Эльмира Нетесова - Колымское эхо
— Как же обходишься без хозяйки?
— У меня в доме командует бабулька и у нас с нею полное согласие и порядок. Если ты имеешь в виду женщин, то с этим проблем нет. Я не кривой и не горбатый, спрос имеется хороший, я не жалуюсь. Бабья хватает, было бы желание,— улыбался Аслан.
— Значит, живешь вольной птицей?
— Ну да! Как и положено кавказскому человеку. Никто ни в чем не указывает и не ограничивает.
— Аслан, а не скучно тебе без семьи?
— Я в любой момент могу завести новую семью, но нет желания. После первой ошибки не хочу снова связывать себя браком. Это неразумно,— отмахнулся человек и спросил:
— А почему у тебя нет мужа?
— Не хочу связывать себя ни с кем! Я не создана для семьи. Честно говоря, даже очень довольна своей жизнью. Живу сама себе хозяйкой. И никому ни в чем не отчитываюсь, ни от кого не завишу.
— Но ты женщина! Куда денешься от своей природы?
— Это меня не беспокоит. Зато и вслед никто не скажет дурного слова.
— А ты так и хочешь жить на Колыме? Никуда не собираешься переехать?
— Даже мысли не держу о переезде отсюда. Меня здесь все устраивает Сколько предложений отвергла! Не случайно! Я никого не полюблю! Прошло мое время. А выходить замуж, чтобы избавиться от одиночества, считаю глупостью, недостойной себя. Да и к чему в моем возрасте что-то менять в жизни?
— Варя, а сколько тебе лет?
— Много! Уже за сорок!
— Выходит, ты моложе меня.
— Аслан, не приценивайся. Все мужики с этого начинают. Я не ищу пару и никого для себя не жду. Мы можем расстаться знакомыми, друзьями, но не любовниками.
— Варя, а чем я тебя не устраиваю?
— Ты не входишь в мои планы. И вообще, ни в моем вкусе. Я слишком самостоятельна, чтобы на меня кто-то давил. Не хочу зависимости ни от кого. И не задавай смешных и пустых вопросов. Они не ко мне,— ответила резко.
— Честно говоря, ты первая, кто мне отказал.
— Зато ты далеко не первый, кого я отвергла! И забудь эту тему со мною! Не обижай! У каждого из нас своя жизнь!
— Извини, больше не повторюсь!
Они долго лежали молча, думая каждый о своем.
— Варь, а ты любишь кого-нибудь?
— Нет. И не любила. И никого не признаю.
— Выходит, мы одинаковы. Я после первого брака ни на кого не хочу смотреть.
— Значит, должен и меня понять.
— Выходит, кого-то любила?
— Какая разница! В душе, как в пустой кадушке, не обид, не радостей, сплошной сквозняк. И только годы идут.
— Жаль, что впустую,— вздохнул Аслан.
— Давай спать, мне завтра с утра на работу. Надо рано встать.
— Значит, мне утром уходить?
— Зачем? Спи, сколько хочешь. Ключи от дома на подоконнике. Если будешь выходить, положишь их под порог.
— Хорошо,— ответил тихо.
Они уже стали дремать. Тихо посапывала Варя, похрапывал Аслан. Время шло к рассвету, когда в окно послышался тихий стук.
— Варя, кто-то пришел,— проснулся человек.
— Тебе показалось. Спи. Ко мне никто не придет. Это исключено.
Но стук повторился.
— Пойди, глянь. Кто-то заблудился,— сказала хозяйка. Аслан открыл дверь. Двое мужиков стояли на пороге, переминаясь с ноги на ногу.
— Что надо? — спросил Аслан строго.
— Не бухти, дружбан. Дай хлеба. И помоги чем можешь.
— Я тут не хозяин. Ничем не распоряжаюсь.
— Мы из зоны, братан! Слышишь, за дочь нас припутали. За мою. Ее изнасиловал военный. Подполковник. Девчонке всего десять лет. Она повесилась, мы не уследили, не успели. Но военного нашли. Я его замокрил. А нас припутали. Дали за гада десять лет. О дочери и слушать не стали. Высмеяли всю семью, а Ирку назвали путаной. Пообещали на зоне сгноить. Пойми, дружбан, за что? Покойную осквернили, еще и обозвали ни за что! Ты ж сам мужик, помоги уйти от погони, век тебя буду помнить.
