Она - Славицка Милена
Смутившись, что это прозвучало сентиментально, Мириам неловко добавила:
— Я имею в виду — теоретически.
— Почему нет, — предположила Алиса тоном педагога, который всегда с пониманием относится к словам учеников. — Да, в наших душах живет желание любить кого-нибудь. Однако не забывайте: любовь — это не только эмоциональное переживание, это разные чувства. Кроме того, взгляды на любовь все время меняются. Думаю, что здесь, в саду Музея романтической жизни, как раз следует вспомнить, что романтизм радикально изменил наши представления о любви. Я думаю, что в наши дни любовь, я имею в виду любовь между мужчиной и женщиной, мы же о ней говорим, понимают прежде всего как взаимосвязь души и тела, их единение; как разумный психосоматический процесс; как нечто, что зависит от уровня и типа гормонов в организме. В этом смысле ответ на ваш вопрос звучит так: с точки зрения гормонального состава души мужчин и женщин безусловно различаются.
Мириам, видимо, по своей привычке, все эти объяснения не слушала. Она усиленно о чем-то размышляла. Потом, снова удивив Алису, сказала:
— Когда Психея [46] посветила на Эрота, когда на него упала капля масла из ее лампы, его лицо исказила боль, он взмахнул крыльями и улетел. Психея потом ужасно сожалела о том, что она натворила. Поэтому я думаю, что женская любовь связана с сожалением и раскаянием. Может быть, даже с чувством вины. Психея потом искала Эрота по всему свету.
На что Алиса возразила внушительным тоном учителя:
— Вы мыслите упрощенно. Толкование мифа, который вы упомянули, далеко не такое простое. Читали ли вы, скажем, Грофа [47]?
— А мужская любовь, — продолжала Мириам, будто не слыша, что ей ответила Алиса, — проистекает из страха смерти, поэтому она направлена на женское тело, ведь женское тело дает надежду на продолжение жизни.
И в доказательство, что не спала на лекции, добавила:
— Вы же говорили об этом…
Рассуждения ее показались Алисе поверхностными, ей не хотелось продолжать разговор.
— Вы правы, — процедила она холодно.
Гораздо интереснее было смотреть на закат солнца сквозь ветви липы и наблюдать, как небо вонзается в горизонт красными когтями, как небосклон постепенно окрашивается кроваво-красным. Где-то на дереве, может, на самой верхушке или глубоко в сердцевине, запел соловей и закончил свою трель тревожным раскатистым «ср-р-р-р-р-р». Откуда-то в сад проникали детские крики. Алиса поняла, что по соседству с музеем находится школа. Наверное, решила Алиса, закончились занятия в школьных кружках. «Это мое!» Крики перескакивали через каменную стену сада, прыгали на песок садовой дорожки. «Зараза, отдай сейчас же!» Запрыгивали на столики с бокалами. «Ты потаскуха, как и твоя мать!» Прыгнули на светлый шелковый платок. Платок скользнул в траву, когда Алиса протянула Мириам руку на прощание.
— Подождите. Вы что-то говорили о матери Франсуа? — спросила вдруг Алиса. — А вы знаете, что она недавно умерла? Так Франсуа больше о ее собаке беспокоился, а не о том, как его мать провела свои последние дни. Даже на похоронах ее не был. Только все про собаку спрашивал. А на похоронах не был. Его вообще не интересовало, как жила его мать. Ничего о ней не спросил…
Мысли ее пошли по кругу, словно пони в цирке, закружились от вина. «Боже мой! Что это со мной? Неужели я пьяна?» Алиса поспешила остановить эту карусель в своей голове и покосилась на Мириам — не заметила ли та, что она перебрала. Но Мириам была ничуть не лучше, она, пошатываясь, вставала со своего места и весело махала Франсуа, который наконец-то вернулся к столику под липой. Он увидел Мириам и воскликнул:
— Боже мой! Я тебя немедленно увожу отсюда.
Мириам игриво подмигнула Алисе и, подхваченная Франсуа, послушно поспешила к выходу.
