Паул Гласер - Танцующая в Аушвице
Я пугаюсь, но не показываю вида. Стоит ли волновать отца еще больше?
— Хорошего мало, — киваю я. — Я уже не верю ни немцам, ни голландцам. Мы все для них — просто еврейская проблема. Так что ожидать можно чего угодно.
— Не знаю, что делать, — вздыхает отец. — По вечерам я чувствую себя таким усталым, что мне кажется, что назавтра я уже не встану. Глупо, что я по доброй воле подписался на этот лагерь. Меня уверили тогда, что в этом случае вас не тронут, но все это были пустые обещания…
— Наше доверие предали и будут предавать дальше, — обрываю его я, у нас нет времени на жалобы. — Поэтому есть только один выход из ситуации: позаботиться о том, чтобы ты смог отсюда бежать.
— Отсюда так просто не убежишь, — отец смотрит на меня удивленно. — Даже предположить не могу, как это сделать.
— А никто и не говорит, что это просто, — подтверждаю я. — Но лагерь не так уж хорошо охраняется. И к тому же вы выходите за территорию лагеря, в поле. Поэтому наверняка существует какая-то возможность сбежать, ее-то нам и следует вычислить. Но бежать тебе отсюда нужно обязательно. Я помогу. Обещаю придумать стоящий план.
После долгого раздумья отец соглашается. Мы тут же начинаем перебирать все возможные варианты побега и пытаемся просчитать риск, связанный с каждым из них. Соображаем, почему оказались неудачными несколько попыток побега, предпринятых здешними заключенными раньше.
Отец Розы Фальк (крайний слева) в трудовом лагере Хейно
Через час я прощаюсь с отцом и жму ему на прощанье руку. Он идет к своему бараку, я отмечаюсь в комендатуре и спрашиваю там, как кратчайшим путем пройти в деревню. В деревне я беру напрокат велосипед и еду осматривать окрестности. Это необходимо, чтобы составить хороший план побега. Здесь вокруг — одни поля и леса. Их чередование делает ландшафт весьма живописным и похожим на регулярный парк. Выруливая к полю, где отец работает каждый день, я обнаруживаю, что оно находится возле самого леса. Это здорово, поскольку к вечеру отец может незаметно туда ускользнуть. По его словам, их охранник вооружен, но собаки у него нет. И можно надеяться, что, когда отца хватятся, уже стемнеет, а без собаки в лесу делать нечего…
Итак, для первого шага в нашем плане побега это неплохо, но что нам делать дальше? С севера через поле течет маленькая речка. У леса она подныривает под узкий мост над небольшой дорогой. Это наводит меня на мысль: если отец лесом доберется до этого места, я подгоню к мосту машину и заберу его оттуда. Он переоденется в новенький костюм, начищенные до блеска ботинки, положит в карман свеженький паспорт — и мы помчимся прочь отсюда безо всяких проблем.
И все-таки план нуждается в дальнейшей доработке. Что-то может пойти не так, а больше всего я боюсь лагерных псов. В темноте охрана не станет искать беглеца. Но как только забрезжит рассвет, по его следу пустят собак… А еще нужно опасаться крестьян. В один из прошлых побегов заключенный попросил убежища на ферме. А крестьянин тут же позвонил в полицию. Полицейские схватили заключенного и вернули его назад в лагерь. И оттуда, в порядке наказания, отправили прямиком в Польшу: этим ужасным случаем в профилактических целях в лагере пугали заключенных. И такое случалось трижды.
Словом, следовало позаботиться о том, чтобы не попасться на глаза крестьянам и каким-то образом уйти от собак. В этом смысле разумнее всего будет хотя бы часть пути проделать по речке — ноги, конечно, промочишь, но зато и собаки не смогут взять след. А потом отец спрячется под мостиком у дороги.
Для того чтобы отпугнуть собак, я постараюсь найти волчьи экскременты. Убегая, отец будет разбрасывать их за собой, и собаки, учуяв запах волка, в страхе кинутся прочь — так, во всяком случае, я где-то читала. Один из моих учеников работает в Тилбургском зоопарке, поэтому проблему волчьего дерьма я наверняка решу. Куда сложнее будет решить проблему с отцовским паспортом. Над этим мне еще надо поломать голову… Итак, в условное время я подъезжаю на машине к мостику. Но поскольку всегда может случиться нечто непредвиденное, необходимо обозначить еще один контрольный срок…
И я прорабатываю план побега дальше.
В воскресенье, когда у отца есть часы отдыха, я снова навещу его и во время прогулки за территорией лагеря попытаюсь передать ему деньги, подробную карту местности, волчье дерьмо и паспорт. Все это будет спрятано в свернутый свитер — на холодную ночь — и какую-нибудь еду. Спрятать надо тщательно, поскольку все передачки внимательно досматриваются на охране. У заключенных нет специальной лагерной робы, они ходят в обычных синих комбинезонах — такие носят все крестьяне, поэтому нет нужды приносить отцу одежду для побега. В воскресенье я заночую в гостинице в Зволле и в понедельник утром заберу отца. Надеюсь, все получится.
