Роман Сенчин - Московские тени
– Да пускай существуют, пускай! Но нельзя их допускать до состояния морлоков… Помните, у Уэллса?.. Не хочешь на заводе пахать – мотай в другое место, а не можешь мотать – рот закрой… Вот моя позиция.
Дорога пошла в гору, говорить стало трудно. Борис заткнулся.
4
Воздух посвежел, солнце сбавляло свою активность, когда мы в конце концов закончили поиски центра Можайска и могли приступить к активному отдыху.
– Прикиньте – поистине центр! – с ироническим изумлением воскликнул Дэн. – Тут тебе и гостиница, и Дом культуры, и всевозможные кабаки, и памятники, и тюрьма вот, и церковь. Все под боком. Из церкви в кабак, из кабака в тюрьму…
– У нас в Минусинске тоже почти все в центре. Ну, кроме тюрьмы, – вспомнил я.
Первым делом решили проверить, как тут с цивильной выпивкой. Не пить пока, а просто ознакомиться.
Комсомольская площадь – довольно живописное место, если бы не тюрьма с краю и какая-то то ли стройка, то ли заводик за забором из железобетонных плит, откуда поминутно выезжали «КамАЗы»…
Окружавшие площадь здания в основном невысокие, этажа два-три, каменные, по возрасту – времен Обломова. Среди них кое– где – свежие кафе, бары, круглосуточные магазины.
Нам приглянулся бар «Бородино», уютный и недорогой. Борис собрался было выпить наконец-то водочки, но Дэн таинственно предупредил:
– У меня есть лучший вариант, чем батл «Кристалла». Пойдем в спокойное место.
Чуть в стороне от площади – церковь. Не особенно грандиозная, но все-таки притягивающая к себе…. Шагали к ней под непрерывные вопросы Бориса:
– Синь, что у тебя есть? А? Да погоди ты, затрахал!.. Зачем мы туда премся? Ты можешь ответить, скотина?! Ну, Синь?..
В ответ тот упорно молчал.
Прочитали табличку возле ворот: «Ново– Никольский собор. Возведен в 1779–1812 гг.»
– Хе! – я усмехнулся. – Тридцать с лишним лет строили!
Вместо купола у собора шпиль, вроде как на Петропавловке в Питере.
Дэн перекрестился в воротах и пошел дальше.
– Слушай, с меня хватит! – потерял терпение Борис. – Еще по этаким местам не хватало шлондаться! Я и в Москве даже в Василии Блаженном не был… Надо тебе грехи замаливать, так зачем нас таскать за собой?!
– Ладно, Мускат, не гунди. Вон, смотрите, за собором что, – Дэн махнул рукой, – вид охренительный. И людей никого. Пошли, говорю.
Вообще-то я согласен с Борисом в данном случае. На фиг сюда-то забурились? Посидели бы в «Бородино», оттуда, приняв по сто граммов, – устраиваться в гостиницу.
Но Дэн ведет себя так странно, будто тащит нас к какому-то кладу. И я двинулся за ним; если фигню он задумал или издевается просто, ему же хуже – мы с Борисом отомстим стопроцентно.
Собор кажется заброшенным. Дверь на здоровенном замке, окна защищены решеткой и жучками сигнализации. Людей поблизости ни души. Правда, рядом с собором еще здание, типа – еще одна церковь. И в ней боковая дверца открыта. Хоть и не похоже, что служба там, – слишком тихо.
– Ну, Синь, ты так запарил! – ругался Борис, плетясь сзади. – Полгода с тобой не куражил и еще бы не надо было… Крайний дебил!..
Дэн молчит, улыбается таинственно и самодовольно: поной, дескать, поной… Что-то скрывает он явно.
Расположен собор красиво, спору нет. На самой кромке крутого склона. Внизу, метрах в пятидесяти, – одноэтажные домики, огороды; дальше – перелески, поля, серо-желтые, пока неживые. Еще дальше – речка какая-то, полузамерзшая, по берегам белеет лед. За речкой снова поля, холмики, рощи…
Не помню, когда в последний раз видел такое приволье, чтобы горизонт был далеко-далеко, взгляд не упирался в близкий лабиринт зданий, в деревья зеленой зоны, зажатой кишащим машинами и людьми городом… Даже оторопел я на минуту.
– Ну и что? – Борис первым подает голос. – Будем теперь стоять и любоваться до понедельника?
– Тут как раз перекурить приятно. – И Дэн присел на остатки кирпичного столба от снесенной церковной ограды.
– Да, перекурим, – согласился я. – А потом надо в гостиницу все-таки.
Борис, расстроенно кряхтя, опустился на корточки:
– Ох, кретины-кретины…
Я закурил «Союз-Аполлон», Борис – «Бонд». А Дэн достал из бокового кармашка сумки помятую пачку «Беломора»…
Наступал вечер, солнце висело на краю неба. Земля теряла свои небогатые апрельские краски до следующего утра. Зато на рассвете солнце увидит их больше, этих красок, – с каждым часом они все ярче, сочнее, богаче. А пока, пока холодало, но холод уже не мертвый, не злой, а скорее освежающий землю после почти жаркого дня.
