Дни в книжном Морисаки - Ягисава Сатоси

В комнате я завернулась в два футона [20], выключила свет и погрузилась в мертвую тишину. Дождь тоже, судя по всему, уже прекратился, и его отдаленного шума не было слышно. «Может, завтра выехать чуть пораньше?» — предложила госпожа Момоко, на что я рассеянно кивнула.

Окруженная темнотой, я не отрываясь смотрела в потолок. Так как госпожа Момоко не могла уснуть с включенным светом, тьма была полная. И все же, лежа с открытыми глазами, постепенно я привыкла и уже могла различать очертания вещей.

— Тетя, вы не спите? — робко окликнула я ее спустя пару минут.

Похоже, она проснулась, поэтому ответила сразу:

— А?

— Можно вас спросить кое о чем? — прошептала я, продолжая смотреть в потолок.

— Да, я тоже хотела поговорить.

— Ну, это о том, что вы сказали днем…

— А что я сказала?

— О болезни…

— А, да, — через мгновение отозвалась госпожа Момоко.

— Все настолько серьезно? — на одном дыхании выпалила я, словно читала сценарий. В темноте мой голос прозвучал особенно уныло.

— Как сказать… И серьезная, и не очень, — поразмыслив какое-то время, тихо сказала она.

— А что с вами?

— Хм, — протянула госпожа Момоко. — Скажем, бывает же такое: кое-что случается, ты внезапно заболеваешь и, ни с кем не попрощавшись, исчезаешь? Думаю, в сравнении с этим мне повезло больше. Потому что у меня еще полно шансов.

— Это…

— Нет, не стоит так беспокоиться. Это не значит, что я умру прямо сейчас. Ранее я лежала в больнице, мне удалили матку, и сейчас я продолжаю наблюдаться у врача. И в дальнейшем мне следует быть начеку.

— Случайно не из-за этого вы вернулись к дяде?..

— У меня сначала и мысли не было возвращаться из-за болезни. Но, пока я в депрессии находилась в больнице, мне приснился сон.

— Сон? — я повернулась к тете лицом, но из-за темноты не видела ее.

— Да. Во сне я садилась на корабль, который вот-вот должен был отчалить из порта. А, нет, не так: я сама как будто была кораблем. В любом случае я собиралась плыть к горизонту, точно зная, что уже не вернусь. И, посмотрев назад, увидела на берегу мужчину, который махал мне рукой. С первого взгляда я догадалась — это Сатору. У меня возникло сильное предчувствие, что больше мы с ним не встретимся, поэтому я тоже в ответ изо всех сил стала махать ему. Но мой корабль отплыл уже довольно далеко, и Сатору становился все меньше и меньше. И потом я поняла: Сатору уже совсем не видно, а я одна посреди моря. Вот такой сон.

Госпожа Момоко начала ворочаться и тоже повернулась ко мне. Затем сдавленно посмеялась.

— Стыдно признаться, но когда я проснулась в палате, то, к собственному удивлению, расплакалась. Я понимала, что это всего лишь сон, но не могла остановить этот поток слез. Словом, урыдалась. До этого я даже и не помнила, когда в последний раз плакала, да и вообще я из тех людей, которые редко плачут, но тогда я не могла остановиться из-за переполнявшей меня боли. И решила во что бы то ни стало еще раз встретиться с ним. Странно, да?

— Нет.

Я отрицательно покачала головой, представив себе состояние тети в тот момент. Но она вряд ли это увидела.

— Конечно странно, — согласилась она сама с собой. — Но все же благодаря этому я хоть и с позором, но вернулась.

— Вот как… А вы расскажете дяде о болезни?

— Нет, — твердо сказала госпожа Момоко.

— Почему?

— Потому что не хочу быть для него обузой. Сатору не настолько слабый человек, но дело не в этом. Дело во мне. Нельзя больше наглеть.

— Но хотя бы попробуйте…

— Ты не понимаешь, — перебила меня госпожа Момоко. — Я все решила еще тогда, когда собиралась встретиться с ним.

— Но… но мне же вы рассказали.

— Думаю, я просто хотела выговориться кому-нибудь, — едва слышно прошептала она. — Я очень хотела рассказать кому-то и о том, почему я ушла, и о болезни. Знаю, Такако, если я попрошу тебя не говорить Сатору или кому-либо еще, ты так и поступишь.

