каждый день новые тяжёлые больные. Сейчас же шииты только в шиитские больницы поступают, сунниты в суннитские, христиане в христианские. А сюда каждый день столько привозят, что, мне кажется, скоро всех наших убьют. Я Хади жду каждый день и боюсь, что он не приедет. А он приезжает, гоняет медсестёр, деньги им платит, а уезжает и опять никто не подходит. Забери меня!
Она никогда не жаловалась, росла таким маленьким хрупким бойцом с огромным сердцем, всех жалела, помогала ещё до того, как её просили. И сейчас лежала и страдала бы, молча, боясь обременить Хади и помешать его поискам. Но Ахмед это другое, ему всё по силам. И она сдалась.
– Птичка моя, потерпи чуть-чуть. Я только найду твоего врача, всё узнаю у него, заберу все документы, и сегодня же заберу тебя. Подожди, хорошо? – Он целовал её немытую кивающую головку. – Подожди!
Потом, обернувшись к Али и Хади, добавил:
– Мы никуда больше не едем, забираем её домой. Хади, собери вещи и найди какую-нибудь медсестру, чтобы поменяла ей бельё и одежду в дорогу.
– Нет одежды, наверное.
– Найди медсестру, я что-нибудь придумаю. – он отправился по коридору искать врача. На его счастье, тот в перерыве между операциями отдыхал в ординаторской.
– Здравствуйте, доктор! Я доктор Ахмед, стоматолог. Я хотел бы узнать о своей сестре Надин, палата четыреста восемнадцать. Я хотел бы её забрать.
– Проходите, доктор. Вот её история. Вот снимки до и после операции. – устало выложил он на стол папку.
– Я стоматолог, поэтому мне важнее выслушать вас, боюсь, я мало что пойму по снимкам. Но уход у вас ужасный!
– Какой уход, коллега?! О чём вы?! Больные скоро будут лежать по двое на койке, а вы про уход! У меня по четыре операции в день бывает, думаю уже только о том, как бы правильную ногу ампутировать, не ошибиться!
– Понимаю. Пусть хранит Вас Аллах и даст Вам сил в Вашем труде!
– Вашей сестре повезло, ей вовремя и хорошо проведена операция. За это не беспокойтесь. Но выхаживать её лучше, конечно, не здесь, а в месте поспокойнее. Поэтому, несмотря на её состояние, я даже рекомендую вам её забрать. Я напишу вам необходимое лечение, оно будет длительным, но должно дать эффект. А через недели две подключите физиотерапию, массаж. Ну и, конечно, надо пытаться двигаться.
Надин забрали, переодев во врачебный хирургический костюм вместо сменной одежды, его цену включили в счёт за лечение. По дороге удалось купить почти все лекарства, одежду не искали, боясь останавливаться лишний раз. Али сказал, что его жена что-нибудь подберёт из своей.
Аккуратно, на руках Ахмед поднял сестру домой. Мама, к его удивлению, очень собранно и толково занялась своей девочкой, забыв про свою слабость. Материнский инстинкт не стареет и не слабеет с годами. И если рядом ребёнок в беспомощном состоянии, то неизвестно откуда берутся силы и разум.
Совершенно воспалённая и в некоторых местах облезшая, как после ожогов, кожа на промежности и ягодицах Надин вызывала постоянную боль и жжение. Заботливая мама с помощью Ахмеда усадила её на табурет прямо в ванной, вымыла и обработала каждый сантиметр её больного тела, и всё плакала вместе с ней, не верящей в окончание своего мучения и страхов. Потом ароматную, с румяным от купания и опухшим от слёз лицом, в прекрасном и мягком махровом халате её усадили ужинать на диван в гостиной, сами разместились рядом за столом. Уставшая и разомлевшая она быстро уснула, а мама, поправив ей подушки, послала себе на соседнем диване.
– Ахмед, сынок, не закрывай дверь, может понадобиться твоя помощь. Мне нужно время, чтобы приноровиться даже к её элементарным нуждам. Иди, я тебя обниму! – она прижалась к его плечу лицом. – С тобой в наш дом опять вошла надежда. Всё будет хорошо теперь! Моё сердце чувствует, что скоро вы найдёте и Гаcана.
Но сердце, подарившее надежду матери, выдавало желаемое за действительное. Гаcана нашли, он был в списках погибших в лагере Ансар, вывешенных через несколько дней. Хади не мог поверить, ведь он каждый день узнавал, есть ли его брат в числе пленных и ему отвечали, что нет. А он умирал там от заражения крови после ранения, оставленный без всякой медицинской помощи. Жаловаться было некому и ничего нельзя было изменить. Им отдали тело для захоронения и братья отвезли его на кладбище рядом с могилой отца. Почерневшая от горя мать до ночи сидела на их могилах, а потом сказала, что возвращается с Надин в свой дом, чтобы принять соболезнования всех близких и друзей мужа и сына. Это её последний долг перед ними. Поэтому с кладбища отправились домой, в суетливый беспорядок, который оставляют спешно убегающие люди. Если бы не Надин, которой надо было заниматься постоянно, мама бы слегла. Но бесконечные бытовые трудности, которые приходилось преодолевать ежечасно, удерживали её от погружения в своё горе. Одна обработка кожи и гигиенические мероприятия забирали много времени и сил, плюс ещё добавились судороги в мышцах, боли в спине. Надин очень страдала, что стала такой обузой для матери, вместо того чтобы стать поддержкой в такое сложное время, но Ахмед её успокоил, сказав, что никакие утешения не помогли бы маме сейчас так, как необходимость вставать каждое утро с мыслью о том, насколько затянулись её ранки.
В дом приходили немногие из оставшихся в городе знакомых и друзей покойных, в основном пожилые. Всех как-то коснулась война и всем было о чём поплакать, поэтому дом стал местом их общей скорби. Ахмед понимал, что в такой обстановке они не только Надин не поднимут, но и маму благополучно уложат в постель с инфарктом, поэтому, как и планировал, связался с дядей и договорился об отправке сестры к нему на лечение в сопровождении мамы. Дядя со всем радушием согласился принять семью своего покойного брата и уговаривал Ахмеда с Хади ехать вместе с ними и забрать Лейлу с семьёй, но Ахмед, поблагодарив, сказал, что и Надин отправляет только на лечение, на полгода, а они сами справятся, им не привыкать. Это Ливан, здесь никогда не было стабильно и спокойно.
Спешно, насколько это было возможно в тех условиях, он занялся оформлением документов, снял со счёта большую часть доступных средств и в достаточно быстрый срок отправил Надин с матерью к заокеанским врачам.
В большом пустом доме, когда-то не вмещавщем всех своих обитателей, остались они вдвоём. Два уставших брата, похоронивших третьего, похоронивших отца, учивших заново ходить свою сестру и молившихся за здоровье пожилой мамы, полетевшей за тридевять земель отвоёвывать у болезни свою дочь.