– Вот и зима кончилась, – лирически вздыхаю я. – Ничего не случилось… Когда-то зимой самое время у меня было рабочее – каждый день красил, рисунков делал штук по пять. А теперь как-то…
– И на хрена ж ты молчал?! – вскрик Бориса; в голосе обида, недоумение. – Цел-лый день пойлом травились, когда у тебя такой колобок! У тебя мозги есть, а?
Точно, у Дэна в руках был баш плана граммов на пять. Этого на неделю хватит, чтоб нам троим в себя не возвращаться, точнее – из себя не выходить, не распыляться в окружающем хаосе… И Дэн только сейчас раскрылся, – целый день в кармане таскал. А теперь вот сидел себе на пеньке кирпичном спокойненько и срезал с баша ножом коричнево-зеленую стружку.
– А где б мы стали курить? – отвечает. – На платформе, в электричке? Вот, самое достойное место. На думки в пять сек пробьет.
– Нет, Дэнвер, ты глумишься просто, с утра глумишься, – уже миролюбивее ворчал Борис и совсем уже изменившимся тоном, жадной скороговоркой засыпал Дэна вопросами: – А где брал? Почем? Как торкает? Сколько здесь граммов?
Меня же укуриваться не тянет сейчас ни капли. Каждому кайфу, я считаю, свои условия хороши. Водка – для двухчасового буйного веселья, пиво – для неспешной беседы само то. Экстази и кокс – где-нибудь на концерте нужен, где хочется с ума ненадолго сойти. Кислота и грибы – для глюков, чтоб пресную реальность разукрасить; герыч – единственное средство для глобального путешествия внутрь себя. А гашиш – чтобы работать… Было время, я его плотно потреблял, вот тогда и красил по-настоящему. Курнешь, воткнешься в темку, и пошел, и пошел. Голова с руками связана одной нервной горячей трассой, по этой трассе мысль мчится, не отвлекаясь на всякую шнягу. И через кисть – прямо на холст. Вот тогда и бывали удачи.
Но сейчас, сейчас мне хотелось водки. Снять номер в гостинице, пойти в «Бородино» и жахнуть там как следует. А потом – как-нибудь повеселиться.
Борис подсел рядом с Дэном, наблюдал, как тот не спеша, с любовью, забивает косяк.
– Эх, зря ты не сказал раньше, – досадует. – Я б купил поллитровку «Пепси». Через бутылочку-то лучше курить. Торкает целенаправленней.
– Тебе и так не покажется мало, – хмыкнул Дэн.
Косяк готов. Дэн проглаживает его пальцами, тщательно раскуривает. Сделал пару глубоких тяжек, передал Борису. Тот сосет шумно, чмокая, как печка с открытой настежь заслонкой. Наполнив грудь до отказа, закатывает блаженно глаза… Теперь моя очередь.
Гашиш мягкий, без горлодера, но, сразу чувствую, сильный. Дым горячей змейкой вползает в меня.
Сделали по хапке, потом Дэн дунул нам с Борисом по паровозику, Борис – Дэну. Еще раз прошлись по кругу паровозиком. Теперь от косяка почти ничего не осталось. Добиваем его мелкими затяжками.
– Что, Хрон, слабо так принимаешь? – спросил Дэн после второго парика.
А в меня действительно что-то дыма входит всего ничего. Даже обидно.
– Испортил, наверное, легкие «Примой», – отвечаю, выдохнув отработанный кумар из груди. – Иногда просто и дышать тяжело, как будто перегородка там.
Дэн без особого сочувствия покачал головой:
– Хоронить, значит, скоро будем. Ты жене скажи, чтоб на поминки пригласила.
– Скажу…
– Да он на фильтровые перешел, – кивнул Борис на лежащую рядом со мной пачку «Союз-Аполлон».
– Да это так, – признаюсь, – ради праздника. Дороговаты для каждого дня.
– А сколько у тебя в среднем выходит в месяц?
Слегка привираю:
– Гм… две штуки выходит… две триста иногда. Смотря сколько точек обойду да как товар в целом реализовывается.
По правде-то получается у меня зарплата за месяц тысяча шестьсот-восемьсот. Двух еще не было.
– Нормально, – пожимает плечами Дэн, – а все, свинья, бедным прикидываешься.
– Семья, – говорю, – квартиру снимаем.
Гашиш начинает действовать. Голова становится легкой и чистой; каждая извилина мозга – на месте. Тело мягчеет, оно, кажется, вот-вот растечется по земле и в то же время может взлететь, как воздушный шар… Борис прилег на траву на склоне, положил руки под голову. Смотрит вдаль, протяжно, сладковато вздыхает:
– Да-а, как писал Ван Гог: «Семья сжирает любые деньги»… Дите-то растет?
– Растет, что ему… Хоть и вижу его по вечерам и в выходные, но мозги успевает высушить… Нет, конечно, и радость доставляет…
– Погоди, подрастет, тогда и устроит тебе истинный Армагеддон.