Когда в тот день к нам заходит Кейс, он застает меня в глубокой задумчивости. Он спрашивает, что случилось, и я рассказываю ему о своем плане. Кейс тут же вызывается помочь.
— Я знаю, где добыть паспорт для твоего отца, — говорит он. — У меня есть на примете один шоферюга, который за триста гульденов готов толкнуть свой паспорт. Ну и еще пятьдесят гульденов мне за хлопоты, потому что я сейчас сижу в жуткой заднице.
И мама выдает ему очередные 350 гульденов. Однако, как ни странно, Кейс приносит паспорт в тот же вечер. И предлагает вести машину, на которой мы подберем отца возле узкого мостика. Я с радостью соглашаюсь, поскольку вместе мы вызовем меньше подозрения, чем одинокая женщина за рулем в лесу. И вот 1 октября 1942 года мы с Кейсом едем к лагерю и уже на местности оттачиваем все детали предстоящего побега. В мелочах продумываем, кто что делает и в какой момент…
Но тут наше везение заканчивается и разражается катастрофа. У отца 4 октября день рождения, и мы (мефрау Ван Морсел и Лиа Донкерс) шлем ему в лагерь поздравительную телеграмму. В тот же вечер к нашему ужасу телеграмма возвращается назад нераспечатанной. На ней стоит штемпель “Адресат выбыл в неизвестном направлении”.
Кейс берется на следующее утро поехать в лагерь и все там разузнать. 5 октября, в понедельник, он отбывает в Хейно, не забыв прихватить еще 200 гульденов моей матери. Спрятав на себе отцовское удостоверение личности, он отправляется в путь. По приезде в Хейно он выясняет, что в ночь с 3 на 4 октября эсэсовцы убрали из лагеря заключенных.
Новый родственник
Через два года после разговора с бабушкой Ио я оставляю свой автомобиль на парковке в Брюсселе и направляюсь ко входу в главное здание Европейской комиссии. Это большое офисное здание современной постройки расположено на Ветстраат[43]. Вот оно — сердце Евросоюза, думаю я, отмечаясь на пропускном пункте. Организация, директором которой я являюсь, подала заявку на финансирование инновационного проекта. Меня пригласили защитить проект перед директором департамента и сотрудниками, курирующими это направление. Чтобы увеличить шансы на выдачу субсидии, я договариваюсь о встрече еще и с представителем комиссара Европейского союза. Так я рассчитываю заручиться не только административной, но и политической поддержкой проекта.
Разговор с директором проходит успешно, и после него меня принимает член кабинета комиссара. К моему удивлению, у него такая же фамилия, как и у меня. Фамилия, не слишком распространенная в Нидерландах, причем он тоже голландец. Когда мы знакомимся, он читает на визитке мое имя, и его тоже охватывает любопытство. Отклоняясь от темы встречи, он сразу же начинает выяснять, есть ли у нас общие корни.
— Меня зовут Рене, — между делом представляется он.
— Как моего брата, — тут же реагирую я, и мы, не сговариваясь, переходим на “ты”. Пытаемся выяснить, являемся ли мы — пусть даже дальними — родственниками. Кузены и кузины, дяди и тети — вспоминаем всех, но чье бы имя ни называлось, мы не находим точек соприкосновения. Но Рене не сдается.
— А ты случайно родом не из Неймейгена? — спрашивает он.
— Лично я — нет, — отвечаю я. — Но мой отец и его сестра жили там со своими родителями.
— Ну вот! Тогда мы точно одна семья, — радуется он. — Все мои тоже из этого города.
Мы говорим еще целый час, но, кроме Неймейгена, больше ничего, объединяющего нас, не находим. До предмета моего посещения мы так и не добираемся и договариваемся встретиться еще раз через месяц. За это время он изучит мой проект.
Спустя месяц я снова приезжаю в Брюссель. Рене радушно приветствует меня и выкладывает все с порога. Вместе со своим отцом они снова просмотрели все ветви семейного древа и все-таки нашли точки соприкосновения. Знаю ли я тетушку Розу из Стокгольма, спрашивает он. Вот оно — связующее звено! Оказывается, его отец и тетушка Роза — кузен и кузина. Значит, и мой отец — кузен его отца, говорит он. Но мой отец никогда не рассказывал мне, что у него есть двоюродный брат или сестра. Некоторое время мы еще болтаем на семейные темы, это его очень интересует. А потом, после окончания деловых переговоров, мы вместе идем обедать.
