Ли Су - Сказание о новых кисэн
— Силлан-чхи-чхоречхон, — прокричал пятое правило свадебной церемонии водитель Пак, — жених, идите и займите свое свадебное место.
— Силлан-донхян-нип, — громко сказал очередное правило водитель Пак, поглядывая по сторонам, — жених, встаньте в направлении востока.
Надевание головного убора жениха с двумя крыльями означало, что идет церемония хвачхомори. До Пак сачжана донесся восхищенный и завистливый шепот зрителей. Он притворно закашлял.
— Синбу-чхуль, — громко сказал водитель Пак следующее правило, незаметно кинув взгляд на мадам О, — невеста, выходите.
Мисс Мин медленно вышла, поддерживаемая под руки свидетельницей мадам О и сумогётси[52] — помощницей невесты мисс Чжу. «Роскошно наряженная, она очень красива», — шептали со всех сторон. В глазах кисэн, которые, перешептываясь друг с другом, разглядывали ее, смешались восхищение, радость, гордость, ревность, зависть…
— Силлан-чжонмён — прокричал водитель очередное правило, — жених, встаньте лицом к невесте.
Несомненно, Пак сачжан был похож на рыбу змееголова. Вероятно, такой он человек: даже если его положить в котел с кипящей водой, он выпрыгнет из нее, с треском откинув крышку.
— Силлан-синбу-кве, жених и невеста, встаньте на колени, — снова раздался голос водителя Пака.
«Мисс Мин сегодня ночью будет лишена девственности. А как же ее любимый? Ой, что будет с ним? — без конца перешептывались друг с другом кисэны. — Да, дела».
— Квансе-чжип-гон — вымойте руки и вытрите их полотенцем.
Ладонь Пак сачжана была широкой, а ладонь мисс Мин — маленькой и узкой, словно удлиненное лезвие ножа. Судьбы двух людей, предсказанные путем совместимости вида рук жениха и невесты, в значительной степени совпадали.
— Силлан-синбу-хын, — выкрикнул водитель Пак очередное правило, — жених и невеста, встаньте друг против друга.
Только в этот момент Пак сачжан наконец увидел лицо своей невесты.
— Синбу-чжэбэ, — громче чем обычно прокричал очередное правило водитель Пак, — невеста, сделайте два глубоких поклона жениху.
Мадам О волновалась больше, чем невеста. У нее вдруг возникло горячее желание выпить. Она много раз была свидетельницей невесты, но сегодня у нее, неизвестно почему, подол юбки все время путался под ногами.
— Синбу-кве, силлан-даб-ильбэ, — невеста, встаньте на колени и сделайте поклон жениху, а жених, сделайте в ответ один поклон.
Во время церемонии мисс Мин не смотрела на жениха Пак сачжана, потому что ей было неважно, кто будет ее «мужем». Но эта длинная и утомительная процедура была частью церемонии, которую нельзя было пропустить, как в случае с гусем. Она тревожилась лишь за мадам О, волнение которой чувствовала через дрожь в руке, словно не ей, а той поднимали волосы валиком.
Она думала о том, что в самый расцвет кибана, когда в нем часто собирались политики, кисэны, уступавшие по мастерству и искусству мадам О, сумели накопить довольно значительные суммы денег, и лишь она одна не сумела ничего скопить. «Пусть она была известна на всю страну, но какая польза от этой известности?» — с жалостью думала она, в душе давно решив, что уж она-то не будет так жить.
Поглощенная мыслями о людях, облеченных богатством и властью, она не замечала, как проходил обряд бракосочетания. Опустив голову, закрыв глаза, она лишь садилась, вставала, делала поклоны, следуя указаниям мадам О и мисс Чжу. Она открыла глаза, лишь когда услышала слова водителя Пака: «Церемония окончена».
7Разве может церемония хвачхомори не закончиться развлечениями? В обычные дни во дворе Буёнгака горело всего лишь несколько ртутных ламп, но сегодня, словно флаги всех стран мира, все лампы ослепительно сияли, повсюду были развешаны мигающие разноцветные миниатюрные лампочки. Работницы кибана, люди из свиты жениха, гости, приехавшие издалека, усевшись по своим местам, пили, ели, обменивались рюмочками с сочжу, рассказывая друг другу последние новости. Один пьяный плейбой, шатаясь, попробовал было встать, но, рухнув на место, стал сидя напевать мелодию «Песня о странной вещи» из пхансори «Сказание о Бёнгансве», добавляя возглас «ольсу» в конце каждой ее строки.