Аслан, попросив подождать, вернулся в дом, коротко сказал Варе о разговоре на крыльце:
— Дай буханку хлеба. Немного денег, куртку и валенки передай. Дай Бог ему уйти от погони. Покажи ему овраг. Там можно проскочить незаметно.
— Они с вертолетов все увидят.
— Аслан, в этом овраге много волков.
— Тем более, зэков разнесут в клочья.
— Там шалаш Федора. Зверье к нему не подходит, а погоня не знает. Он весь в снегу. Его не видно.
— Хорошо, передам,— пообещал Аслан и вышел к мужику.
— Нас четверо. Один ранен. Он не может идти. Его придется оставить, спрятать где-то. Иначе попухнем все. Выручай, братан.
— Куда ж его дену? — растерялся Аслан.
— В домах не спрячешь, его выдадут. В доме Дуси все как на ладони. Только если в могильник унести человека,— посоветовала Варя, немного подумав. И добавила:
— Там его искать не станут. С вертолета не увидят.
— Собаки найдут,— сказал Аслан.
— Туда их не пустят. Много волков.
— А если мужика зверье разнесет?
— Днем не придут, а ночью что-то придумаешь.
— Хорошо, Варь, если успеем, все сделаем,— набросил куртку на плечи и вышел из дома.
Вернулся Аслан уже утром, когда баба ушла на работу.
Троих зэков он посадил в грузовую попутку, заплатил водителю и тот помчал на скорости, зная, что до рассвета будет уже далеко от этих мест И никакой вертолет их не догонит.
И только с четвертым мужиком поломал голову человек. Он не стал заносить зэка в могильник родителей, а, переодев в старое Варькино тряпье, принес в дом, долго устраивал «маскарад», соображая из мужика бабу. Зэк, глянув на себя в зеркало, даже рассмеялся, сам себя он не узнал.
— Лежи тихо. Прикинься больною. Скажи, что зовут Клавдей. Скажешь, мол, приехала к своей родне на погост, да вот в пути натрясло, теперь кровями заливаешься. А документы у родни в городе. У Вари остановилась потому, что знала ее мать.
Охрана зоны, едва глянув на Кпавдю, вышла из комнаты, бурча под нос, что принесло бабу на Колыму не ко времени.
Погоня немного потопталась возле дома и заторопилась к оврагу, за погост. Аслан облегченно вздохнул. Беглец, согревшись под одеялом, поел, попил чаю и уснул. Лишь после обеда встал с постели и назвал свое имя — Анатолий.
— Я в этой ситуации вообще ни при чем. Только помог нашмонать того вояку. Но не тыздил и не мокрил его. Это сделали другие. Но суд решил по-своему и мужику не поверили.
Его били в милиции. Не щадил следователь. В зоне его кидали по углам, злясь, что не хочет «колоться», что нет у него ни денег, ни наркоты, ни одного «авторитета», какой вступился бы за него. Те трое мужиков бросили его и сказали, если он их засветит, не жить ему на этом свете и они достанут Толика всюду.
— Короче, перевели козлы все стрелки на меня, сами отмазались и слиняли с глаз. Он их почти не знает. Но насчет дочери мужики сказали правду.
— Жаль, что не уберегли девчонку. Не углядели. С чего она в десять лет вздернулась? Небось дома вкинули, запилили, она и не выдержала. Ей брат обещал скрутить башку Девчонка, зная его характер, поверила.
— Знаешь, у меня тоже дочка, всего на год старше той, какая повесилась. Но я никак не врублюсь, за что он свою девку колотил. Ведь ее насиловал жеребец. Просто счастье, что выжила. Но можно было сделать тихо, без шухера. Конечно, зря его дочь допоздна шлялась по улице. Тот фраер был бухой и посеял мозги. Если бы трезвым оказался, то и не глянул в ее сторону. Зачем? Путанок полно. Это бабы, куда ни глянь. А эта — блоха. Такую силовать, как хрен в игольное ухо запихивать. Придурок! Той чмо еще зреть надо было бы лет пять, а тот бугай испортил. Я бы на его месте тоже размазал бы придурка. Глаза надо иметь, чтоб видеть, на кого лезешь. Но, самое обидное, что тому козлу за такое ничего не было. Он, конечно, отмазался, отслюнил за шкоду. А жизни не стало. Вот и уровняли шансы. Пусть его семья тоже повоет. Нам хоть и не стало легче от того, но все же не будет больше козел детей гробить.
