Она - Славицка Милена

Мириам Шапиро родилась в еврейской семье, где религиозность воспринималась по большей части как обычай, приятный и необременительный. Однако в последнее время, в те несколько месяцев, когда жизнь стала походить на ходульные театральные репризы, только на этот раз игравшиеся в парижских декорациях, где роль бога Мардука [43] взяла на себя партия «Мусульманское братство», это ни к чему не обязывающее еврейство вдруг обернулось насущной проблемой. Но Мириам была молода и свою избранность в случае массовых расправ не принимала близко к сердцу. Она же парижанка! Изучает французскую литературу в Сорбонне! Религия в ее глазах — это дела давно минувших дней. Она, свободомыслящий и уверенный в себе человек, или, по крайней мере, такой ей хотелось быть, любовные отношения тоже не принимает близко к сердцу. Случай с профессором французской литературы особый, но Мириам хорошо понимала: эту любовную карусель, кружившую их целый год, очень скоро кто-нибудь да остановит — может, она сама, а может, и он. Ей это было ясно с самого начала, и не только потому, что у Франсуа была репутация любовника на семестр, а потому что известно: любовный магнит рано или поздно перестает притягивать.

— Профессор просил передать, чтобы вы его подождали, — сказала Алиса, девушку она узнала сразу: это она стояла у входа в музей, это она уснула на ее лекции.

Алиса, представляясь, протянула руку. Может, на лекцию она забрела по ошибке, просто заблудилась, может, не знает моего имени, подумала Алиса. Но Мириам перебила ее мысли:

— Очень приятно с вами познакомиться лично.

На самом деле Мириам не помнила, как зовут эту женщину-доцента, но сделала вид, что знает ее имя.

— Я была сегодня на вашей лекции, меня зовут Мириам. Мириам Шапиро.

Она сказала это машинально, из вежливости, ей хотелось скрыть свое разочарование, что вместо Франсуа она встретила здесь университетскую профессоршу.

Наступило молчание.

Сколько ей может быть лет? Двадцать? Алиса задумалась. Почему он с ней? Ястребу уж не вспорхнуть с терновой ветки. А к нему слетаются все моложе и моложе. Стало прохладно. Куда я дела свой платок? Выпью, пожалуй, еще бокальчик.

Ей, должно быть, уже за сорок, размышляла Мириам. Выглядит молодо. И вполне ничего. Ну почему я прямо на нее наткнулась? Она точно видела, что я уснула на ее лекции, сразу поняла, как только свет включили. Где же этот Франсуа?

Мысли проплывали, словно сумки на багажной ленте в зале прилета, кружились вхолостую. Наконец, Алиса схватилась за сумочку, которая ехала последней.

— Не хотите ли выпить чего-нибудь?

— Да, с удовольствием, — обрадовалась Мириам.

— Принесите, пожалуйста, и мне бокальчик. Это там, — Алиса кивнула в сторону оранжереи. — Подождите… шампанского больше не надо, мне, пожалуй, белого сухого.

Мириам уже направилась за вином, как вдруг неожиданно, наверное, от растерянности, что попала в такую странную ситуацию, выпалила:

— А где же все-таки Франсуа?

И, тут же осознав свою ошибку, поправилась:

— Я хотела сказать, где профессор.

Она втянула голову в плечи, закусила нижнюю губу и широко раскрыла глаза. Дитя малое, подумала Алиса, секунду-другую наслаждаясь этим забавным faux pas [44], и громко рассмеялась.

Сблизиться им так и не удалось. Обе решили просто махнуть рукой на то, что происходило между ними в тот вечер, пока они сидели за бокалами вина. Мириам несколько раз приносила вино, Франсуа где-то задерживался, а близости все не возникало.

— Я здесь, чтобы попрощаться с Франсуа, я скоро уезжаю, — объяснила Мириам свое присутствие на этой вечеринке сугубо для профессорско-преподавательского состава и выпивая свой первый бокал.

Она назвала Франсуа по имени, уже ничуть не смущаясь.

— Почему уезжаете? — спросила Алиса равнодушно.

— Уезжаю в Израиль.

— Боитесь здесь оставаться?