Алиса отошла к самой стене сада. Теперь она стояла в стороне от всех столиков и сидений, в тихом уголке, отгороженная густым кустарником, так что гости были едва видны, а над ее головой простирались ветви липы. Липа, освободившись под вечер от пчел и от безостановочного оплодотворения, истекала своими ароматами и казалась Алисе еще прекраснее. Она вспомнила, как Редон в своей книге описывал деревья и как Нерваль представлял Аврелию в виде дерева, гигантского дерева, обнимающего облака. А еще она вспомнила деревья в Бенедиктинском аббатстве в Лионе. Вспомнила она и Жюльена, какой он был сердитый, когда она ему вчера поздно вечером позвонила и сообщила, что завтра рано утром уедет из Парижа. Она понимала, он сердился, потому что хотел попросить у нее денег, но взять их уже не успевал.
Здесь в укрытии ей был слышен смех Франсуа. Он посадил Мириам в такси, вернулся к столику и снова о чем-то спорил с Лемперером. Эти два литературных противника подружились. Они уже образовали коалицию, плели политические интриги, в которых непременно присутствовало «Мусульманское братство». Алисе резал слух смех Франсуа, то и дело срывающийся на высокие резкие нотки, ей неприятные. Его голос в очередной раз съехал на фальцет, когда он спросил ее:
— Станешь паранджу носить?
— Почему бы и нет? — ответила она из своего укрытия. — Не будет видно моих морщин.
Откуда-то донеслись выстрелы. Что это может быть? — мелькнула у нее тревожная мысль. Алиса напряженно огляделась вокруг. Люди в саду недоуменно переглядывались, прислушивались — не станут ли снова стрелять. Но больше ничего не было слышно. Все вокруг начали строить догадки.
Это были праздничные петарды.
Но ведь еще никто не выиграл.
Или уже кто-то выиграл?
Какой такой выстрел?
Кто-то взорвал бомбу.
Нет, это был другой звук.
Это всего-навсего сигнальная ракета.
Алиса поспешила к Франсуа. Она хотела взять его за руку, просить у него защиты, но вместо это спросила, что он обо всем этом думает. Он предположил, что взорвался газовый баллон. Лемперер в свою очередь сказал, что это был выстрел из пистолета. Но оба сошлись на том, что звук донесся со стороны площади Клиши. Алиса вернулась в свое укрытие и прислонилась к стволу липы.
Сад быстро пустел. Люди вокруг поспешно прощались друг с другом. Франсуа сказал, что ему тоже пора идти, неизвестно, что еще может случиться. Лемперер предложил всем троим пойти к нему, живет он здесь недалеко. Алиса отказалась, сказав, что ей нужно ехать домой, что она должна попасть в Лион как можно быстрее, а сама при этом думала о Жюльене. Она принялась искать платок, не могла вспомнить, куда его положила, была уверена, что на столик под липой, но его там не было. Может, где-то в другом месте? Платок был ей очень дорог. Она трижды перерыла свою сумочку. Франсуа и Лемперер уже уходили, звали ее, торопили. Алиса бросила свои поиски и поспешила за ними.
На углу рю Бланш они расстались. Мужчины направились к дому Лемперера, а Алиса заторопилась к своей машине. Франсуа как бы между прочим и, как ей показалось, довольно формально выказал заботу, сказав, что она выпила и ей не надо бы садиться за руль, а потом глупо предложил проводить ее хотя бы до машины. Она отказалась. Он не настаивал.
Алиса прошла уже примерно квартал, как совершенно отчетливо вспомнила, что платок она положила на столик в саду и он наверняка там и остался. Без всяких колебаний она повернула назад к музею. Этот шелковый платок она много лет назад получила в подарок от Жюльена на свой день рождения. С тех пор она с ним не расставалась.
Рю Шапталь тем временем почти опустела. Только возле школы, на фасаде которой все еще была выбита надпись Ecole de filles [48], хотя здесь уже давно учились вместе и девочки, и мальчики, суетились родители, спешили забрать своих детей, подталкивали их, тянули за руки, только бы поскорее убраться отсюда, поскорее домой. Алиса бежала и придерживала рукой сумочку, спадающую с плеча. Когда она свернула на узкую улицу, ведущую в музейный сад, то заметила группу арабов. Они стояли к ней спиной, делая вид, что рассматривают доску объявлений у школьных ворот. Один из них резко обернулся. Алисе показалось, что в руке он сжимает какой-то предмет, но в сумерках было не разглядеть, да ей и не хотелось этого человека пристально рассматривать. В этот момент она увидела девочку, волосы ее были забраны в хвост, она со всех ног спешила к школе, смешно подпрыгивая на бегу. Наверное, тоже что-нибудь забыла, подумала Алиса. Она вдруг испугалась за эту отчаянную девочку и кинулась к ней, хотела заслонить ее от этих людей.