Удивительна штука.
Очень странен сей предмет.
Рот беззубого монаха?
Есть усы, зубов же нет.
Влажно смочено дождями,
Вспахано, как борозда.
А внутри — горох? фасолька?
Что за странная… звезда?
Топором его рубили,
Раскололи по прямой.
Постоянно источает
Он родник воды живой.
Весь в движенье, словно рот,
Только слов не издает.
Не успел он закончить петь, как встала одна из певиц-кисэн и, игриво раскрыв складной веер, улыбаясь, вышла вперед, желая спеть ответную песню. Судя по тому, как она стояла, профессионально поправив воротник куртки, было видно, что она была опытной певицей.
Удивительна штука.
Очень странен сей предмет.
Как слуга с большой мошною,
Чьи карманы — склад монет,
Как охранник возле штаба,
Красная сверкает шляпа,
Ствол ли ивы возле речки,
Что качает ветер вечно?
Шест для юного тельца,
Что обмотан у конца.
Не простудой ли страдает?
Весь соплями истекает.
И при этом грозен он,
Если сильно возбужден.
Все захлопали в ладоши, раздался громкий смех. То, что приехавшие со всей страны по разным причинам плейбои, донжуаны, казановы, витиевато говоря друг другу на понятном только им языке: «сегодня цветок расцветет», а глядя на мадам О — «деревья оделись в золотой багрянец», собрались в одном месте вместе с кисэн-танцовщицами, кисэн-певицами и кисэн-красотками Буёнгака, само по себе было зрелищем, на которое хотя бы один раз стоило посмотреть.
Табакне, о чьей жадности говорили, что если она что-то схватит, то никогда не отпустит, сегодня, в виде исключения, раскрыла свой кошелек. Она положила на электронный орган 20 тысяч вон, а затем такую же сумму дала барабанщику с цветной банданой на голове. Работницам Юнхине и Ёнсонне, которые были болтливы, малодушны и притворны, как рыба зунаси, она тоже заблаговременно заткнула рты деньгами. Послышалась песня.
Что есть любовь, сестры?
Круглая или острая?
Краткой иль длинной ее назвать?
Можно ль измерить? можно ль поймать?..
Не печалил ли мадам О ее собственный голос, слившийся с мелодией хэгыма, который, обогнув комнату молодоженов в заднем домике, с сожалением падал под стол с напитками и закусками? Даже «всезнайка» господин Ли, до сих пор радостно выкрикивающий возгласы типа «ольссу!», «хорошо!», «ах!», «эх, ты!» в конце каждой строки песни, вдруг притих и слушал, не произнося ни слова, восхищенно глядя на нее. Несмотря на то, что, по слухам, она была в возрасте, ее фигура до сих пор была безупречно обворожительной.
Пак сачжан, сняв свадебную одежду жениха, не замечая, что мисс Чжу преподносит ему рюмку с сочжу, был занят лишь тем, что украдкой с вожделением смотрел на мисс Мин, которая сидела за шторой из ткани рами, не двигаясь, словно нарисованная. Слегка опущенное лицо ее едва виднелось сквозь ткань, поэтому он испытывал досаду из-за преграды в виде шторы. Согласно правилам церемонии Табакне вошла в комнату молодоженов с новым накрытым столиком и, сделав знак, выгнала находившихся в ней гостей. Это означало, что пришло время уединения жениха и невесты.
Согласно правилам обряда настало время дежурства. Мадам О, как свидетельница невесты, должна была дежурить у двери молодоженов до тех пор, пока в комнате не погаснет свет. Зная, что это произойдет не раньше, чем через три-четыре часа, она заранее приготовила подушку. Стало тихо и спокойно. Было слышно, как в погрузившемся в темноту дворе заднего домика с треском падала крупнолистковая текома, поднимавшаяся, обвивая стволы деревьев. Прислонившись к двери, она тихим голосом сказала:
— Снимите головной убор чжокдури и свадебное платье.
После того как Пак сачжан убрал свисающую посередине штору из рами, комната, разделенная ею пополам, наконец стала единой. Мисс Мин по-прежнему сидела, опустив голову вниз. Когда он снимал с нее чжокдури и свадебное платье, она, лишь слегка двигая руками и головой, не поднимая головы, смотрела вниз.
— Я все же твой «муж», — сказал он, с нежностью глядя на нее, подсаживаясь к ней, — почему ты не смотришь на меня? Ведь трудно находиться в такой позе, постоянно опустив голову.