— Родители боятся. Все время твердят: мы знаем, что это за люди, мы знаем, на что они способны. Заладили одно и то же. Я с ними еду. Поступлю в университет в Тель-Авиве, но только так, для виду, а потом поеду путешествовать. Мне очень хочется путешествовать.

— Куда?

Мириам задумалась и ответила вопросом, словно сама себя спрашивая:

— В Южную Америку?

— Южная Америка большая, — засмеялась Алиса.

— Перу? Может быть, в Перу.

Похоже, это пришло ей в голову только сейчас.

— Почему в Перу? — в голосе Алисы прозвучало любопытство.

— Там климат здоровый и горы высокие.

Алису такое объяснение немного удивило, и она спросила с легкой иронией:

— Интересуетесь здоровым образом жизни?

— Да, интересуюсь, — ответила Мириам серьезно. — Но, главное, я хочу путешествовать, просто так, налегке, может, еще с парочкой человек для компании. Хотелось бы поехать в Восточную Африку. В Кению, например. Там потрясающие пляжи. Одна подруга рассказывала, что там прекрасный серфинг.

Алиса кивала головой и молча прихлебывала вино. Она и раньше слышала такие рассуждения о путешествиях от своих студентов, привыкла. Потом спросила:

— А как ваша учеба? Будете продолжать изучать литературу? Какой период вас интересует?

— Мне нравится современная литература, — почти скороговоркой выпалила Мириам.

— Яник Лахенс? [45]

— Ну, не совсем.

Было ясно, что это имя ей незнакомо.

— Скорее Уэльбек. Ему тоже это все надоело. То, что творится вокруг. Пусть наше поколение и воспринимает все по-другому. Не так болезненно. А он — отчаянная голова. Но меня не интересуют отдельные авторы, меня интересует инфраструктура. Меня интересует то, что стоит за книгоизданием. Экономический и социальные аспекты, власть. Меня это интересует в литературе.

— Но вы, наверное, что-то читаете? — Алиса попыталась увести разговор в сторону от затасканных клише.

— Ну, допустим, — протянула Мириам в нерешительности и пожаловалась: — Франсуа тоже меня все время спрашивает, что я читаю.

— А знаете что? Принесите-ка еще по бокальчику. А потом расскажите мне о нем, — предложила Алиса и посмотрела на Мириам одновременно сочувственно и лукаво.

Мириам поняла ее взгляд. Он напомнил ей выражение глаз Франсуа, в них тоже порой проскальзывало что-то похожее. На пути к оранжерее она оглянулась по сторонам, может, увидит его где-нибудь.

— Вам будет тяжело расстаться с Франсуа? — спросила Алиса, когда Мириам вернулась.

— Да, непросто. Но я все равно вернусь в Париж, как только все это перемелется, хотя кто знает… — Мириам вдруг умолкла, будто взвешивая, стоит ли об этом говорить, но все же продолжила. — Просто Франсуа не может ни с кем быть долго. Может, это из-за его матери. У него, знаете, были какие-то странные отношения с матерью или что-то вроде того. Впрочем, я тоже не могу ни с кем долго оставаться.

Мириам захмелела. После третьего бокала язык ее развязался еще больше и она спросила:

— Вы думаете, мужская душа и женская душа, или что бы под этим ни подразумевалось, — одинаковы?

Вопрос Алису удивил. Разговор, казалось, принимал интересное направление, а поскольку она тоже выпила немало — пила уже четвертый бокал, — то набрала воздуху в легкие, готовясь отвечать по-доцентски обстоятельно.

— Важно, что мы понимаем под словом «душа», — начала она свое объяснение. — Можно сказать, например, что у души есть своя топография, что душа парит между небом и землей, попадает в преисподнюю. Во всяком случае, так раньше люди понимали душу. Сейчас, вероятнее всего, в наших представлениях о душе играют роль исторические и внутренние факторы: культура, воспитание… А также личные — семья, свойства характера. Но прежде всего считается, что душа как-то резонирует с телом. Хотя на душу можно взглянуть совсем иначе.

— А как же любовь? — спросила Мириам. — Я думала, душа — это то, что в человеке жаждет любви.