— Это… — дрожащим от слез голосом начала я. — Это нечестно.

— Да. Прости, Такако. Я была невероятно счастлива, когда ты обняла меня в ванне. Правда. Ты очень добра. Именно поэтому Сатору так сильно любит тебя.

Завернувшись в одеяло, я, глотая слезы, повторяла только: «Нечестно, нечестно». Госпожа Момоко продолжала просить прощения. А я твердила лишь одно слово.

И так, обессилев от слез, я уснула.

На следующее, пасмурное, утро, простившись с хозяйкой и Хару, мы покинули гостиницу. Как и в день нашего приезда, госпожа Момоко почтительно кланялась, стоя в прихожей. Хозяйка, смеясь, говорила: «Ну, будет!» — но тетя не останавливалась. Хару помахала нам, весело крикнув: «До скорого!»

Госпожа Момоко снова была весела, как обычно, и при спуске с горы болтала без остановки: «Смотри, лилии цветут», «А там уже листья краснеют». Я живо отвечала ей, не зная, как иначе себя вести.

Вечером на станции Синдзюку мы разошлись. Госпожа Момоко поклонилась мне, стоя рядом с автоматами для покупки билетов.

— Спасибо, Такако. Было очень весело, — сказала она и расплылась в лучезарной улыбке.

Я участливо спросила ее:

— И что вы теперь делать будете?

— Поеду в магазин.

— Нет, я не об этом. Потом?

Тетя задумчиво скрестила руки.

— Ну, что-то буду делать, — ответила она, ловко развернулась и растворилась в толпе прохожих.

Я все равно продолжала стоять на месте, даже когда ее фигура пропала из виду. Меня переполняло невыносимое чувство от осознания того, что теперь может случиться.

Глава 16

Спустя два дня утром мне позвонил дядя Сатору. Увидев его номер на экране, я уже представила, по какому поводу он звонит.

— Прости, что отвлекаю от работы, — упавшим голосом начал он. — В магазине я нашел письмо…

Ах, я так и знала. Я глубоко и протяжно вдохнула. Не нужно было ее отпускать тогда. Но даже если б знала, что так и случится, что я могла сделать?

Но она действительно жестока. Очень. Сжимая телефон, я чувствовала, как закипаю.

— Такако? — окликнул меня дядя, потому что я все это время молчала.

— Я сейчас приеду.

— Что? Но ты же на работе, — пролепетал дядя, но я сбросила звонок, не дослушав.

«Жестокая, жестокая, жестокая», — повторяла я мысленно, сидя в электричке на пути в Дзимботё. Взрослые так не поступают. Конечно, я и ее понимаю. Не каждый решается вернуться после пятилетнего отсутствия и сообщить о своей болезни. Тем более что она все еще любит дядю Сатору. Но что теперь будет с ним? Когда она ушла в прошлый раз, ему было очень больно.

Я на стороне дяди. Все это время он был рядом со мной. Поэтому я никогда ее не прощу, если она вот так исчезнет. Я не могла совладать с переполнявшей меня яростью. Меня аж трясло от злости.

Уже в магазине, когда дядя показал мне записку, в которой было лишь: «Спасибо, прощай», я порвала ее на мелкие кусочки и бросила на пол. Дядя ошеломленно взглянул на меня.

— Подлая и жестокая. Казалась такой хорошей, а сама… просто сбежала.

— Такако? — Дядя обеспокоенно взглянул на меня. — Слушай, Така…

Не дослушав дядю, я выпрямилась и произнесла:

— Я разрываю договор. Нет, не было никакого договора. Она просто просила не говорить никому.

— Что?

Я вкратце рассказала обескураженному дяде о том, что узнала той ночью, понимая, что он будет шокирован. Но он имел право знать и был единственным, кто мог остановить госпожу Момоко.

Но дядя, будто ни капли не удивившись, когда я договорила, лишь кивнул и тихо сказал:

— Понятно.

— Вы знали?

— Нет.

— Но…

Дядя вздохнул и тяжело плюхнулся на стул.

— Так и знал, что ее возвращение весьма необычно. Я же говорил раньше, что если она что-то вобьет себе в голову, то никогда не изменит себе. И при этом появилась… Поэтому я боялся задавать ей вопросы. Поэтому попросил об этом тебя. Какой же я дурак. Вот что вышло из-за того, что я не поговорил с ней с самого начала, — обреченно сказал дядя.